Читаем без скачивания Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я с ним не ссорился, – сказал Васёк.
– Ты не ссорился? – вспыхнул Саша, вырвал свою руку и побежал вниз по лестнице.
* * *Митя шёл с учителем. Перед ними маячила одинокая тёмная фигурка, то возникающая при свете фонаря, то исчезающая в темноте улицы.
– Трубачёв… – усмехнулся Митя. – Домой бежит… Тяжко ему пришлось сегодня, бедняге.
Сергей Николаевич вздохнул полной грудью свежий вечерний воздух:
– Трудно растёт человек…
Митя ждал, что учитель скажет ещё что-нибудь, но тот молчал. Сбоку его твёрдый, резко очерченный подбородок и рот с сухими, крепко сжатыми губами казались чужими и холодными.
«Недоволен мной, ребятами? – взглядывая на учителя, пытался угадать Митя. – „Трудно растёт человек“… Конечно, трудно… Так чего же он хочет от ребят?»
От обиды нижняя губа у Мити чуть-чуть припухла. Молчание становилось тягостным.
– Вы не думайте, они всё-таки неплохие ребята…
Сергей Николаевич повернулся к нему и с живостью сказал:
– Хорошие ребята! Особенно этот… Трубачёв и его товарищи.
* * *Васёк шёл один. После сбора в тёмной раздевалке его поймал Грозный и, легонько потянув за рукав, шёпотом спросил:
– Проштрафился, Мухомор?
– Проштрафился, Иван Васильевич!
– Да, прочесали тебя, брат, вдоль и поперёк… Раньше, бывало, ремнём учили, попроще вроде, а теперь – ишь ты! Ну, авось обойдётся… Ступай домой. Макушку в подушку, а утром на душе легче.
Васёк попрощался со стариком и вышел на улицу. Он устал, в голове было так много мыслей, что ни на одной не хотелось останавливаться.
В конце своей улицы Васёк увидел тётку. Она, суетливо и неловко обходя лужи, шла вдоль забора, придерживая обеими руками концы полушалка. Васёк вспомнил, что тётка плохо видит, и бросился к ней навстречу:
– Тётя!
– Васёк! Батюшки! Где ты запропал? Девятый час пошёл…
– Я на сборе был… Нас вожатый собирал.
– «Вожатый, вожатый»! С ума он сошёл, твой вожатый! Детей до полуночи держать!
– Да он не виноват. Дела у нас такие были… пока разберёшься… Не сюда, не сюда, тётя. Давай руку!
– Погоди, не тащи… Это чего блестит?
– Тут лужа, держа её за руку, говорил Васёк. – А вот камень… ставь ногу…
– Ишь ты, глазастый. А я шла, небось забрызгалась вся… Ну, какие же у вас дела разбирали? – благополучно минуя лужу, спросила тётка.
– Кто что натворил, – уклончиво сказал Васёк.
– Кто что натворил… А ты бы домой шёл.
Васёк засмеялся.
– Да меня, тётя, больше всех ругали там, – сознался он. – За поведение и всякие разные слова дурацкие… за грубость…
– А-а, – подняв кверху брови, протянула тётка, – за грубость?
– Ну да. Вот и тебя я тоже обидел.
– Ну… это что… Мы свои – не чужие! – заволновалась тётка. – А вожатый, он, конечно, знает, что делает. Коли задержал, значит, нужно было… это на пользу.
Васёк крепко прижал к себе тёткину руку.
– Ладно, ладно… Идём уж. Там тебе ужин приготовлен, а под тарелочкой… – Она остановилась и подняла вверх палец: – Суприз!
Глава 34
Р. М. З. С
Мазин сидел на берегу пруда и напевал свою любимую песенку:
Кто весел – тот смеётся,Кто хочет – тот добьётся,Кто ищет – тот всегда найдёт!
Он смотрел, как у края берега в тёмной воде отражаются набухшие почками ветки берёзы, как, переплетаясь с ними, вытягиваются тонкие иглистые сосны и громадной тенью ложатся мохнатые лапы старой ели. Теперь под этой елью чернеет глубокая яма, залитая водой. Это бывшая землянка Мазина и Русакова. Когда снег начал таять, в неё хлынули со всех сторон ручьи. Хорошо, что к тому времени у мальчиков появился новый приют…
Мазин вспомнил, как они с Петей шли домой со сбора. Петя ждал, что Митя вызовет в школу отца. Наказания он не боялся – он боялся потерять свою новую мать.
– Она уйдёт! – тоскливо повторял он всю дорогу.
– Не уйдёт! – лениво утешал его Мазин: ему не хотелось заниматься Петькиными делами. Он хотел разобраться в настоящем товариществе, о котором говорил учитель, а потому, не глядя на расстроенное лицо Русакова, нехотя бубнил, идя с ним рядом: – Птичья голова у тебя, Петька… И вообще, ты только о себе одном думаешь. Брось ты с этим делом нянчиться… Уйдёт – так другая найдётся!
– Другая? – Петька даже остановился. – Другая?! – От волнения у него перехватило горло. – А ты себе другую мать хочешь, Мазин?
– При чём тут это? – тоже останавливаясь, недовольно спросил Мазин?
– А при том, что ты… ничего не понимаешь в моей жизни, – с усилием сказал Петя, – а я… один. И ты лучше ничего не говори, если так…
– Как – так?
Петя молчал. Мазин почувствовал, что Петька вдруг отделился от него со всеми своими горестями и теперь уже будет решать свои дела тихо, про себя, не обращаясь за помощью к товарищу.
– Ладно, – сказал он прежним снисходительным тоном. – Я пошутил. Сейчас придумаем что-нибудь…
– Не надо.
– Что – не надо? Собери её вещи и спрячь, а пока она будет искать, отец сам уговорит остаться. Понял?
– Не надо, – тихо повторил Петя. – Ничего не надо мне, Мазин! Это не такое, чтобы придумывать что-нибудь. – Он отвернулся и сломал голую ветку у забора. – Этого ты не можешь… и не надо.
– Да ну тебя! – рассердился Мазин. – «Не можешь, не можешь»! Я всё могу!
Когда Петя ушёл, Мазин долго стоял во дворе и смотрел на его окна.
«Есть прямое, честное товарищество, а есть мелкое, трусливое выручательство», – вспомнил он слова учителя.
«Эх, жизнь! Пойду завтра к его мачехе и напрямки начну действовать», – решил Мазин.
* * *За ночь решение окрепло. Мазин застал Екатерину Алексеевну одну. Она сидела за работой – подшивала Петины брюки. Изо рта её торчали булавки, а в длинных ловких пальцах мелькала иголка. Мазин поздоровался и, оглядев новые Петины брюки, вежливо сказал:
– Симпатичные брючки.
Мачеха засмеялась с закрытым ртом, булавки запрыгали на её губах.
«Ещё подавится!» – с тревогой подумал Мазин и сказал:
– Выньте изо рта булавки. Я к вам по делу пришёл.
С тех пор как Петя первый раз привёл к себе Мазина, прошло много времени. Екатерина Алексеевна уже хорошо знала этого смешного, толстого, спокойного мальчика, товарища Пети. Она с интересом прислушивалась к коротким фразам, которые бросал Мазин Пете во время игры или занятий. Ей нравился Мазин, но где-то про себя она опасалась того влияния, которое он имел на Петю.
«Если хорошенько браться за Петю, то сначала нужно взяться за Мазина», – нередко думала она, наблюдая их вместе. Но до сих пор Мазин был неуловим, никогда не обращался к ней с вопросами и сам отделывался короткими ответами.
– Какое же у тебя ко мне дело? – опуская на колени шитьё, спросила Екатерина Алексеевна.
– А вот какое. – Мазин придвинул стул и сел прямо против неё. – Я, как настоящий товарищ Пети Русакова, считаю, что нам надо прямо и честно объясниться. – Он заметил смешливые искорки в глазах Петиной мачехи и насупился: – Вы не смейтесь. Это не такое, чтобы смеяться. Это такое, что заплакать можно, если вы для Петьки как мать родная. Мазин вспыхнул и рассердился: – Мне тоже, как товарищу, не очень-то легко!
Екатерина Алексеевна сложила руки на коленях и умоляюще посмотрела на него:
– Коля, если что-нибудь случилось, ты говори сразу… ну, сразу!
– Не бросайте Петьку никогда, если даже отец его выпорет! Понятно? – выпалил Мазин.
* * *В тёмной воде один за другим исчезали камешки, брошенные Мазиным. От камешков расходились ровные спиральные круги.
«Плакала, – вспомнил Мазин. – И Петька плакал… – И, удивлённо поглядев на своё отражение в воде, Мазин скорчил гримасу. – И я плакал… Эх, жизнь!»
Но зато не только Петина мачеха осталась навсегда в Петином доме, а и всё имущество из землянки перекочевало в русаковский дом, который стал теперь самым прочным местом на свете. И даже Русаков-отец потерял свой грозный вид.
«Не то он был чёрный, а стал каштановый; не то он раньше с бородой ходил, а теперь усы у него. Петьку по плечу хлопает, смеётся, шутит. Одним словом, наверно, его фабрика сто пар ботинок в секунду делает. Придётся и нам себя показать, – озабоченно подумал Мазин, устраиваясь поудобнее на бревне и отводя глаза от тёмной глубины пруда. – Даёшь учёбу!»
Он вытащил из кармана свёрнутую в трубочку тетрадь. Но поучиться ему не пришлось.
Около прежней землянки послышались тихие голоса.
– Я думаю, что это нора лисы, – сказала девочка в белом фартуке, с пучком подснежников, торчащих из кармана на животе.
– А я думаю – медвежья, – серьёзно ответил, приседая на корточки, стриженый мальчик с круглой головой и чёрными глазами. – Я даже сейчас потыкаю медведя палкой.
– Не надо. Он затонул, – сказала девочка.
Но мальчик достал прут и наклонился над ямой.
– Эй, ты, упадёшь! – крикнул Мазин и, перескочив через бревно, пошёл к детям. – Вам что тут надо? Это не нора, а землянка. Убирайтесь отсюда!