Читаем без скачивания Скажи будущему - прощай - Хорас Маккой

— Это очень удобно, — согласился я.

— Мисс Добсон… — раздался женский голос у меня за спиной.

Я чуть было не подпрыгнул от неожиданности. На пороге комнаты стояла женщина лет сорока с приятным лицом, в черном платье с маленьким белым передником.

— Звонил ваш отец.

— Спасибо, Джулия. В баре ещё остался лед?

— Да, мисс Добсон. Он просил вас перезвонить ему сегодня.

— Хорошо, Джулия. Я вас больше не задерживаю…

— Да, мисс Добсон. Спокойной ночи, — и тут она посмотрела на меня. Я готов был провалиться сквозь землю, а на её лице мне оставалось прочитать именно то, что я и ожидал.

— Не хочешь выпить?

— А ты?

— Пожалуй, да. Пошли в бар…

Это оказалось недалеко, бар примыкал прямо к гостиной — крошечная комнатка со все теми же зелеными стенами, зато вся мебель была обтянута красной кожей. За стойкой — четыре ряда зеркальных полок, уставленных разнокалиберными бутылками.

— Раньше здесь располагался туалет, а я превратила его в салун, — она откинула крышку и прошла за стойку. — И теперь мне осталось только получить лицензию на торговлю спиртным, — рассмеялась Маргарет. — Скотч?

— Коньяк…

— Какой?

— Ну…

— Здесь с полдюжины сортов. Выбор небогат, но…

— Я предпочитаю «Деламэйн».

— Такого у меня нет, — протянула она, окинув взглядом полки.

— Тогда сойдет "Реми Мартен".

— И этого тоже нет.

— Тогда мне все равно, — безразлично отозвался я.

— "Отард"?

— Ладно.

Она поставила передо мной бутылку коньяка и бокал, и пока что-то смешивала для себя, я плеснул себе немного коньяка.

— Я предпочитаю "Кэтти Сарк", — она бросила в бокал несколько кубиков льда и подняла его. — За что будем пить?

— За лакеев.

— За лакеев, — провозгласила Маргарет.

Мы выпили, она вышла из-за стойки и присела в кресло у стены, а я повернулся к ней лицом. Маргарет потягивала свой коктейль и внимательно изучала меня сквозь стекло бокала.

— Думаю, ты будешь скучать по этому гнездышку…

— Скучать?

— Когда уедешь…

— И не собираюсь…

— Ты ещё об этом не знаешь, но уехать ненадолго придется. Она скажет об этом завтра.

— Что она скажет? И кто это — она?

— Твоя служанка, Джулия. Разве ты не видела, как она на меня посмотрела? Ей захочется провести здесь полную дезинфекцию и, возможно, сжечь твою одежду.

— У тебя есть чувство юмора, — улыбнулась Маргарет, прикладываясь к бокалу.

— А что? — я допил свой коньяк и взглянул на нее. — Что все это значит — социальный эксперимент? Нечто из области космического сознания?

— О чем ты?

— О нас, — спокойно ответил я. — Привести бродягу в эти роскошные апартаменты — зачем?

— Я здесь живу и хочу, чтобы ты был со мной.

— Разве тебя не волнует, что подумают ваши лакеи?

— Конечно, нет! Мои гости…

— Похоже, что рекорд все-таки принадлежит мне. Готов поспорить, никого подобного здесь ещё не было.

— Тебя так волнует твой внешний вид? С ним что-то не в порядке?

— Тебе лучше знать, ты же на меня смотришь…

— В самом деле?

— Ничего страшного, продолжай. Ученым часто приходится наблюдать прелюбопытные экземпляры. Для того они и существуют. Это все в порядке вещей.

Она встала и подошла ко мне.

— У меня и в мыслях ничего подобного не было. Извини, если я невзначай тебя обидела. Я разглядывала тебя просто с удовольствием. После того, что произошло между нами, тебе разве не кажется, что я имею право получше тебя рассмотреть?

— Ну, слава Богу, теперь все ясно. И тебе, и вашим лакеям. Осталось только изучить меня под микроскопом.

— Ты слишком самолюбив.

— А я вчера предупреждал. Комплекс неполноценности. Теперь ты его видишь в действии. — Я поставил свой бокал на стойку. Жуткая вещь…

— Зато ты знаешь, над чем надо работать, — не согласилась она. — Все можно изменить.

— Согласен, но для этого надо выбраться из этих лохмотьев. Дрянная одежонка для отбросов общества. Типичное американское барахло. Трехдолларовые туфли и костюмчик с конвейера. Я сменю его, когда смогу себе позволить носить вещи от Тила, Милбэнка и Хауза.

— И коньяк «Деламейн»… — тихо заметила она.

— И его тоже, — согласился я, закипая. — Тебе надо бы собрать сюда десяток ценителей, хотя это не совсем то слово, я хотел сказать-дегустаторов, поставить перед ними с десяток марок коньяка и посмотреть, кто из нас ошибется…

— Я не это имела в виду…

— Дамам вроде тебя вряд ли хватит мужества сказать начистоту то, о чем они думают.

— А нельзя нам просто поговорить по-дружески? Мне так много хочется тебе рассказать, мне так много надо тебе рассказать… И если ты перестанешь грубить, может быть, мы лучше поймем друг друга.

— Великолепно, — сказал я, отворачиваясь.

— Ты чувствуешь себя не в своей тарелке?

— Да.

— И хочешь уйти?

— Именно так я и сделаю, — я встал.

— Мне очень жаль…

— Забудем об этом…

— Жаль, что вчерашний вечер уже не повторится…

— Мне тоже.

— Нет, правда, — спокойно продолжала она. — Те чувства, которые я испытала вчера, мог дать только Браманда, и это могло быть ниспослано только судьбой. Ей было угодно, чтобы это случилось вчера. А сегодня я, ничтожная песчинка, хотела повторения, — Маргарет невесело улыбнулась, — но дилетантам это не под силу, — она подняла свой бокал. — За ученицу Великого Чародея…

Сначала мне показалось, что она несет такую же чушь, как и многие девушки её возраста, так сказать небольшое представление для театра одного актера с единственным зрителем, рассуждения о воле рока за бокалом дешевого джина. Но неожиданно я понял, что все это не нарочитая игра, а настоящие искренние чувства. То, что произошло вчера на заросшем склоне под кроной векового дуба было не просто совокуплением, а каббалистическим действом, затронувшим потаенные струны её души. Да, она была дилетанткой в эзотерической философии Дока Грина и Бог знает кого еще… Убирайся отсюда, подонок, и чем скорее, тем лучше. Тут я почувствовал дрожь во всем теле, и мне стало ясно, что вчерашний вечер и для меня стал не очередным приключением, а чем-то большим, захватившим меня целиком…

Я выключил освещение и вернулся к ней. Неясный свет, пробивавшийся из соседней комнаты, выделял лишь контуры её тела. Я её обнял. Маргарет закрыла глаза, вся напряглась и сжала кулаки. Она замерла и почти не дышала, совсем как прошлой ночью. Перед моими глазами было её бледное лицо, оттененное черными как смоль волосами, и тут я почувствовал запах Huele de Noche…

Меня охватил первобытный страх, пробудивший чувство самосохранения далеких предков, и я проснулся. Слышен был какой-то шум, движения, запах чужака заполнил мои ноздри, я открыл глаза и лихорадочно пытался вспомнить, куда бросил свой пиджак с пистолетом в кармане.

Кто-то зажег свет, и я увидел крупного лысого мужчину лет под шестьдесят лет, в синем костюме. Он пытался разбудить Маргарет и не обращал на меня никакого внимания. Тут я заметил свой пиджак на спинке стула и осторожно попытался спустить ноги с кровати, чтобы добраться до него.

— Полегче, сынок, — раздался голос из глубины комнаты. Говорил один из двух мужчин, стоявших у самой двери. Они стояли, не снимая шляп, и очень смахивали на полицейских, хотя и были в штатском.

— Миджи, дорогая, Миджи… — повторял лысый, холеный мужчина, и тут я сообразил, что это — её отец.

Маргарет что-то пробормотала в полусне и открыла глаза. Потом быстро села в кровати, прикрывая простыней обнаженное тело.

— Тебе не следовало этого делать, отец…

— Все из-за того, что ты не ответила на мой звонок, — в его голосе чувствовалось напряжение. Он протянул ей халат. — Оденься.

— Уберите его отсюда, — это уже копам.

Они молча двинулись ко мне…

— Останови их, — спокойно приказала Маргарет.

— Уберите его, — раздраженно повторил он.

— Подождите! — запротестовала она. — Это же смешно! Отец… я хочу представить тебе моего мужа, Поля Мэрфи. Это мой отец, Поль…

О, Господи, спаси меня и помилуй!

У Эзры Добсона отвисла челюсть.

— Муж? Ты вышла замуж? Когда?

— Вчера… вечером. Мы хотели сообщить тебе эту новость за завтраком, но…

— О, Господи, — пробормотал он шепотом, и я понял, что она его остановила. Мне стало легче. Чем это закончится, я ещё и не подозревал, но по крайней мере можно было обдумать сложившееся положение.

— Будь добр, отправь своих людей, — попросила Маргарет.

Кивком головы он указал им на дверь. Также молча те удалились.

— В самом деле, отец, иногда ты принимаешь слишком поспешные решения. И делаешь это довольно неуклюже. Что может Поль подумать о нашей семье…