Читаем без скачивания Он строит, она строит, я строю - Любовь Каверина

— Нечего было и кричать. Пусть все тут друг друга переубивают, а ты запрись в комнате и сиди. Не твоего ума дело чужим помогать.

— Обедаете? Приятного аппетита.

О! Елена Яковлевна выползла. Сейчас ругань начнется. Пора в комнату улепетывать и за уроки садиться.

— Я вот тоже после обеда вздремнула и замерзла чего-то. Дай, думаю, чайку с тортиком попью.

— Да уж без воды, как говорится, ни туды и ни сюды.

Надо же, я думала, что после того, что бабушка про наших соседей наговорила, они в пух и прах перессорятся, а оказывается, чай собираются вместе пить.

— Чегой-то вашего зятя не видно? В командировке, штой ли?

— Уехавши.

— Раньше, бывало, все сидит с этим Курилкой, чегой-то сочиняеть. А тут смотрю — и Курилки не видать.

— Да у этого Толстопузого никакого стыда нет! Столько лет ходил. Все стены прокоптил. Ребенку дышать нечем, а ему хоть бы что! Пришлось прямо в глаза ему сказать, что он тут не прописан. Он сразу понял, с кем имеет дело. Пальто свое в охапку и живо вылетел. А чего мне бояться, я всегда правду говорю

Ой, лучше бы я сразу пошла за уроки села, чем такое узнать. Вот было бы какое-нибудь лекарство от стыда, чтобы — раз — принял и забыл смешливого толстого человека, который так долго у нас в комнате работал. Неужели можно человека, как старый диван, взять и выкинуть?

— Я вам мою обнову не показывала?

— Ну, похвастайте, Елена Яковлевна, похвастайте.

— Вот, шубу по знакомству достала.

— Ну-ка, наденьте. Бога-атая шуба, что твой медведь. Сколько же, если не секрет?

— Дорогая — полторы тыщи отдала. Это импортная, капроновая что ли, видите, мех какой длинный.

Ничего шуба, но у мамы лучше. И куда ей старой такая шуба? Да еще перед самым летом? Ой, а сама-то я хороша: вместо того, чтобы заниматься и не испортить годовые оценки, сижу тут, уши развесив, и торт лопаю!

Что, животище, хорошо тебе, когда в тебе вкусный обед да еще торт в придачу? Не надо готовить, с посудой возиться, в столовую бежать. Ну, хорошо? Нет, не хорошо. Получается, что ты Арта на обеды променял. Стыдно. А лекарства от стыда нет.

Кто бедный, а кто богатый?

Я знаю, что так нельзя не только говорить, но даже думать. И при этом все только об этом и говорят. Но хитро. Как в игре: да и нет не говорить, черное и белое не выбирать, а про красное и не вспоминать!

— Вы поедете на бал?

— Обязательно.

— А какого цвета у вас будет платье?

— Серо-буро-малинового.

— Мам, я еще никогда на «Москвиче» не ездила!

— Меня дорога беспокоит, снег только что стаял — все, наверно, развезло.

— Ничего, мы тогда через кладбище поедем. Покойников ведь как-то возят, не складывают же их у магазина до лета?

— Бог знает, что ты говоришь. Одевайся скорее. И причешись. Дед терпеть не может нерях.

Конечно, не может. Потому что его тетя Влада целыми днями за каждой пылинкой с метелочкой из перьев гоняется. Если нашу пыль такой метелочкой убирать, понадобятся десять теть Влад. Ботинки у меня какие расхлябанные, грязные — даже не поймешь, какого они цвета. А у деда ботинки как зеркало. Он их каждый день двумя щетками и бархоткой чистит. Надо же — каждый день. И бархоткой. Это уже немножечко богатство.

— Мам, а торт кому? Тете Владе?

— Конечно.

— Она сама торты печет.

— В гости не принято ходить с пустыми руками.

Баба Маня умеет только пирожки печь. И то потом у нее неделю спину «как собаки грызут». А тетя Влада всегда готовит что-то такое, чего я ни у кого не видела. Это потому что она — «гордая полячка». И еще у нее есть два страшных секрета, про которые не принято говорить. У нее отец был польский помещик. И она верит в бога. Даже не в простого, а католического.

— Мам, а тетя Влада любит торты?

— Тетя Влада любит, когда люди соблюдают приличия.

— Ага, это похоже на «во всем должен быть порядок» Антонины Ивановны.

— Ты наблюдательная мышка, они действительно чем-то похожи.

— Только не комнатами. У дедушки такое красивое продолговатое окно и все-все в цветах. Ни у кого такого нет.

— Это эркер называется. Напрасно он в нем так много курит. Это ни его легким, ни цветам не полезно.

— Мам, а какого цвета у него «Москвич»?

— Кажется темно— синего. Он будущей весной собирается в отставку. Обещал взять нас с тобой и через всю Россию отправиться на юг.

— Путешествовать по всем городам на машине! Это же сказка, которая никогда не сбывается!

Ой, какой «Москвич» вблизи красивый. Будто его дедушка натер бархоткой для ботинок. Ручку даже трогать страшно — вдруг сломается.

Как такую дорогую машину пускать по нашему шоссе? Там и грузовики-то с трудом скачут. Того и гляди — либо кузов, либо колеса отвалятся.

— Ну, бригада имени 25 Октября, в путь готова?

— Готова!

— Тогда грузи Владины бутерброды и — поехали! Нам надо к восьми вернуться, потому что сегодня по телевизору балет.

— Ой, балет! Мам, можно я у дедушки останусь на воскресенье?

— Ладно, там видно будет.

С шоссе дедушкин «Москвич», кажется, справляется. Трясет, конечно, на ухабах, но не скрежещет, и ничего не отваливается.

— Спишь мартышка? Погляди, какие нежные почки проклюнулись.

Как можно спать, когда нужно помогать машине — гладить бока, успокаивать.

А действительно все светится золотом. Будто машина охватывает своей роскошью и небо и деревья. Только домишки не чувствуют ее красоту — остаются грязными, покосившимися, залатанными.

— Уже церковь-клуб виднеется. Скоро приедем.

Не бойся, Москвиченька, ты справишься с кладбищенской дорогой. Там не так круто, как от почты. Правда, наверно, все в ямах с водой… Вот если б ты умел встать на два колеса и бочком протиснуться между могилами. Или по воздуху перелетать через лужи. Ничего, я тебе помогу, я эту дорогу ногами хорошо знаю. Ты по песку ползи осторожненько, а по лужам вжик — на скорости. Ладно?

— Ого, как размыло вашу грунтовку! Как бы не забуксовать!

— Может, мы выйдем. Машине будет легче идти?

— Ну да! Грязь месить! Авось проскочим!

Вж— ж-ж-ж! Гуди, Москвиченька, гуди! Сильнее тяни! Ну же! Вж-ж-ж-ж!

— Все, сели!

— Господи, прямо на полпути между шоссе и домом!

— Ну-ка, бабоньки, вылезай. Подтолкни машину.

Вж— ж-ж-ж! Гуди, Москвиченька, гуди! Мы же со всех сил толкаем! Ну же! Вж-ж-ж-ж!

— Ни черта! Только перемазались.

— Придется веток наломать. Бросить под колеса.

— Как бы дождь не пошел. Что-то тучи набегают.

— За ветками! Живо!

Вж— ж-ж-ж! Ну же! Мы столько веток набросали! Вж-ж-ж-ж! Давай, Москвиченька, давай!

— Ни черта! Придется сходить на дачу за топором и строить гать как на фронте.

— Молодец дочь! Что значит военная закалка!

— Ма, я с тобой. А то тебе будет грустно одной по мокрой дороге шлепать.

— Ладно, барышни, а я еще веток поломаю и покараулю: вдруг похоронная машина объявится. Подтолкнет.

Вряд ли похороны вечером бывают. И в дождь неудобно хоронить. Хотя, наверно, весной тоже умирают. Вон сколько новых могил. Не думаю, чтоб мама боялась покойников. Она просто от холода ежится и за дедушку беспокоится.

— Мам, если даже нарубленные деревья не помогут, нужно будет подняться к церкви-клубу и пригнать грузовик. Он запросто вытянет из болота бегемота.

— Так и придется сделать. Только я думаю, отцу не надо спускаться к даче. Мокрый промозглый дом может губительно сказаться на его легких.

Что значит «губительно сказаться»? Он что, может тоже заболеть и умереть? Нет, так не бывает. Он же совсем не старый. Мы еще должны поехать на машине путешествовать по стране. Нам нужно увидеть юг, море.

— Ой, деда, сколько ты веток наломал!

— Принесли топор?

— Знаешь, папа, мы ничего рубить не будем. Ты весь мокрый и плохо дышишь. Ты сейчас садишься и греешься в машине, а я иду наверх ловить грузовик.

— О, раскомандовалась! Я, чай, старше тебя по званию.

— Меня в госпитале и генералы слушались. Садись, доча, в машину. Включите фары, чтоб вас видно было, и грейтесь.

Как хорошо ехать обратно. В машине в дождь еще уютнее, чем при солнце. Два толстых луча разметают темноту с дороги. Фары встречных машин делают страшную чужую темноту нормальной городской. Еще не поздно. Можем успеть посмотреть телевизор. Ни у кого дома нет такого телевизора. Ни у кого нет этого… продолговатого окна с цветами. Завтра, если тетя Влада разрешит, я их буду поливать. Ни у кого нет такой большущей качалки с оленями, на которой здорово слушать театр-у-микрофона. Никто на завтрак не топит молоко в духовке и не печет булочки. Даже соседский кот у дедушки и тети Влады самый пушистый на свете.

— Эва! Опять у них великая стройка Пятилетки.

Это нижняя Петушиха про наш дом говорит.

— Спокою людям никакого нету!

Когда мамы нет на даче, нижняя Петушиха так и крутится у нас на участке, так и вынюхивает. Папе хорошо, он ее не замечает, а мне приходится быть вежливой хозяйкой дома.