Читаем без скачивания Поваренная книга медиа-активиста - Олег Киреев

Началом массовых кампаний против корпораций — антикорпоративного активизма — на Западе Наоми Клейн считает 1995 год. Хотя в течение предшествующего времени в прессу западных стран просачивались сведения о рабских условиях труда на филиалах крупных западных фабрик в третьем мире, об активистах-защитниках лесов Амазонки и Гималаев, убитых наемниками по заказу промышленных компаний, хотя в результате халатного отношения к обеспечению безопасности рабочих на предприятии в 1993 году произошел крупный пожар на фабрике игрушек Кадер в Бангкоке, унесший жизни 189 работниц, большинство из которых были девушками до 20 лет (и много подобных пожаров происходило до и после этого), хотя иногда в журналах можно было увидеть фотографии жилищ филиппинских рабочих, сбитых из листов железа и расположенных на раскаленных крышах многоэтажной оффшорной фабрики, хотя становились известны случаи вооруженных расправ над бастующими, организованных руководством корпоративных предприятий в Латинской Америке и Юго-Восточной Азии, хотя сообщалось, что кроссовки Nike, продаваемые в Европе и США за $50, производят рабочие, которым за их труд платят менее десяти центов в час, — все же достаточно мало людей на тот момент связывали в своем уме эти прискорбные факты с теми товарами, которые они ежедневно покупают в магазинах себе и своим детям. К сведениям о рабских условиях труда, эксплуатации детей и «потогонках» (sweatshops — когда рабочих заставляют работать внеурочно, не повышая оплату труда или бесплатно), прибавилась информация о хищническом отравлении природы, загрязнении Тихого океана и рек Азии, вырубке лесов, истреблении животных. 1995 год, по Наоми Клейн, стал моментом, когда у людей коллективно «кликнуло» в сознании. Ранее инвестиции крупных корпораций в экономику стран третьего мира рассматривались как гуманитарная миссия западных государств, в особенности Америки: как же, своими деньгами они помогают развивающимся нациям, создают рабочие места! Одновременно, такая политика вызывала у консервативной части населения возмущение с националистической окраской: в то время, как в их странах сохраняется определенный процент безработицы, государства создают рабочие места и платят мексиканцам или вьетнамцам. После 1995-го года агрессивно-националистическое отношение "Они крадут наши рабочие места", согласно автору "No logo", в основном, сменилось на более человечное "Наши корпорации крадут их жизни". В повестку дня была поставлена такая тема, как "корпоративная ответственность". Для того, чтобы это случилось, некоторым пришлось расстаться с жизнью: этот год стал трагической датой потери Кена Саро-Вивы — писателя, активиста и защитника прав коренного населения Нигерии, возглавившего протесты против компании Shell, которая своими отходами делала непригодной для жизни бассейн реки Нигер: security компании захватили его и выдали представителям марионеточной нигерийской власти (естественно, получающей свои дивиденды от деятельности компании). Саро-Вива была повешен.

Здесь требуется отвлечься на несколько слов, чтобы сказать об истоках корпоративной экономической политики, имеющей происхождение непосредственно в процессах мировой глобализации. Продолжающееся сегодня мировое наступление консервативных правительств под знаменем политики нео-либерализма берет начало в середине 1980-х, когда правительства Рейгана в Америке и Тэтчер в Великобритании решительно снизили налоги на крупные корпорации и переложили основную тяжесть платежей на мелкий и средний бизнес. Еще в начале ХХ века одним из пяти признаков империализма В.И. Ленин назвал "вывоз капитала" — и теперь новый империализм на всю мощность приступил к осуществлению этой политики. Чуть позже Роза Люксембург сделала из этого революционный вывод, что в своем распространении по планете капитализм неминуемо должен подкупать «привилегированных» рабочих мирового центра, покупая у них лояльность, и в то же время на периферии опираться на элементы некапиталистического производства. Эти элементы некапиталистического производства — рабовладельческие и феодальные отношения в странах третьего мира с их богатыми природными ресурсами и дешевой рабочей силой.

Итак, середина 1990-х годов стала началом множества гражданских инициатив, вдохновлявшихся совершенно этическими идеями и требованиями: против «потогонок» и рабских условий труда, против вырубки лесов и отравления водоемов. Поэтому инициативы в защиту прав человека шли параллельно с инициативами экологического характера. Применялись методики открытых судебных процессов (пример: дело «MacLibel» против корпорации McDonald's в Лондоне), голодовок и забастовок, медиальные протесты. Но главным было указание на то, что основную ответственность за преступления несут транснациональные корпорации — организующие вывоз капитала и эксплуатирующие человеческие и природные ресурсы третьего мира, не уступая самым жестоким из времен "дикого капитализма". Вскоре следом подоспела теория. Не далее как в 1996–1998 появились труды основных теоретиков, положивших начало понятию «глобализация» — Мануэля Кастельса и Саскии Зассен. Утверждалось, что транснациональные корпорации неподконтрольны никаким правительствам, их способы принятия решений непрозрачны, и более того, — что они действуют поверх национальных барьеров и отнимают у государств те функции принятия решений, которые им принадлежали раньше. Национальное государство классического образца становится лишь одним из игроков на арене мировой политики, вместе с банковскими системами, PGO (постгосударственными организациями, крупными капиталодержателями) и NGO (негосударственными организациями, общественно-политическими движениями). Все это имеет множество последствий, связанных с иммиграцией, репрессией рынков третьего мира, образованием новых профессиональных каст, изменением национальных политических структур; все это исторически происходит из сверхконцентрации капитала в этих корпорациях и объясняется заинтересованными лицами с помощью идеологии неолиберализма, то есть, свободы экономических действий, принципа laissez-faire и т. д. С тех прошло не так много времени, но решительно изменилась только одна вещь. После "11 сентября" "национальные государства", которым прогрессивные мыслители уже пропели отходную, вернулись на свет более живыми, чем были раньше. Каким же образом и зачем же кому-то потребовалось восстанавливать к жизни эти государства? — вероятно, затем, чтобы они эффективно продолжали выполнять свою изначальную, так сказать, внутренне им присущую функцию "аппарата насилия", уже утратив свои остальные функции экономического регулятора, гаранта социальных прав и соблюдения законности: "Они, — пишет в 2000-м году в "Галактике Интернет" Мануэль Кастельс, — фактически лишались своего суверенитета, поскольку должны были делиться властью и соглашаться на общие стандарты регулирования: они сами превратились в сеть, сеть регулятивных и полицейских органов".

Термин "art of campagning" появился в конце 1990-х, фактически предвосхищая скорое наступление антиглобализма как сети индивидуальных, но внутренне единых гражданских инициатив. Кажется, он был впервые использован на третьей конференции next5minutes в Амстердаме. Одной из первых серьезных попыток «кампайнинга» в неолиберальной Европе стала партия-движение Кристофа Шлингензифа "Chance 2000" ("Шанс 2000"), основанная в Берлине. Кристоф Шлингензиф — театральный режиссер, снявший несколько иронических фильмов в трэш-эстетике. В театре он работал с идеями террора и насилия, но признавался, что вообще-то не очень любит сцену. "Классическое театральное пространство является для меня тупиком в художественном смысле, потому что оно и его возможности по созданию провокации всегда остаются одними и теми же… Мой талант — это талант вампира, который может работать с актерами или другими людьми только тогда, когда они или полностью вырваны из своего нормального жизненного окружения, или когда я могу устроить вместе с ними некое приключение". Именно перенос театральности в более широкое социальное пространство стал сюжетом его новой постановки "Шанс 2000" — серии скандальных акций в публичном пространстве, для участия в которых он как актеров привлекал бомжей и безработных.

Одним из первых шагов Шлингензифа было учреждение партии "Шанс 2000" и ее региональных подразделений, для регистрации которых необходимо было привлечь как минимум две тысячи подписей. Сбор подписей проводился под лозунгом признать занятие безработных в качестве профессии: "Быть безработным — тяжелая работа!" Провозглашалось, что в Германии шесть миллионов безработных, которые остаются неопознанными в качестве социальной группы. Эта акция привела к созданию сети региональных «партийных» отделений по всей Германии.

В августе 2000 года Шлингензиф призвал миллион бомжей со всей Германии приехать к резиденции Гельмута Коля на берегу озера Вольфгангзее и войти в воду, чтобы она поднялась и затопила резиденцию. Сам режиссер выступал там в костюме автогонщика с пародийными рекламами его недоброжелателей. Бомжей приехало недостаточно для осуществления замысла, но акция получилась шумной. В Берлине во главе толпы бомжей он посетил супердорогой и суперэлитный магазин KDW ("для приличия" бомжи забрызгали там себя дорогими парфюмами), а также сайентологический центр. Сам режиссер возглавлял процессии в костюме лютеранского проповедника и с мегафоном: в сайентологическом центре, например, он кричал: "Что вы делаете с людьми?". На одной демонстрации Шлингензиф переоделся в полицейского — и полицейские были озадачены, когда пытались его арестовать.