Читаем без скачивания Наша фантастика, №3, 2001 - Андрей Дашков

Олли почти хныкал, в его голосе проявилось даже что-то вроде теплоты. Раньше за ним таких интонаций замечено не было. Неужто четыре палки госпоже наблюдателю его духовно преобразили? Я открыл глаза.

Пекло полуденное солнце. Я лежал на берегу. Мой лоб холодила смоченная морской водой повязка — сложенная пополам льняная холстина для протирки меча.

Олли сидел рядом со мной на корточках, опираясь, как шимпанзе, кулаками о землю.

Я начал с осмотра самого себя. Мои волосы были аккуратно причесаны, чресла прикрывали через пень-колоду завязанные на причинном месте бархатные штаны. Причем штаны не мои, а Олли. На правом бедре золотился вензель «НВ». Его протраханое благородие Нолак окс Вергрин.

Между тем Олли казался нешутейно проникнутым моей судьбой. Чудеса, блин!

Я медленно сел. Солнечный свет был каким-то обветренным, злым. Болел хребет, першило в горле.

— Я чего? Это я чего? — прохрипел наконец я. — Это ты чего! Ты чего вообще все это затеял? Я из-за тебя спал на улице, как бродяга! Ты видишь — я вообще простудился!

— Это наваждение, честно, я не понимаю, как оно получилось! — по-школярски гнусил Олли.

— Чего тут понимать — тоже мне задача о двух бассейнах и семи трубах! Ты еще вчера мне говорил, что возьмешь ее на себя. Теперь я наконец-то допетрил, что ты имел в виду!

— Но Игрэ! Это она…

— Да что «она»! — орал я. — Пока я как дегенерат плавал за мыс, пока я чуть на х… не замерз, пока чуть не утонул, ты трахался на моей постели с этой начальственной грымзой. А пожрать мне кто приготовил? Кто мне хотя бы одеяло оставил?! Ты думаещь, так приятно в этой воде плавать? Да у меня яйца были как хрустальные, дзинькали при ходьбе, будто чарки на здравице! Завернулся в циновки и заснул, как калека перехожий — у костра! А вы там все трахались! Мог бы хоть меня разбудить, когда закончили!

— Да мы только утром…

— Ах, они только утром! Ну ты просто заводной соловей. Поверь знатоку, ты мог бы этим зарабатывать! Тебе бы дали прозвище со значением — типа Девятарь или Дюжая Елда. Они «утром»! А утром чего ж не разбудили? Чего вообще ты меня сюда на берег приволок? Думаешь, я по шуму волн соскучился? Моря давно не видел?

— Ты же не просыпался! Я тебя уже и так будил, и сяк… Я начал вообще беспокоиться. Ты дышал как-то странно… Кожа была какая-то синюшная. Нин сказала, что ты переохладился…

— Какая умная! Я переохладился! А почему не перегрелся?

Тут я сгруппировался и вполне акробатично вскочил на обе ноги — да здравствуют небесные покровители фехтования! Это далось мне не без труда, но равновесие я удержал. Вышло эффектно.

Олли пришибленно смотрел на меня снизу вверх своими водянистыми глазищами, ожидая эскалации поношений. Когда я поймал этот взгляд, охота козлить его сразу пропала, я потух.

— Слушай, Олли, я все понимаю, — сказал я спокойным голосом. — Ты не работал в борделе. Твоя жизнь была отдана фехтованию. Ты мечтаешь дослужиться до пар-арценца Свода Равновесия. Все это очень хорошо. Но что ты будешь делать, если Нин тебя заложит? Ты что, правил не читал? Это запрещено. Запрещено! Запрещено!!!

Конечно, к концу тирады я снова орал.

— Да не заложит… — буркнул Олли.

— Мне бы твою уверенность!

— Ее тогда тоже дисквалифицируют — по тому же параграфу.

— А если я на вас настучу? — предположил я. Не потому, что собирался. А просто из интереса.

— Ну разве что тогда. Но ты же не настучишь? — с надеждой спросил Олли. Куда только подевалась его дворянская спесь. Пусть попробует еще вякнуть, когда мне придет охота повыражаться!

— Если вы продолжите ездить мне по ушам скрипом ваших коек — обязательно настучу. Мне-то ничего с этого не будет, — сказал я, обследуя пролежни на боку, покрытом гусиной кожей. — А что ты имеешь в виду, что я не просыпался?

— Ну я бужу тебя уже пятый час. А ты даже глаза не открываешь. Сердце еле бьется! Как мертвый.

— На себя посмотри, — процедил я.

А Олли и впрямь был чахоточный красавец. Под глазами два рябых мешка, как у совы. Кожа как будто стала еще белее — словно мукой посыпали. Сутулый, битый, нечесаный. Глаза какие-то тусклые, полузакрытые — а ведь еще вчера таращился. Вроде как даже похудел, хотя, казалось бы, куда.

Какой дурак, интересно, назвал соитие «усладами плоти»?

— А где наша Госпожа Бездонные Ножны? Тоже небось дрыхнет?

— Тише, ну, пожалуйста! Вдруг она услышит!

— А то и послушала бы, — нарочно громко сказал я.

— Вообще, она говорила, что пойдет в штаб Группы Содействия. Доложить, что у нас дело спорится. Обещала к вечеру быть, — шепотом сказал Олли.

Мы, конечно, не знали, да и не могли знать, с кем связались.

На душе у нас обоих было гадостно. Поэтому мы уцепились за эти качели как за спасение.

Моя лодка подошла идеально. Даже как-то подозрительно идеально для ворованной.

С балкой мы, конечно, намучились, пока установили ее между двух скальных уступов и укрепили как следует, чтобы не качалась. Резка канатов также оказалась «прискорбным развлечением», как шутят в Харрене. Олли поранил руку, я натер мозоли… Однако через несколько часов у нас все было готово.

Мы даже покачались для пробы.

Несмотря на усталость, меня затопил настоящий кипучий восторг. Наша летающая лодка, наш ковчег-качеля, взмывала высоко и падала стремительно, омывая душонку пронизывающей смесью из страха и упоения. Олли горланил «э-ге-гей!» и «ура-а-а!» и, по-детски запрокидывая голову, смеялся. То есть радовался, как полагается радоваться в романах, в то время как его развитые передние зубчатые, купно с наружной косой живота, среднеягодичной, грушевидной и даже близнецовой, при содействий грудинно-ключично-сосцевидной и всего дельтовидно-трапециевидного великолепия, помогали мне длить эти полеты, раскачивать эту махину.

Конечно, остановиться вовремя нам не хватило самообладания. И в этот раз чувство меры подвело обоих. Мы сошли на землю, и Олли обильно вырвало желчной зеленью.

Я тоже вызвал рвоту пальцами. Голова кружилась, словно там завелся небольшой смерч. После второго позыва я чуть не бухнулся в лужу собственных отходов.

Как обычно, выходило, что удовольствия надо оплачивать каким-нибудь таким рыгальником.

В общем, мы совершенно обессилели и заснули прямо у нашего ковчега, спрятав головы под лодку, чтобы не слепило заходящее солнце. А проснулись мы уже в сумерках.

Нас разбудила Нин.

— Я так понимаю, можно вас поздравить? — поинтересовалась она, похлопывая лодку ладонью, как будто жеребца.

— А… да, — зашмыгал носом Олли. — В общей сложности за сутки управились!

— А то и поздравили бы, — буркнул я.

Олли глянул на меня с укоризной. Он, наверное, думал, что я сейчас начну выяснять с ней отношения и орать, как утром. Не на того напал!

— Вот и поздравляю! — покровительственно оскалилась Нин. — Может, сегодня ночью втроем и опробуем? И первое задание можно будет считать выполненным. Как?

— А чего ночью? — спросил я.

Но она сделала вид, что не расслышала.

Короче, нам ничего не оставалось, как согласиться, — уж очень хотелось считать выполненным первое задание. Есть перед этим я, правда, зарекся. Какой смысл есть с такими извержениями?

— Только сначала чаю выпьем, надо желудок закрепить. У меня есть хороший сбор. Душица, календула, сушеная брусника, девясил, мед горных пчел, — перечислил Олли.

Я пожал плечами — я всегда был «за», когда речь шла о том, чтобы его обожрать. Я-то с собой, кроме сухарей, ничего не привез.

Нин вызвалась заварить нам чай. Он показался мне вкусным до чрезмерного — по-моему, чаи не бывают такими вкусными. Я выхлебал полкотелка. Вторую половину выхлебал Олли. Нин даже не притронулась. Она сидела с чашкой на коленях, потирая ладони, — я уже заметил, так она делала всегда, когда руки у нее ничем не были заняты.

— Может, еще сделаем? — предложил Олли.

— Нет. Решили пробовать качели — значит, идем пробовать. Сделал дело — гуляй смело, — очень серьезно сказала Нин.

— Ты права, сначала дело, — к моему удивлению, поддержал ее Олли. И когда они только стакнулись, праведники Шилоловы! — Боюсь, мы тут разжиреем вообще — все время едим.

Разжиреешь ты тут, кончая по семь раз за ночь, подумал я и посмотрел на Нин.

Та казалась свежей и выхоленной. Даже вроде как окрепла со вчерашнего. По контрасту с нами — двумя ошпаренными раками — это выглядело вызывающе.

А когда мы вышли на берег и я поднял глаза к небу, то, к ужасу своему, увидел… полную луну, выпроставшуюся из-за запрещенного мыса.

А ведь еще вчера вечером я определил, что до полнолуния два дня. Значит, это было не вчера? Это что выходит — я проспал почти двое суток?

Нин мелкими шажками беременной козюли сбегала вниз с кручи по тропинке. Ей не терпелось кататься. Качели и мастурбация — по сути, одна малина. Мы с Олли шаркали следом. Вдруг Олли как бы невзначай немного притормозил. Остановился и я.