Читаем без скачивания Время, Люди, Власть. Воспоминания. Книга 1. Часть 2 - Никита Хрущев

Всегда у него было заложено внутренне какое-то подозрение к любому человеку. Он мне как-то сказал в пылу откровения: "Пропащий я человек, никому не верю. Я сам себе не верю". Это он сказал мне в 1952 г., в Сухуми, в присутствии Микояна. Вот характерная черта Сталина. Не знаю, что тогда на него нашло, если он набрался вдруг духу и откровенно сам дал себе характеристику. А в 1942 г. я сказал ему: "Товарищ Сталин, я могу назвать кандидатов только из числа тех людей, которые командовали войсками на нашем направлении. Других я не знаю. Поэтому командующего на Сталинградский фронт должны назвать вы. Вы больше людей знаете, у вас шире горизонт" - "Да что вы? Что вы? Я уже сказал вам про Еременко. Очень хорошим был бы там командующим Власов, но Власова я сейчас не могу дать, он с войсками в окружении. Если бы можно было его оттуда отозвать, я бы утвердил Власова. Но Власова нет. Называйте вы сами, кого хотите!"[93]. Крепился я, крепился, но был поставлен в такие условия, что не мог выйти из помещения, пока не назову командующего войсками Сталинградского фронта. Говорю: "Из людей нашего фронта я назвал бы Гордова, даже при всех его недостатках (недостаток его заключался в грубости. Он дрался с людьми). Сам, - продолжаю, - очень щупленький человечек, но бьет своих офицеров. Однако военное дело он понимает. Поэтому я бы назвал его".

В то время он командовал 21-й армией и был в нашем распоряжении. Я уже знал его поближе по участку фронта, который он занимал на Донце. Членом Военного совета у него был Сердюк. Я от Сердюка имел характеристику на Гордова - и хорошую, и плохую. Хорошую - в смысле знания дела, его энергии и храбрости; плохую - насчет его грубости вплоть до избиения людей. Это, правда, в то время считалось в какой-то степени положительной чертой командира. Сам Сталин, когда ему докладывал о чем-либо какой-нибудь командир, часто приговаривал: "А вы ему морду набили? Морду ему набить, морду!". Одним словом, набить морду подчиненному тогда считалось геройством. И били! Потом уже я узнал, что однажды Еременко ударил даже члена Военного совета. Я ему потом говорил: "Андрей Иванович, ну как же вы позволили себе ударить? Вы ведь генерал, командующий. И вы ударили члена Военного совета?!". "Знаете ли, отвечает, - такая обстановка была". "Какая бы ни была обстановка, есть и другие средства объясняться с членом Военного совета, нежели вести кулачные бои". Он опять объяснил, что сложилась тяжелая обстановка.

Надо было срочно прислать снаряды, он приехал по этому вопросу, а член Военного совета сидит и играет в шахматы. Я говорю ему: "Ну, не знаю. Если он играл в шахматы в такое трудное время, это, конечно, нехорошо, но ударить его не украшение для командующего, да и вообще для человека". Потом этот член Военного совета стал секретарем Астраханского обкома партии, уже после смерти Сталина. Порядочный был человек, заслуживающий уважения[94]. Давал в морду и Буденный. Я уже рассказывал, как он ударил солдата. Бил подчиненных и Георгий Захаров[95]. Потом он стал заместителем командующего войсками Сталинградского фронта. Я его ценил и уважал как человека, понимающего военное дело. Он преданный Советскому государству и Коммунистической партии воин, но очень не сдержан на руку. На Сталинградском фронте я, правда, уже никогда не видел, чтобы Еременко позволил себе рукоприкладство. Я только знал о таких фактах его жизни в прошлом. А пока что, одним словом, я назвал Сталину Гордова. Сталин говорит: "Хорошо, утвердим Гордова". Тут же, как обычно, сидел Молотов. Сталин и говорит ему: "Бери блокнот, карандаш и пиши приказ о назначении Гордова". Вскоре Гордов приступил к исполнению обязанностей командующего войсками фронта[96]. Начали мы возводить оборону. Спустя какое-то время Бодина отозвали в Москву и назначили заместителем Василевского. Он получил таким образом большое повышение. На это назначение повлияли и мои характеристики, которые я давал на него неоднократно Сталину.

Я просто очарован был Бодиным. И сейчас не отказываюсь от всего того, что говорил хорошего в адрес этого человека. Он погиб уже давно, в 1942 году[97]. Это был замечательный генерал. Сейчас не помню, кто же был на первых порах начальником штаба фронта в Сталинграде. Баграмян уже был отозван в Москву. Я даже несколько волновался: не отозван ли он по соображениям, угрожающим его персоне? Он уехал, и после этого я на фронте уже никогда с Баграмяном не встречался. Только слышал о нем и радовался, что он по заслугам оценен и занимает высокие посты. Он крепко отличился во время войны. Противник стал подтягивать войска к Сталинграду, и наши армии вошли с ним в соприкосновение. Было это в июле, жарища стояла жуткая. Поехали мы с Гордовым в 62-ю армию, к Колпакчи. Докладывает он нам о положении дел, как вдруг слышим стрельбу. Эти артиллерийские выстрелы были для нас неожиданностью. Мы выскочили из дома, смотрим: наши танки отходят как раз в нашем направлении и ведут огонь, и по ним тоже стреляют. Одним словом, непонятная какая-то картина. Что же творится на фронте? Командующий армией Колпакчи нам ничего тревожного не докладывал, и вдруг неожиданно противник подошел к расположению штаба армии?

Вышли мы с Гордовым. Там лежала копна сена. Небольшая, но все-таки возвышенность. Забрались на нее и стали смотреть в бинокли, что случилось? Ничего нельзя было понять. Оказалось, что противник прорвался и начал теснить нас. Немцы форсировали Чир, южнее заняли Цимлянскую и стали непосредственно угрожать нам. Произошло что-то невероятное на Южном фронте. Сведений оттуда мы не получали и поэтому не знали, что там делается, к югу от нас. Потом уже узнали, что катастрофа разразилась в значительно большем масштабе, чем можно было предположить. Не только наш Юго-Западный фронт был разгромлен, но и Южный фронт был врагом смят. Довольно солидной обороной вокруг Ростова мы даже и не воспользовались. Противник обошел Ростов, дезорганизовал оборону, и я не знаю, сколько наших взял в плен, сколько перебил, а другие бежали от него через Дон. Я бывал там раньше, когда строили укрепленный район под Ростовом. Строил его непосредственно Кулик[98], имевший полномочия от Сталина.

В Ростове у него был свой штаб, и он довольно упорно вел нужные работы. Было сделано много: отрыты противотанковые рвы, возведены земляные укрепления, расставлена артиллерия. Все это строилось километрах в 20 - 30-ти от Ростова, и имелась надежда, что противник никак не сможет с ходу взять Ростов. Море и Дон прикрывали фланги, а с севера были построены укрепления. Командование этими укреплениями было подчинено Южному фронту. Как противник вышел на Дон восточное Ростова, мы не могли понять. Что же случилось с Ростовом? Позже мы узнали, что наши войска бежали, и противник занял Ростов без боя: немцы сначала вышли восточное Ростова к Дону и стали форсировать его. В результате Ростов просто был оставлен[99]. Малиновского сняли с должности. Над ним нависла угроза немилости Сталина. После разгрома наших войск под Ростовом противник быстро занял Цимлянскую. Падение Цимлянской - это непосредственная угроза Нижней Волге.