Читаем без скачивания Будет скафандр – будут и путешествия - Роберт Хайнлайн

– Я быстро.

Крошка начала застегивать шлем, и я с отвлеченным любопытством заметил, что она одета в свой собственный скафандр – мне почему-то казалось, что на ней был скафандр Тима. Я услышал, что она идет к шлюзу, и понял, куда она направилась и зачем. Я хотел сказать ей, что Материне лучше было оставаться там, потому что здесь она может… может… Даже сам с собой я не хотел думать, что ее тело начнет здесь разлагаться.

Но Крошка уже ушла.

Вряд ли она отсутствовала больше пяти минут. Но точно не знаю, потому что сидел с закрытыми глазами и как-то ни на что не реагировал. Потом увидел, как открылась внутренняя дверь, и в ней показалась Крошка, неся Материню в руках.

Крошка положила Материню на пол в той же позе, в которой я видел ее в последний раз, потом сняла свой шлем и заплакала.

Встать я не мог – слишком болели ноги. И руки тоже.

– Крошка, милая… не плачь, пожалуйста. Этим не поможешь.

Она подняла голову.

– Все, я уже отплакалась. Больше не буду.

Больше она не плакала.

Сидели мы долго. Крошка опять предложила помочь мне снять скафандр, но попытка вылезти из него вызвала такую боль, особенно в руках и ногах, что я попросил ее перестать. Она забеспокоилась.

– Ой, Кип, кажется, ты их отморозил.

– Возможно. Но теперь ничего не поделаешь, – я скорчился от боли и сменил тему. – Где ты нашла свой скафандр?

– А-а… – На лице Крошки появилось возмущенное выражение, тут же сменившееся почти веселым. – Ни за что не догадаешься! Внутри скафандра Джока.

– Действительно, не догадался бы. Прямо как «утраченное письмо».

– Как что?

– Да нет, ничего. Просто как-то не думал, что Черволицый обладал чувством юмора.

Вскоре после этого мы пережили еще одно землетрясение, очень сильное. Будь здесь люстры, они заплясали бы, а пол заходил ходуном.

– Ой! Почти так же сильно, как в прошлый раз, – вскрикнула Крошка.

– Пожалуй, намного сильнее. То, первое, было совсем слабое.

– Да нет, я о том, которое случилось, когда ты ушел наружу.

– Разве тогда было землетрясение?

– Разве ты его не почувствовал?

– Нет, – я пытался вспомнить. – Может быть, оно-то и сбросило меня в «снег».

– Ты свалился с дороги? Кип!

– Ничего, обошлось. Оскар мне помог.

Еще толчок. Я не обратил бы внимания, но меня сильно тряхнуло и боль в теле резко усилилась. Тряхнуло достаточно сильно, чтобы туман в голове рассеялся, и я понял, что нет нужды так страдать от боли.

Ну-ка, ну-ка, лекарство у меня справа, а запас кодеина чуть дальше.

– Крошка? Ты не принесешь мне еще немного воды?

– Конечно, принесу.

– Я хочу принять кодеин. Но от него я могу заснуть. Можно?

– Ты обязательно должен поспать, если сможешь. Сон тебе необходим.

– Пожалуй, да. Который час?

Она ответила, а я не поверил своим ушам.

– Неужели прошло больше двенадцати часов?

– С чего?

– С того, как все это началось.

– Не понимаю, Кип. – Она недоуменно посмотрела на часы. – Я нашла тебя ровно полтора часа назад, а к тому времени и двух часов не прошло, как Материня установила бомбы.

Поверить в это я тоже не мог, но Крошка уверяла, что она права.

От кодеина мне стало намного лучше, и я начал засыпать, когда Крошка спросила:

– Ты чувствуешь запах, Кип?

Я принюхался.

– Как будто спички на кухне зажигают?

– Вот именно. Похоже, что и давление падает. Закрой лучше шлем, Кип, если засыпаешь.

– Ладно. И ты свой тоже закроешь?

– Да. Мне кажется, что герметизация нарушена.

– Возможно, ты права.

И как ей не быть нарушенной от всех этих толчков и взрывов? Но, хотя я и понимал, что это значит, я слишком устал и слишком плохо себя чувствовал, чтобы волноваться. Да и наркотик уже начинал действовать.

Сейчас, или месяц спустя – какая разница? Материня ведь сказала, что все в порядке.

Крошка застегнула наши шлемы, мы проверили радиосвязь, и она села лицом ко мне и к Материне. Она долго молчала. Потом я услышал:

– «Крошка» «Майскому жуку».

– Слушаю, Крошка.

– А все-таки, по большей части было очень здорово, правда, Кип?

– А? – Я поднял глаза, посмотрел на манометр и увидел, что воздуха у меня осталось часа на четыре.

– Ну, конечно. Крошка, было просто первый сорт. Ни за что на свете не отказался бы от такого приключения.

Она вздохнула.

– Я просто хотела знать, что ты не сердишься на меня. А теперь спи.

Я действительно почти уже уснул, как вдруг увидел, что Крошка вскочила на ноги и услышал в наушниках ее голос:

– Кип! Кто-то открывает дверь!

Я мгновенно проснулся, поняв, что это означает. Почему они просто не оставят нас в покое? Дали бы спокойно дожить несколько часов.

– Спасибо, Крошка. Без паники. Отойди к дальней стене. Оружие с собой?

– Да.

– Бей их одного за другим, когда начнут входить.

– Тебе нужно отодвинуться, Кип. Ты как раз между ними и мной.

– Не могу встать. – Я давно уже не то, что двигаться, просто руками пошевелить не мог. – Включи на слабую мощность, тогда ничего страшного, если меня заденет. Делай, что тебе говорят! Быстро!

– Да, Кип.

Она изготовилась к бою и замерла.

Открылась внутренняя дверь, в проеме появилась фигура. Я увидел, что Крошка целится, и… завопил:

– Не стреляй!

Но не успел еще я крикнуть, как она бросила оружие и рванулась вперед.

Это были соплеменники Материни.

Двое из них несли Материню, но потребовалось шестеро, чтобы нести меня.

Они все время успокаивающе пели, пока мастерили носилки. Прежде чем меня подняли, я принял еще одну таблетку кодеина, потому что даже при их ласковой аккуратности каждое движение причиняло мне боль. Долго нести меня им не пришлось, потому что их корабль приземлился прямо у входа в туннель, без сомнения раздавив дорогу, по которой я полз. Во всяком случае, мне хотелось так думать.

Когда, наконец, мы оказались в полной безопасности, Крошка раскрыла мне шлем и расстегнула молнии на груди скафандра.

– Они просто чудо из чудес, правда, Кип?

– Ага, – в голове стоял туман от наркотика, но чувствовал я себя лучше. – Когда стартуем?

– Уже стартовали.

– Они везут нас домой? Не забыть бы сказать мистеру Чартону, что его кодеин мне здорово помог.

– О, боже, что ты! Мы летим на Вегу.

Я потерял сознание.

Глава 9

Мне снилось, что я дома; но от этих звуков проснулся рывком:

– Материня!

– Доброе утро, сынок. Очень рада, что тебе лучше.

– Я себя чувствую просто чудесно. Прекрасно выспался и… – Уставившись на нее во все глаза, я выпалил: – Но ведь вы же умерли! – Это вырвалось само собой.

Ответ ее звучал ласково, с оттенком мягкой шутки, как обычно поправляют детей, проявивших естественную детскую бестактность:

– Нет, милый, я просто замерзла. Я не такая хрупкая, как тебе, судя по всему, кажется.

Моргнув от удивления, я снова впился в нее глазами:

– Так это был не сон?

– Нет, это был не сон.

– Я думал, что вернулся домой, и… – попытавшись сесть, я сумел лишь поднять голову. – Но ведь я дома! – Мы были в моей комнате! Слева стенной шкаф для одежды, за спиной Материни – дверь в холл, справа мой письменный стол, заставленный книжками, и вымпел нашей школы над ним; окно, в которое стучит ветками старый вяз, и листья его, пронизанные солнечным светом, шевелит ветерок.

И моя любимая логарифмическая линейка лежала там, где я ее оставил. В голове пошло кругом, но я во всем разобрался. Все произошло наяву, а глупый конец – полет на Вегу – примерещился во сне от кодеина.

– Вы привезли меня домой?

– Мы привезли тебя домой. В твой второй дом. Ко мне. – Кровать подо мной заходила ходуном. Я хотел вцепиться в нее, но руки не двигались. Материня продолжала: – Ты нуждался в своем гнезде, и мы тебе его приготовили.

– Я ничего не могу понять, Материня.

– Мы знаем, что в своем гнезде птица легче выздоравливает. И постарались воссоздать твое.

В том, что она пропела, не было, конечно, ни «птицы», ни «гнезда», но даже в полном издании словаря Вебстера вы вряд ли найдете более подходящие эквиваленты.

Чтобы успокоиться, я сделал глубокий вздох. Я все понял – ведь что-что, а объяснять она умела. Я был не у себя дома, не в своей комнате, – это просто очень похожая имитация. Но я все еще не пришел в себя.

Присмотревшись повнимательней, я удивился, как мог так ошибиться.

Свет падал в окно не с той стороны, как обычно. На потолке не было заплаты, которая появилась с тех пор, как я мастерил себе на чердаке тайное убежище и пробил молотком штукатурку. Книги стояли слишком ровно и казались слишком чистыми, как конфетная коробка. Я не узнавал переплеты.

Общий эффект был потрясающе удачен, но детали не удались.

– Мне нравится эта комната, – пропела Материня, – она похожа на тебя, Кип.

– Материня, – спросил я слабым голосом, – как вам это удалось?

– Мы расспросили тебя. И Крошка помогла.