Читаем без скачивания Собрание сочинений в 6 томах. Том 4 - Грэм Грин

Я сложил газету и вернул ее Крошке Пьеру.

— О приезде нашего друга Джонса вы даже не упоминаете?

— Ах да! Джонс. А, собственно, кто он такой, этот майор Джонс? — И мне стало ясно, что Крошка Пьер явился сюда не столько сообщить какие-нибудь сведения, сколько получить их.

— Наш попутчик. Больше я о нем ничего не знаю.

— Он ссылается на дружбу с мистером Смитом.

— Значит, так оно, вероятно, и есть.

Как бы ненамеренно Крошка Пьер повел меня по веранде, пока мы не завернули за угол, где чета Смитов не могла нас видеть. Белые манжеты далеко вылезали у него из обшлагов на черные руки.

— Если вы будете говорить со мной по душам, — сказал он, — может быть, я окажусь вам полезен чем-нибудь.

— По душам? О чем же?

— О майоре Джонсе.

— Да не называйте вы его майором. Это ему как-то не подходит.

— Вы считаете, что он…

— Я о нем ничего не знаю. Ровным счетом ничего.

— Он собирался остановиться в вашем отеле.

— Видимо, нашел себе пристанище в другом месте.

— Да. В полиции.

— Как так?

— У него, кажется, обнаружили что-то недозволенное в багаже. Не знаю, что именно.

— В британском посольстве это известно?

— Нет. Но вряд ли они смогут чем-нибудь помочь. Такие дела должны идти своим путем. Пока что ничего плохого с ним не сотворили.

— Как же быть? Посоветуйте, Крошка Пьер.

— Это, вероятно, просто недоразумение, но тут возникает вопрос престижа. Начальник полиции человек с гонором. Если бы мистер Смит поговорил с доктором Филипо, доктор Филипо мог бы поговорить с министром внутренних дел. Тогда для майора Джонса все ограничилось бы штрафом за чисто формальную провинность…

— В чем же она заключается, его провинность?

— Такой вопрос тоже носит чисто формальный характер, — сказал Крошка Пьер.

— Но вы сами говорили, что доктор Филипо где-то на севере.

— Правильно. Тогда, может быть, мистеру Смиту лучше обратиться к министру иностранных дел. — Он горделиво взмахнул газетой. — Министру будет известно, какая важная персона мистер Смит, потому что он, несомненно, уже прочитал мою статью.

— Я сейчас же поеду к нашему поверенному в делах.

— Вот это неправильный ход, — сказал Крошка Пьер. — Польстить самолюбию начальника полиции гораздо проще, чем ублажать национальную гордость. Гаитянские власти не принимают протестов иностранных граждан.

Почти такой же совет я получил в тот же день от британского поверенного в делах. Это был человек высокого роста, со впалой грудью и с болезненным выражением лица, чем-то напомнивший мне в первую нашу встречу Роберта Льюиса Стивенсона {37}. В словах поверенного слышались и нерешительные нотки, и примиренность с крушением, и юмор — сокрушили его условия жизни в столице, а не посягательства туберкулеза. Ему были не чужды мужество и юмор человека, потерпевшего крах. Так, например, он всегда держал в кармане темные очки и надевал их при встречах с тонтон-макутами, которые носили темные окуляры в обязательном порядке, для устрашения. Он собирал литературу по флоре островов Карибского моря, но все самое ценное отослал в Англию, равно как и своих детей, ибо в доме всегда мог вспыхнуть пожар — для этого было достаточно канистры с керосином.

Не перебивая меня, поверенный терпеливо выслушал мой рассказ о злоключениях Джонса и советах Крошки Пьера. Мне казалось, он нисколько не удивился бы, если бы я поведал ему и о министре социального благосостояния, покончившем с собой у меня в плавательном бассейне, и о том, как мы избавились от трупа, и втайне был бы благодарен мне, что его не поставили в известность об этом. Когда я кончил, он сказал:

— Я получил телеграмму из Лондона относительно Джонса.

— Капитана «Медеи» тоже запрашивали из их пароходства в Филадельфии. Но в той телеграмме ничего особенного не было.

— Меня, так сказать, предостерегают. Не советуют особенно идти ему навстречу. Я подозреваю, что в каком-то консульстве кто-то получил из-за него нахлобучку.

— Тем не менее британский подданный в тюрьме…

— Да, согласен, это уж слишком. Но все-таки не следует забывать, — правда? — что веские причины для ареста могли быть даже у этих мерзавцев. Я буду действовать осторожно, как мне советуют в телеграмме. Начнем с официального запроса. — Он протянул руку над столом и рассмеялся. — Никак не отвыкну от привычки браться за телефонную трубку.

Наш поверенный был идеальный зритель — зритель, о котором, вероятно, хоть изредка мечтает каждый актер, — умный, внимательный, умеющий смеяться и в меру наделенный критическим чутьем. Он постиг эту науку, повидав столько посредственных пьес, когда в хорошем, а когда и в плохом исполнении. Мне почему-то вспомнились слова моей матери, сказанные ею в последнюю нашу встречу: «Какую же роль ты сейчас играешь?» И я, кажется, действительно играл сейчас роль — роль англичанина, озабоченного судьбой своего соотечественника, роль солидного бизнесмена, который ясно сознает свой долг и обращается за советом к представителю своей монархии. На время я забыл о переплетении ног в машине марки «пежо». Наш поверенный безусловно осудил бы то, что я наставил рога члену дипломатического корпуса. Этот сюжет был слишком близок к фарсу.

Он сказал:

— Вряд ли мои запросы дадут какой-нибудь результат. Министр внутренних дел ответит, что дело находится в руках полиции. Может быть, даже прочтет мне лекцию о разграничении функций судебной и исполнительной власти. Я не рассказывал вам о нашем поваре? Это случилось в ваше отсутствие. Я пригласил к обеду своих коллег, а мой повар вдруг исчез. Ничего не купил, ничего не приготовил. Его схватили на улице, когда он шел на рынок. Моей жене пришлось открыть консервные банки, которыми мы запаслись на всякий случай. Суфле из консервированного лосося не понравилось вашему синьору Пинеда. (Почему он сказал «ваш сеньор Пинеда»?) Потом я узнал, что повар мой сидит в полицейском участке. Освободили его только на следующий день, но это было уже поздно. Ему учинили там допрос, кто у меня бывает. Я, разумеется, заявил протест министру внутренних дел. Сказал, что меня следовало предупредить об этом и я сам отпустил бы его в полицию в удобное для нас время. Министр ответил мне просто-напросто, что мой повар гаитянин, а с гаитянами он вправе делать все что угодно.

— Но Джонс — англичанин.

— Предположим. Однако сейчас не прежние времена, вряд ли наше правительство пошлет сюда фрегат. Я готов сделать все, от меня зависящее, но, по-моему, Крошка Пьер дал вам разумный совет. Попробуйте сначала другие пути. Если они ни к чему не приведут, я, конечно, заявлю протест — завтра утром. Что-то мне кажется, не первая это каталажка, в которой