Читаем без скачивания Робеспьер - Эрве Лёверс

рядом с королём для "спасения Франции"? Разве это такая сложная задача - объединиться вокруг общих ценностей: монархического правительства, регулярного возвращения Генеральных штатов, всеобщего участия в расходах государства, судебной и административной реформы? Арасский епископ выражает те же самые пожелания и, в качестве жеста доброй воли, объявляет, что духовенство Артуа жертвует своими "льготами и привилегиями", которые могут быть обременительны для других граждан. Тотчас делегаты дворянства Артуа ему подражают. Прежде, чем каждое сословие производит редакцию своего наказа и избрание своих депутатов, в нефе собора раздаются аплодисменты; протокол считает их всеобщими.

Были ли они такими на самом деле? Наместник правительства, председательствующий на собрании представителей третьего сословия, в главной аррасской больнице, в это верит. В начале заседания, ещё полный энтузиазма, который охватил собор, он предлагает выразить благодарность двум первым сословиям. Тотчас поднимается один адвокат: Робеспьер; его мнение категорично: мы не должны "никаких благодарностей людям, которые не сделали ничего, кроме как отказались от злоупотреблений". Без обиняков он подчёркивает незаконность признаваемых до сих пор прав. Этот аргумент убедителен, и предложение принято "большинством". Сообщая о событии, герцог де Гин жалуется, что у третьего сословия был "в целом неважный состав". После произошедшего инцидента, были назначены комиссары, чтобы составить план наказов третьего сословия, в количестве трёх человек на каждый из восьми выборных бальяжей Артуа (20 апреля); делегатами от аррасцев названы Брассар, на тот момент находящийся на виду больше, чем Робеспьер, адвокат Левайан из Уази и нотариус Лешон из Авен-лё-Конт. Работа комиссии была представлена 23 апреля, Брассаром и его коллегой Мареном, адвокатом из Сент-Омера; она была принята без обсуждения.

Последний этап избирательной ассамблеи третьего сословия охватывает заседания с 24 по 28 апреля 1789 г. Он намного дольше и сложнее; было избрано восемь депутатов, и каждый раз было необходимо множество туров голосования. Этот этап также был в большей степени решающим, чем все предыдущие; для Робеспьера и "патриотов", речь идёт об окончательной победе над членами суда эшевенов и Штатов. Первое назначение – чисто символическое; оно задаёт тон. В этой провинции, где третье сословие Штатов не включает в себя сельских жителей, был избран один "фермер-собственник", Пэян. Трое других фермеров будут здесь присутствовать, обеспечивая справедливое представительство городов и деревень; не таким ли было неоднократно сформулированное требование? Второй избранный не кто иной, как Брассар, враг Штатов и суда эшевенов, который внёс свой вклад в окончательную редакцию наказа. А Робеспьер? После того, как он был побеждён судьёй Вайаном, в дуэли за четвёртое место, он без затруднений избран на пятое следующим голосованием (26 апреля).

Робеспьер – один из депутатов третьего сословия Артуа; на этот раз его ждал полный успех. Не выбрали ни одного члена партии Штатов и суда эшевенов, а единственные два избранных адвокатов – это те, кто с самого начала активно вели кампанию против Демазьере, Либорелей, Доше, против всех этих управляющих городов и провинции. Победа "патриотов" могла быть достигнута только при поддержке сельских жителей, чувствительных к неприятию органами власти на местах, теми самыми органами, которые всегда отказывали им в участии в управлении Артуа. Пруаяр, для которого удвоение числа представителей третьего сословия было "политическим преступлением", признаёт поддержку Робеспьера деревнями; он также акцентирует внимание на роли, якобы бы взятой на себя Шарлоттой и Огюстеном Робеспьерами в последние дни ассамблеи, пытавшимися убедить избирателей, что их брат был самым ревностным выразителем воли народа.

Избирательный процесс у третьего сословия был бурным; и всё же, если мы сравним его с собраниями духовенства и дворянства, он окажется удивительно… мирным. Он не приносит никакого раскола; он до конца сохраняет единство совещания и решения. Ничего подобного нет у представителей духовенства, где преобладают кюре из городов и деревень; их требования раздражали делегатов капитулов и аббатств, которые с шумом покинули ассамблею, без участия в выборах депутатов. Второе сословие, в котором преобладало дворянство, до сих пор исключённое из провинциальных Штатов, со своей стороны познало уход "входящего" дворянства, разъярённого тем, что теперь не только оно одно существует политически. Напряжение было таково, что, желая отказаться от принятия чьей-либо стороны, аррасский епископ, монсеньор де Конзье, отверг первое место среди четырёх депутатов, которое ему предлагали; губернатор провинции, герцог де Гин, сделал то же самое в отношении дворянства. Это далеко от того единства, которого прелат и герцог желали при открытии избирательной ассамблеи.

Риск мученической смерти

Три года спустя после своего избрания, 27 апреля 1792 г., Робеспьер вспоминает свою весну 1789 г. Перед якобинцами, в то время, как некоторые ставят под сомнение его патриотизм, он акцентирует внимание на рисках и опасностях, которым он подвергся в первых революционных битвах; для него речь идёт именно об этом. Его Революция началась в Аррасе. Ссылаясь на свидетельство жителей Артуа, он уверяет: "они сказали бы вам, что в то время как в других местах третье сословие покорно благодарило дворян за их мнимый отказ от денежных привилегий, я побуждал их, вместо всякого ответа, заявить дворянству провинции Артуа, что никто не вправе дарить народу то, что принадлежит народу; […] они бы вам сказали, что тогда, как и теперь, когда я подвергался бешеным нападкам всех сговорившихся против меня сил, и мне грозил уголовный процесс, народ вырвал меня из рук тех, кто меня преследовал и ввел меня в лоно Национального собрания"[69].

Робеспьер драматизирует. Однако верно то, что он не похож на это большинство депутатов, которые, как показал Тимоти Тэкетт, потратили множество недель, чтобы стать революционерами; он был таковым до своего прибытия в Версаль и сразу заплатил за это цену. В Аррасе, ещё до своего избрания, он убеждён, что его борьба является всеобщей и обязывает его порвать со старыми друзьями по адвокатской коллегии и академии. "С тех пор, как я впервые поддался, - пишет он во "Врагах родины", - властному чувству, побудившему меня разоблачать перед моими согражданами злоупотребления, которые душили эту провинцию, я был вынужден возвыситься над советами встревоженной дружбы". Он не единственный, кто вступает в бой, но он один из тех, кто потерял больше всего. Разоблачая депутатов третьего сословия в Штатах Артуа и аррасских эшевенов, он настраивает против себя Демазьере, который когда-то говорил о нём Бабёфу только хорошее, он порывает с Либорелем, с Доше, с Лефевром