Читаем без скачивания Кораблекрушение «Джонатана» - Жюль Верн

Обычно всякие народные празднества сопровождаются обильной выпивкой. Поэтому все единодушно решили, что сегодня не грех и угоститься; и в то время как хозяйки отправились к своим плитам и кастрюлям, мужчины поспешили в палатку, где находился корабельный груз.

Само собой разумеется, что после провозглашения независимости острова Осте груз этот больше не охранялся. Теперь, когда поселение эмигрантов возвысилось до ранга самостоятельного государства, никто, кроме представителей государственной власти, не имел права распоряжаться государственным имуществом. Впрочем, и охранять это имущество тоже было некому, поскольку большая часть матросов, выполнявших эту обязанность, уехала с острова.

С шутками и прибаутками новые колонисты вышибли дно у бочонка и уже собрались разливать вино, как вдруг кому-то пришла в голову удивительнейшая мысль: ведь ром принадлежит всем! Он — общий. Почему же в таком случае не распределить его сразу, весь, до последней капли? Предложение приняли с восторгом, не считая робких протестов нескольких разумных переселенцев, и порешили, что каждый мужчина получит по целой порции, а женщины и дети — по полпорции. И тут же, в обстановке радостного возбуждения, раздали ром. Главы семейства получили причитавшуюся на всю семью долю.

К вечеру празднество было в полном разгаре. Забылись прежние распри. Все колонисты побратались между собой. Нашелся даже любитель-аккордеонист, и начался настоящий бал. Одна за другой закружились пары. Остальные наблюдали за танцующими, потягивая вино.

Лазар Черони, конечно, тоже был тут как тут. С шести часов вечера он уже не держался на ногах, но все еще продолжал прикладываться к фляжке с ромом. Туллия и Грациэлла предчувствовали, что для них праздник кончится плохо.

И еще один эмигрант, забившийся в темный уголок, наливал себе стакан за стаканом. Но ужасный яд, отравивший душу этого человека, иногда помогал ему обрести хоть на время былой талант. Внезапно раздались звуки божественной музыки. Танцы прекратились… Фриц Гросс играл долго, несколько часов, импровизируя под влиянием охватившего его вдохновения. Его окружили сотни лиц, смотревших на него во все глаза. Эмигранты застыли на месте, широко открыв рты, будто поглощая поток звуков, лившихся из-под волшебного смычка.

Но самым внимательным, самым увлеченным слушателем был один ребенок. Звуки непостижимой красоты явились для Сэнда откровением. Он чуть ли не впервые узнал, что на свете существует музыка, и с дрожью в сердце проникал в неведомую дотоле сферу. Стоя против музыканта, мальчик застыл словно изваяние. Его очарованную душу пронизывало острое ощущение волнующего счастья.

Какими словами описать эту необычайную картину? Какое-то огромное, нелепое существо, почти потерявшее человеческий облик, опустив голову на грудь и закрыв глаза, с исступлением водило смычком по струнам. Колеблющееся пламя коптящих факелов резко очерчивало контуры его фигуры на фоне непроглядной ночи. А перед музыкантом — застывший в экстазе ребенок и чуть поодаль — молчаливая, чуть различимая толпа, чье присутствие угадывалось только в те мгновения, когда под порывами ветра ярко вспыхивал огонь факелов. Тогда внезапно из мрака проступали какие-нибудь отдельные черты лица: там — нос — тут — лоб… или подбородок. И тотчас же темнота снова стирала все. А над толпой то взмывали к звездам, то угасали в ночи нежные и могучие звуки скрипки.

Около полуночи Фриц Гросс выронил смычок и погрузился в тяжелый сон. Эмигранты начали медленно расходиться по домам.

А на следующий день все эти ночные впечатления, навеянные неземной музыкой, уже испарились. Попойка возобновилась, и казалось, что кончится она только тогда, когда иссякнут крепкие напитки.

Через два дня после ухода вестового судна, когда переселенцы еще веселились вовсю, к острову причалила «Уэл-Киедж». Никто будто и не заметил, что шлюпка отсутствовала две недели, и возвратившихся встретили так, словно они никуда и не уезжали. Кау-джер никак не мог понять, что здесь произошло, что означал незнакомый флаг, водруженный на берегу, и чему так радуются переселенцы?

В нескольких словах Гарри Родс и Хартлпул ввели его в курс последних событий. Кау-джер выслушал их рассказ с глубоким волнением. Неуемная радость преобразила его лицо. Так значит, на архипелаге Магальянес еще уцелела частица свободной земли!

Однако он не упомянул о причинах, побудивших его уехать. Разве мог Кау-джер объяснить Гарри Родсу, почему, решив навсегда порвать все связи с цивилизованным миром, он скрылся, полагая, что командир вестового судна уполномочен утвердить на острове Осте власть Чили? Как объяснить Родсу, почему он выжидал ухода корабля в глубине одной из бухт полуострова Харди?

Впрочем, друзья, обрадованные встречей, ни о чем не расспрашивали Кау-джера. Для Гарри Родса и Хартлпула одно присутствие этого хладнокровного и энергичного человека, обладавшего безграничной добротой и обширными познаниями, представляло немалую моральную поддержку, так как их вера в будущее была сильно поколеблена безрассудным поведением переселенцев.

— …Несчастные восприняли дарованную им независимость как право напиваться допьяна, — закончил свой рассказ Гарри Родс. — Они как будто и не помышляют о создании какой-то организации и установлении определенной власти.

— Ну что ж, это вполне простительно, — добродушно отозвался Кау-джер. — Ведь до сих пор они были полностью лишены развлечений. Когда протрезвеют, они займутся серьезными вещами. Что же касается установления власти, признаюсь, я и сам не вижу в этом никакой необходимости.

— Но кто-то должен навести здесь порядок, — возразил Гарри Родс.

— Чепуха! — заявил Кау-джер. — Порядок установится сам собой.

— Однако, если судить по прошлому… — продолжал Гарри Родс.

— Что было, то прошло, — решительно прервал его Кау-джер. — Вчера ваши товарищи по несчастью еще чувствовали себя гражданами Америки или Европы. А теперь они остельцы. Это большая разница.

— Значит, вы считаете, что они…

— Пусть они живут на острове спокойно, раз это их земля. Эмигрантам повезло, ибо здесь нет никаких законов. И незачем создавать их. Если бы не предвзятые идеи, сложившиеся в результате векового рабства, люди всегда договорились бы между собой. Земля предлагает человечеству свои щедрые дары. Пусть оно черпает их по мере сил и возможностей и пусть наслаждается равномерным, братским и справедливым распределением земных богатств. К чему ограничивать это законами?

Гарри Родс, видимо, не разделял оптимистических взглядов Кау-джера, однако ничего не возразил. В разговор вмешался Хартлпул: