Читаем без скачивания Цветок на ветру - Маргарет Пембертон

Гардения, украшавшая волосы, давно потерялась. Должно быть, она выглядит уличной цыганкой, а не хорошо воспитанной девушкой из приличной семьи, племянницей сэра Уильяма и леди Летиции Харленд.

– Рану нужно немедленно зашить, мой храбрец, – говорил тем временем Огюст смертельно уставшему Льюису.

Оливия кивнула и обратилась к мадам Шамо:

– Буду очень благодарна, если вы одолжите мне платье.

– У меня есть юбка для гольфа и блузка, которые вы вполне можете носить следующие несколько дней, – объяснила практичная мадам Шамо. – Чем скорее доктор посмотрит руку Льюиса, тем лучше.

Оливия охотно согласилась. Состояние Льюиса ее тревожило. Скулы словно обострились, в уголках рта залегли глубокие складки. Он выглядел так, словно вот-вот упадет от усталости, и даже покачивался в седле. Огюст требовал, чтобы Льюис шел в отель, но тот отказывался, пока последних бельгийцев не проводили в посольство под надежным эскортом.

– Наверное, по возвращении домой вас ждет настоящая буря? – осторожно осведомилась мадам Шамо, когда они вошли в вестибюль отеля.

Оливия представила ярость родных и молча кивнула. Мадам Шамо улыбнулась:

– Если шторм разыграется не на шутку, вспомните, что мы не смогли бы обойтись без пони, которых привели вы с Льюисом. И если бы не ваша тугая повязка, Льюис истек бы кровью.

Доктор Пул, вызванный из британского посольства, уже помогал Льюису подняться по лестнице. Оливия грустно смотрела вслед. Их снова разлучили.

– Нельзя ли послать записку моему дяде? – спросила она, когда мадам Шамо приказала наполнить ванну и принести чистую одежду. Мадам Шамо кивнула и вызвала рассыльного. Оливия отдала ему записку, в которой говорилось, что она вернулась из Ченсынтеня, находится в «Отеле де Пекин» и приедет домой позже.

Только после этого она выпила чашку чая и позволила увести себя в спальню, где ее ждала горячая ванна. Тело ныло от усталости, но при мысли о Льюисе, находившемся сейчас совсем близко, Оливия не смогла лежать в душистой воде.

Она поспешно вытерлась, надела безупречно сшитые юбку и блузку мадам Шамо и, выйдя в коридор, остановилась перед дверью, за которой слышались голоса доктора Пула и месье Шамо. И виновато дернулась, когда дверь открылась и в коридор вышел ее соотечественник.

– Так это и есть отважная мисс Харленд?! – воскликнул доктор Пул, расплывшись в улыбке. – Счастлив познакомиться, дорогая. Ваш дядя должен гордиться вами! Месье Шамо рассказал, что вы помогли спасти не только бельгийцев, но и жизнь моего коллеги, доктора Синклера.

Оливия безуспешно попыталась заглянуть в комнату поверх плеча доктора Пула.

– Месье Шамо очень добр, но я не совершила никаких подвигов.

– Вы были великолепны, дорогая! Великолепны! – восхищенно воскликнул доктор.

– Мне можно… можно поговорить с доктором Синклером? – робко спросила она, не смея попросить мистера Пула немного подвинуться. Тогда она смогла бы увидеть комнату.

– Доктор Синклер спит, – любезно пояснил мистер Пул.

Ей вдруг захотелось заплакать. Как глупо!

– А его рука? – взволнованно допрашивала Оливия. – Все заживет?

– Если он даст ей такую возможность. Сухожилия не повреждены, так что нужны только отдых и время.

Они распрощались, и месье Шамо повел доктора по коридору и вниз по лестнице. Оливия продолжала стоять на пороге. Льюис лежал посреди широкой постели с медным изголовьем. Глаза его были закрыты. Дышал он глубоко и ровно.

Девушка нерешительно прошла по толстому ковру и оглядела Льюиса. Он по-прежнему был обнажен до пояса, только вместо ее повязки на руке белел свежий бинт.

Она вымылась и переоделась. Больше у нее нет предлога оставаться в отеле. Снова придется покинуть Льюиса… Едва смея дышать, она нагнулась и легонько коснулась губами его лба.

Почувствовав прикосновение, он повернул голову и что-то пробормотал. Первых слов она не смогла разобрать. Но тут у него отчетливо вырвалось:

– Жемчужная Луна… Жемчужная Луна…

Слезы брызнули из глаз Оливии. Она любила его. А он… он не любил. Никогда не говорил о своих чувствах и ничем не давал понять, что отвечает ей взаимностью.

Оливия до крови прикусила губу. Уйдет ли когда-нибудь боль, которая не дает ей покоя? Или навеки останется с ней?

Она в отчаянии повернулась и выбежала из комнаты. На сердце лежала такая тяжесть, от которой оно в любую минуту может разбиться…

Глава 8

– Филипп сообщил нам о твоей выходке, – начал сэр Уильям, разрываемый гневом и облегчением при виде благополучно вернувшейся племянницы. Он так переволновался, что, сам того не замечая, конвульсивно сжимал и разжимал кулаки. – Такое легкомыслие! Такая беспечность! Твоя тетя слегла! Пришлось вызвать доктора Пула! – Он стал ходить по кабинету из угла в угол. – За все годы, прожитые с нами, Оливия, ты никогда не отличалась непослушанием. И вот теперь это! Ускакать в ночь с человеком, который уже выказал крайнюю непочтительность в обращении с тобой… – Сэр Уильям вытащил из кармана шелковый платок и промокнул лоб. – Весь посольский квартал уже к полудню будет знать о твоих приключениях. Сплетни убьют твою тетю. Такого она не вынесет.

Оливия изнемогала от жалости к дяде. Но не могла извиняться за то, что кому-то не понравилось ее поведение.

– Простите, что ранила и обидела вас и тетю Летицию, – ответила она с таким искренним раскаянием, что дядюшка остановился. – Но я должна была помочь несчастным. И знала, что никто из дипломатического корпуса не подумает послать спасательную партию. Почему? Почему, дядя Уильям? Немало европейцев еще остается в безвыходном положении! И для них ничего не делается!

Уильям мгновенно забыл о намерении строго отчитать племянницу и сжал ее руки.

– Дорогое дитя, что тут можно сделать? «Боксеры» наводнили всю страну. Но мы послали за войсками, и остается только ожидать их прибытия.

Глаза племянницы ясно говорили, что она думает о такой бездеятельности. И Уильям Харленд втайне соглашался с ней.

По городу ходили жуткие истории о зверствах, творимых «боксерами», об издевательствах, которым подвергались европейцы, попавшие в их руки. Да и семья самого Уильяма погибла бы страшной смертью, не приди им на помощь Льюис Синклер, который отказался ждать обещанных войск и уже дважды после прибытия в Пекин выезжал из города, чтобы спасти других. Будь Уильям помоложе, он сам бы, подобно племяннице, отправился с Синклером. И сознание этого растопило остатки гнева.

– Ты поступила глупо, но храбро, моя Оливия. Я горжусь тобой, дорогое дитя. Очень горжусь. – Уильям энергично высморкался. – А теперь ты должна пойти наверх и помириться с тетушкой. Последние двенадцать часов стали серьезным испытанием для ее нервов.