Читаем без скачивания Орлы и звёзды - Александр Антонов

– Ты давеча спрашивал, зачем я хлопцев в железнодорожную форму обрядил? Не скрою, были у меня и другие мысли, а потом подумал: они ведь и так железнодорожники, и ехать нам по железной дороге, так чего огород городить? Какая одежда привлечёт меньше всего внимания на железной дороге? То-то… Вот и разбил я свой отряд на две паровозные бригады во главе, кстати, с настоящими машинистами. И сам в инженера-путейца вырядился, но только не сразу. От Каинска-Томского до Омска ехал по-простому, третьим классом, и только в Омске преобразился. Ты знаешь, как мы уезжали? Вот ты сказал про шпиёнов. То, как мы развлекаемся сегодня, это так, семечки. Ты послушай, как всё начиналось. Перво-наперво выправили все бумаги. Паспорта, правда, у всех и так были настоящие. А что? Мой, хоть и купленный, но ведь настоящий! Остальные бумаги, конечно, липа. Но добротная. Так просто не распознаешь. Мало того. Железнодорожники, они на революционную волну хорошо настроены. И связь у них налажена о-го-го! Ушёл соответствующий сигнал и за нашей группой товарищи всю дорогу присматривали. Передавали, можно сказать, с рук на руки. Случись чего – помогли бы! Так что можно было без особого риска ехать всем вместе. Но я решил иначе. Одна группа уехала за двое суток до моего отъезда в сторону Новониколаевска, другая, тоже экипированная как поездная бригада, за сутки – в сторону Омска. Я сел в поезд ночью один, как уже говорил, в третий класс. В Омске меня местные товарищи приютили. У них я отсиделся, переоделся и, опять-таки ночью, сел уже в другой поезд. Но ехал теперь «барином» в вагоне другого цвета. В этот же поезд, но в разное время, в разные вагоны и на разных станциях сели остальные бойцы.

В это время в дверь позвонили. Иван привёл остальных хлопцев.

Часть вторая

Глава первая

Гудит Петроград – гудит, как басовая струна. Удивительно время – февраль 1917 года! Много про это читал. Но то, что вижу сейчас на покрытых пепельно-грязным снегом Петроградских улицах, в цехах его нахохлившихся заводов, в пропахших потом и табаком казармах лучших императорских полков, в чистенькой гостиной на Сергиевской улице, а главное, то, что я там слышу, не идёт ни в какое сравнение с прочитанным. И мне становится, по-человечески, жаль низкорослого бородатого полковника, который смотрит на происходящее из окон Зимнего дворца непонимающими глазами, в которых уже отразилось начало его личной трагедии: стать последним звеном в династической цепочке Романовых. Все последующие примеряльщики Большой императорской короны Российской империи будут уже от оперетты, а не от Истории.

Бедный, бедный, Ники – никому ты не нужен. Ни просирающему войну генералитету, ни алчущей свободного рынка буржуазии, ни новоявленным Робеспьерам всех мастей и оттенков. А ведь не под тобой теперь – под ними, богобоязненный народ российский. Генералы властны (пока властны) над жизнями восьми миллионов твоих подданных. Над желудками всех без исключения властны проклюнувшиеся в твоей державе капиталисты. А в умах народишка твоего насильничают революционеры. И вот теперь их интересы роковым для тебя образом совпали. Понимаешь, что это для тебя значит? Ничегошеньки ты, Николай Александрович, не понимаешь! Лупаешь попусту глазами на Дворцовую площадь. А если бы понял? Смог бы изменить историю страны и свою судьбу? Кто знает… Гудит Петроград…

Примерно так же гудела наша далеко не маленькая квартира когда Ольга привела Глеба со товарищи. Я, признаться, нисколько не удивился тому, что Ольга всё-таки встретила «свой» поезд. Любящее женское сердце способно сотворить и не такое. А вот появлению Глеба обрадовался без меры. Кстати, очень кстати влился Васич в наши боевые ряды! Тем же вечером состоялось заседание «большой тройки». Ольга, которая, усадив подле себя Васича, не покидала кухни, – шутка ли, накормить такую ораву! – по моей просьбе выкроила кусочек времени и смоталась за Ершом. Васич хотел поехать с ней, но я убедил его пока не светиться. После ужина, отправив хлопцев в верхнюю комнату, где мы их и разместили, я, Васич и Ёрш уединились в кабинете. Ольга присоединиться к нам отказалась наотрез.

– Я боец, а не штабная крыса! – заявила она. – Заседайте без меня. А с мужем, – она ласково положила ладонь на грудь Васича, – я ещё нашепчусь, у нас вся ночь впереди! – И отправилась на кухню делать заготовки к завтраку.

«Крысы» же её действия комментировать поостереглись и стали устраиваться кому как удобно – разговор предстоял долгий. Чего мы в этот вечер добились, так это составили целостную картину нашего появления в этом мире. Дальнейшие действия обозначили лишь пунктиром, поскольку возникло слишком много «если» и «но».

Львов появился на следующий день и охренел от увиденного. Конспиративная квартира секретного подразделения главного жандармского управления Российской империи превратилась в бивак инсургентов. На кухне что-то постоянно шкворчало и булькало, оттуда истекал устойчивый запах готовящейся пищи. По лестнице, ведущей в верхнюю комнату, то и дело сновали крепкие молодые парни. Они, правда, старались не привлекать к себе внимания, дефилируя исключительно между верхней комнатой и туалетом, зато делали это с подозрительным постоянством. И мне кажется, я разгадал причину этого хождения. Хлопцы впервые в жизни увидели тёплый клозет. Я вспомнил, как сам впервые опробовав эскалатор катался по нему до посинения.

Полковник смотрел на меня круглыми от изумления глазами, и я поспешил провести его в кабинет, где уже находился Глеб.

– Познакомьтесь, Пётр Евгеньевич, – голосом телевизионного шоумена воскликнул я. – Это тот самый Глеб Васильевич Абрамов о котором писал в своей реляции несправедливо опороченный ротмистр Кольцов, а столь поразившие вас личности из верхней комнаты – бойцы его отряда.

Полковник обменялся с Глебом рукопожатием, потом неожиданно попросил:

– Покажите карабин!

Глеб удивлённо посмотрел на меня – я лишь пожал плечами – и покинул кабинет. Вернулся, держа в руках карабин. Львов осмотрел оружие, прочитал название «Тигръ», покачал головой, потом неожиданно спросил:

– У вас лупа есть?

Я достал из ящика стола лупу. Львов долго изучал с её помощью год выпуска карабина. Потом отложил лупу, вернул оружие Глебу и как-то потеряно произнёс:

– И всё-таки 1994…

– Вы до сих пор сомневаетесь? – спросил я.

Львов не ответил, только как-то неопределённо подёрнул плечами. Чтобы вывести его из прострации я решил сменить тему.

– Пётр Евгеньевич, почему вы ничего не сообщили мне о том, что внесли поправки в дело группы Седого?

– Просто не успел. Впрочем, и вы не успели сообщить мне о встрече с Савинковым.

– Но вы, тем не менее, об этом узнали?

– Как и вы о том, что в дело террористической группы внесены изменения. – Такой диалог вёл в никуда и полковник, видимо, понял это. – Впрочем, я готов объясниться. О вашей встрече с Савинковым я узнал из рапорта офицера, руководившего облавой на «Привал комедиантов». Там указано, что караулившие один из выходов жандармы были необъяснимым образом приведены в беспамятство, как и крутившийся подле дворник. Я тут же догадался, чьих это рук дело. Никто кроме Ведьмы не проделал бы этого столь изящно. – Полковник не обратил внимания на самодовольную улыбку Глеба. – Догадаться об остальном, согласитесь, было нетрудно. Я понял, что вы вышли на руководство эсеров. И ещё я понял, что они будут проверять подлинность вашей легенды. Я решил вам подыграть. Внёс нужные изменения в дело и позволил ознакомиться с ним информатору эсеров.

– Так вы знали, что в дело заглядывал посторонний?

– Разумеется, – пожал плечами Львов. – Иначе, он никогда бы туда не заглянул. Помимо этого я допустил утечку ещё кое-какой информации касающейся пребывания Войновского в Петрограде.

Мне стало стыдно. Я ведь подумал о полковнике плохое. Львов усмехнулся, видимо всё прочитав с моего лица. Мы немного помолчали, каждый о своём, потом полковник сказал:

– Вы не спросите, почему мы, – я имею в виду жандармов – зная имя предателя, терпим его в своих рядах?

Был ли этот вопрос ещё одной проверкой или Львов давал мне шанс реабилитироваться – не знаю, но ответил я довольно уверено:

– Тут как раз всё ясно. Зная предателя можно держать его под контролем, сливая через него строго дозируемую информацию или дезинформацию.

– Если бы все в жандармском управлении рассуждали как вы, – вздохнул Львов. – А то, чтобы получить санкцию на работу с этим выродком, моему коллеге пришлось обратиться к самому Джунковскому.

– Вы сказали «выродок», – вмешался в разговор Глеб. – Я так понимаю, что «крот» работает не за идею?

– Вы сказали «крот»? – перепросил полковник.

– Так в нашем времени называют сотрудника спецслужб, сотрудничающего с противником, – пояснил я.