Читаем без скачивания Царица Армянская - Серо Ханзадян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
верное служение тебе?!.
Весь мир потонул во тьме.
В ночи осталось незамеченным, как некто в черном бросился с
крепостной стены в волны Тер Мадона и поплыл к противоположному берегу
реки.
* * *
Хеттам никак не удавалось подавить сопротивление Арбок Перча с его
небольшим отрядом.
Рассвет был кровавым.
Армяне, прибившись к крепостной стене, продержались весь день,
отбивая атаки врага.
С наступлением темноты Арбок Перч сумел наконец отыскать ведущий к
храму потайной ход. Они благополучно прошли им и забрались на крышу храма.
Там, как знамя на древке, на ветру колыхалась наброшенная на палку
окровавленная сорочка принесенной в жертву девушки. Арбок Перч сорвал
сорочку, уткнулся в нее лицом, затем поднял над собой, растянул во всю
ширь и сказал:
— Теперь у нас есть знамя, армяне! Сейчас эта окровавленная сорочка —
наш бог, наша вера!
Они спустились с крыши, прошли к крепостной башне и, изрубив хеттских
охранников у входа, по каменным ступеням взбежали на самый верх башни.
Дул теплый несильный ветер. Арбок Перч набросил сорочку на копье и
взвил над разрушенным городом.
— Есть у нас свое знамя!
* * *
И еще один рассвет зачинался в кровавой мгле.
К башне подступил полк Нуанза Вараша.
Хеттский военачальник восседал на колеснице вооруженный до зубов и
весь в броне. Шлем его венчал бычий хвост, в ушах сверкали золотом крупные
серьги. Ему помогли сойти с колесницы.
Непомерно высокий, бритоголовый, он грозно возопил:
— Ты почему не идешь покориться мне, раб Арбок Перч?!
Арбок Перчу хотелось плюнуть на вражьего пса, но, считая и это
унижением своего достоинства, он в тон ему резко крикнул:
— Я не твой раб, чтобы кидаться тебе в ноги. Это ты пришел ко мне и
стоишь там внизу.
— Сразу видно, что армянин. Спесивости не занимать.
— Зато не бесчеловечный и не вероломный, как твой нечестивый царь
Мурсилис и его подручные, воровски пробравшиеся в наш город. Зачем пришел
сюда?
— Чтобы взять тебя в плен вместе со всем твоим войском и угнать к
себе!..
— Что ж, попробуй.
Нуанза Вараш велел привести армянского верховного жреца Арванда
Бихуни, чтобы тот уговорил гордеца покориться.
Тут уж Арбок Перч не сдержался и смачно плюнул в жалкого жреца.
— Это ты распахнул врата Нерика перед хеттами, мерзкий хищник! Пес
шелудивый!
Нуанза Варашу так и не удалось покорить горстку армянских храбрецов,
прорвавшихся на вершину крепостной башни. Оставив своих воинов в осаде, он
вынужден был ни с чем удалиться вместе с Арвандом Бихуни.
Люди Арбок Перча, едва завидев на близлежащих улицах кого-нибудь из
хеттов, метали в них камнями из пращи и почти каждого убивали.
Ночью Арбок Перч велел привязать к башенным зубцам крепкую длинную
веревку и сбросить ее вниз. Бесшумно и ловко они все незамеченными
спустились вниз и вплавь переправились на другой берег Тер Мадона. Про
знамя они тоже не забыли. Арбок Перч обмотал окровавленную сорочку вокруг
шеи. «Я изведу всех богов вместе с их храмами! — поклялся он памятью
безвинной жертвы. — Эта окровавленная сорочка обернется морем крови,
которую я выпущу из врагов моей земли! Клянусь тебе, мое единственное
божество!..»
Они вошли в лес и стали быстро продвигаться к востоку Вскоре небо
заалело. Всходило солнце.
* * *
После трехдневного пребывания в Бойлакане войска Каранни,
объединившись с полками Багарата Дола, выступили в юго-восточном
направлении. Каранни намеревался вторгнуться в пределы разбойных племен
Егимаис-Ерана и так их поприжать, так укротить, чтобы навсегда присмирели
и даже приблизиться не смели бы к границам его земли.
В этот поход царевич взял только боевые колесницы. Все пешее воинство
осталось в Бойлакане.
Ночь выдалась жаркая. Лошади взмокли.
На плотах переплыли через разлившийся, но спокойный Ерасх и ступили
на равнинные земли южного побережья Каспийского моря.
Дыхание чужой земли словно ожгло Каранни. Вдруг подумалось: «А
вернусь ли я отсюда домой?..»
Зной стоял нестерпимый. Небо было необычно высокое и какое-то странно
мглистое, хотя и пронизанное лучами восходящего солнца.
Целую неделю шли они по безлюдным степям, не увидав ни живой души, ни
признаков человеческого жилища. Иногда навстречу попадались табуны диких
лошадей и ослов. Конники с гиканьем пускались за ними вскачь, ловили
арканами жеребят, резали их и коптили мясо впрок.
Но вот наконец добрались до небольшой речушки. Вода в ней мутная и
какая-то густая, еле течет. Вдали столбиками тянулись к небу чахлые дымки.
Не без опаски пошли на них.
Оказалось, что это становище кочевого племени. Ни шатров, ни укрытий.
Все и вся под палящим небом. И люди полуголые, дочерна обгорелые. Оружие у
них — лук да стрелы.
Два человека, отделившись от лагеря, направились навстречу
пришельцам. Вид у них был явно встревоженный. Багарат Дола, владевший
наречием здешних племен, спросил:
— Какой вы страны, люди?
— Страна?.. А что это такое — страна?..
— Где живете?
— Ах, вон что!.. Живем где придется. Мир без начала и без конца.
— Какому богу поклоняетесь?
— И этого мы не ведаем. Что значит бог?..
Каранни удивился наречию, на котором говорили эти люди. Звуки
жесткие, как по ржавчине продирающиеся, слова долгие и монотонно связанные
одно с другим. И, разговаривая, они нелепо жестикулируют руками,
подпрыгивают. А волосатые-то какие! И все в гнойных струпьях.
Соответственно и зловоние от становища непереносимое.
Все кочевые насторожились. И стар и мал, и женщины и дети с
любопытством разглядывали прибывших, и что-то все говорили друг другу.
Вокруг становища паслись отары коз и овец. Тут же лениво дремали
мелкопородные собачонки.
Войско расположилось на постой на берегу реки, в значительном
отдалении от кочевья дикого племени.
Многие, сразу раздевшись, бросились в воду, хоть немного остыть.
Кто-то просто мыл руки, умывался. И надо было видеть, как реагировали
женщины и дети кочевья. Они кричали, разводили руками. Дивились явно
небывалому. В их племени всякое омовение считалось греховным.
Какая-то девчушка попробовала в подражание армянам плеснуть на лицо
воды. Кочевницы все разом заголосили, накинулись на нее, схватили за
волосы и оттащили от реки.
Ночь опять была нестерпимо душной. Воины спали нагишом, прямо на
земле, еще жаркой от дневного нагрева. Спали неспокойно, пожираемые
разного рода комарьем и мошкарой.
С рассветом решено было двинуться дальше. Каранни велел Каш Бихуни
отобрать из кочевников юношей покрепче и взять их с собой. Пригодятся в
пути. Помогут с добыванием провианта для войска в этих диких, чужих
землях.
Военачальник подобрал больше сотни парней, накинул каждому на шею
веревку, затем связал их всех вместе и погнал перед войском.
Почти полдня уже были в дороге, когда вдруг заметили, что за ними,
оказывается, увязались жены пленников. Грязные, полураздетые, босые. Малых
детей они оставили в становище. С собой взяли только тех, кто был постарше
и мог идти сам.
Царевич велел приостановиться. Женщины подошли и взмолились, чтоб их
не разлучали с мужчинами.
— А что же вы малышню бросили? — спросили их.
— Куда нам с ними? — пожимали плечами женщины. — А без мужей никак
нельзя...
Армяне попробовали уговорить их вернуться к детишкам, но из этого
ничего не вышло.
— Как же нам быть? — спросил Каранни, обращаясь к Каш Бихуни. Судьба
малышни, брошенной этими дикарками на съедение зверью, тревожила его.
— Для жалостливости сейчас не время, царевич. Притупи и слух свой, и
зрение и следуй к намеченной цели.
Женщины кинулись к своим связанным мужьям и заголосили на все лады,
так что земля содрогалась. К каждому из пленников прилипло по три-четыре