Читаем без скачивания Высокий глерд - Гай Юлий Орловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он наморщил лоб.
— Я думал, ты знаешь. Какая–то штука у косплеи- стов. Какие–то магические ритуалы с нею связаны. Вроде бы крестят ею…
— Как думаешь, — спросил я, — какого он будет роста? Когда взрослый?
Он пожал плечами.
— Не знаю. Какой–то новый вид. Такие не могут ходить большими стаями, места для корма не хватит. Так что у них не столько стаи, как прайды. Но правила те же: любовь и преданность к вожаку. Это у них на генетическом уровне, как н у собак… Так он вырастет большой, но в сарае поместится.
— Прекрасно, — ответил я бодро и покосился на женщин. — А место для выгула? А то у меня участок всего сто гектаров.
Брюнетка завистливо вздохнула, закатила глаза, я почти услышал «дас ис фантастиш», а блондинка раздвинула и отвела назад плечи так, что я услышал пулеметные щелчки магнитных пуговиц до самого низа платья.
— Сто гектаров? — повторил Профессор. — Хватит и десяти. Только отгороди, а то сломает и бетонную стену, если разыграется и шарахнется сдуру…
— Спасибо, — сказал я. — Ты меня выручил. Побегу дрессировать своего динозаврика.
На обратном пути я вспоминал все, что знаю о стадных и нестадных. Стадные легко приручаются, волчонок вырастает беспредельно предан человеку, у стадных запрограммирована любовь к сородичам из стаи, без этого не добились бы своих высот. Это кошачьих приручить не удастся, их можно только приучить жить в квартире, но не приручить, а вот стайные…
— Моя ты жабушка, — сказал я умильно, вспоминая своего жабенка, — это я, твоя мама и твоя папа…
Когда, оставив автомобиль во дворе самому открывать гараж и пригораживаться там, вбежал бодро в дом, мой горбатенький ящеренок сидит на коленях у королевы, голову задрал, а она скребет ногтем ему белое горлышко.
— Ваше величество, — сказал я сварливо, — вы избалуете мою домашнюю зверушку!
Она посмотрела на меня исподлобья.
— У тебя и животные не такие, как у других. Кто ты?
— Улучшатель, — сказал я скромно. — Лучших из всех существующих. Живая легенда! Как и моя зверушка,
что тоже самая лучшая… Ладно, я сегодня что–то добрый, наверное, съел что–нить… вы тоже самая лучшая из королев!.. В смысле, красивая. Когда вот так в профиль. Желательно, в полной темноте… Эй, морденок!
Ящеренек распахнул глазища, у детей они всегда большие, круглые и невинные, запищал и бросился ко мне, простучал коготками по полу и взобрался быстро по штанине и рубашке до самого моего уха, где с плеча принялся что–то нахрюкивать, то ли жалобу, то ли благодарственную песнь.
— Докладаю, — сказал я, — да не тебе, а ее величеству! Хоть тебя люблю больше, но ее величество уже почти уважаю за нечеловеческую стойкость, почти женскую… Глубоко как бы уважаю, настолько глыбоко, что самому страшно…
Королева прервала:
— Попытайся собраться. Понимаю, у глупых людей слова и мысли всегда разбегаются…
— Первая часть плана, — отчеканил я, — выполнена. Трансформатор закуплен…
Ее щеки заалели, а в глазах появился звездный блеск.
— Наконец–то!
— Ваше величество, — сказал я с укором, — пошли только вторые сутки, как вы здесь, а вы уже считаете нашу жизнь адом!.. Вообще–то она такая и есть, но нужно же учитывать мои патриотические чувства!.. Нечего иностранцам хулить наше посконное… Завтракать будете?
Она сказала строго:
— Мы уже завтракали.
— А второй завтрак? — спросил я. — Думаете, у меня амнезия?.. У нас есть еще и третий завтрак, а у некоторых и четвертый. И два обеда. Про ужины вообще запретная тема. Это называется дробным питанием, когда часто, но много.
— Почему запретная? — спросила она с непониманием.
— Многие даже себе не могут признаться, — буркнул я. — Слаб человек, слаб. Жрет и жрет…
На ее губах проступила надменная улыбка, дескать, это человек слаб, а вот женщины сильны, они осознают, что на них держится весь мир.
Я сгреб дракончика в ладони, расцеловал и строго напомнил:
— Я твой папа, понял?.. И мама. Так что слушайся меня, а то любить не буду.
Он взвизгнул и полез целоваться еще и еще, извиваясь всем телом, выразительное такое заверение, что обожает меня, такого сильного, красивого, мудрого и все умеющего…
Блин, когда на меня так хоть одна женщина посмотрит?
Я снова поцеловал в морду с такой сердечностью, с какой не целовал ни одну женщину. Вообще–то и от них никогда не видел такой чистой любви и преданности, как от этого существа с гребешком на спине.
Королева поморщилась:
— Бр–р–р… он холодный, противный.
— Зато сердечко горячее, — ответил я с укором. — А есть люди вроде бы теплокровные, но с холодными сердцами. Если они у них вообще есть.
Она прервала королевским голосом:
— От нас что–то будет нужно?.. Для этого… формера?
— Ничего, — заверил я. — Внесут, распакуют, поставят на указанное место и включат. А дальше уже мы сами…
Она прошептала, чуть ли не впервые выказывая ка- кие–то эмоции:
— Только бы получилось… У вас тут есть жертвенники?
— На каждом шагу, — заверил я. — В пользу какой партии или движения хотите пожертвовать? Можно даже в пользу фронта, но теперь это слово запрещено, пользуемся эвфемизмом… даже мне сказать стыдно, каким.
— Нет, — сказала она, — я о настоящей жертве…
— Ох, — сказал я, — не сразу врубился. Простите, ваше величество… Что вы на меня так смотрите? Меня нельзя в жертву, лучше барана, хотя согласен, я еще тот баран, всем баранам баран, просто элитный, но трансформатор все же прибудет на мое баранье имя, так что меня ну никак нельзя.
Она опустила взгляд.
— Да нет, я о другом подумала…
— Другом баране?.. Ящеренка не дам!
— Неважно, — ответила она рассеянно, — это вот там мигает… что–то хочет?
Я оглянулся, в углу экрана мерцает зеленый огонек, звук и видео я отключил, не до них, отвлекают, да и вопрос от королевы меньше, но сейчас…
— Минутку, — сказал я королеве, — только взгляну.
Она повернулась к экрану, но я перевел на смартфон,
всмотрелся, выслушал, а когда королева оглянулась, она даже вздрогнула, глядя на мое изменившееся лицо.
— Что случилось?
— Катастрофа! — сказал я в панике. — Всемирный потоп!.. Черная дыра и Белая Волна в одном флаконе… Что делать, что делать? Или сразу головой о стену?
Она переспросила:
— А что это за дыра и волна…
— Мать и очередной отец, — ответил я нервно. — Решили навестить, да что им не сидится?.. Старики же, разводили бы розы и капусты… пчел бы завели!
Она приподняла брови.
— Старики? Они выглядят молодыми, даже юными.
Я отмахнулся.
— Все родители уже старики. А им обоим уже за пятьдесят. Что делать, что делать?.. Слушай, а давай сбежим на это время? Пусть потусуются здесь. А когда уедут, вернемся.
Она пожала плечиками.
— Тебе виднее.
— Тогда быстрее из дома, — велел я.
Она поднялась из кресла, прекрасная и величественная, а я, бросив взгляд уже на главный экран, вскрикнул горестно:
— Не успели!..
Королева тоже повернула голову, но там лишь схема поселка с разноцветной сеткой дорог и движущимися огоньками.
— И что…
Я заметался по комнате.
— Вот именно, что делать? Они с отцом уже въехали в поселок!.. Куда тебя спрятать?.. Да и не спрячешь, мать моя во все щелочки заглянет…
Она осведомилась надменно:
— Зачем меня прятать? Ты меня стыдишься?.. Королеву Нижних Долин, где городов десятки, сотни сел и семьдесят крепостей?
— Эх, — вырвалось у меня, — вот именно, вот именно… Убить успею, но труп не спрячу… Может быть, в сарае прикрыть досками… да где теперь возьмешь доски? А вдруг мать и в сарай заглянет?..
Она смотрела холодно и надменно, даже не угадаешь, поверила или нет, королевское воспитание.
— Ладно, — сказал я быстро, — будьте королевой, ваше величество!.. Только не реагируйте на некоторые странности.
— Что за…
— Всякие, — выпалил я. — Уже подъехали!
На экране видно, как ворота приглашающе распахнулись, во двор по вымощенной декоративным булыжником дорожке вкатил «Понтиак» с открытым верхом, отец консервативен и верен старым фирмам, хотя уже многие тайтлы обогнали на крутой дорожке хайтэка.
Королева посмотрела на экран, потом на меня.
— Твои родители, — спросила она с сомнением, — знатные глерды или простолюдины?
— Еще не знаю, — огрызнулся я. — Увидим!
Она посмотрела в удивлении, потом на лице проступило выражение полного понимания.
— A-а, инкогнито? Не раскрывая своих настоящих титулов?
— Ага, — огрызнулся я, — именно…
— Благоразумно, — одобрила она. — Так удобнее. Когда не знают, кого встретят у тебя в гостях.