Читаем без скачивания Уилл Грейсон, Уилл Грейсон - Джон Грин

тайни хлопает меня по плечу. наверное, он хотел легонько, но мне кажется, что мне в руку только что въехал «фольксваген».

я веду его к себе и даже произношу «та-да!», открыв дверь. тайни встает в центре комнаты и осматривает все вокруг, непрестанно улыбаясь.

тайни: золотые рыбки!

он идет прямиком к аквариуму. я признаюсь, что если золотые рыбки когда-нибудь захватят мир и решат устроить военный трибунал, то меня ждет петля, потому что уровень смертности в моем маленьком аквариуме куда выше, чем если бы они жили во рве с водой возле какого-нибудь китайского ресторана.

тайни: а как их зовут?

о, боже.

я: самсон и далила.

тайни: правда?

я: она реальная стерва.

он наклоняется к баночкам с их кормом.

тайни: ты их таблетками кормишь?

я: ой, нет. это мои.

единственный вариант, чтобы я не забыл и рыбкам дать корм, и таблетки выпить – держать то и другое вместе. но я все же задумываюсь, не следовало ли убирать потщательнее. тайни теперь, разумеется, покраснел, и он ничего больше не спросит, а я хотя и не хочу вдаваться в подробности, но и не хочу, чтобы он думал, будто я лечусь от чесотки или типа того.

я: это от депрессии.

тайни: о, у меня она тоже бывает. иногда.

мы опасно близко подошли к разговору, какой у меня уже был с маурой. она заявила, что знает, каково депрессовать, а мне пришлось объяснять что нет, не знает, потому что ее печаль такой глубины никогда не достигает. я не сомневаюсь, что и тайни считает, что у него бывает депрессия, но это, наверное, потому, что ему сравнивать не с чем. но что я могу сказать? что я не просто приунываю, нет, депрессия – это основа моей жизни, всего меня, от мозга до костей? что если у него на душе тоска зеленая, то у меня – беспросветный мрак? и что я люто ненавижу эти таблетки, потому что моя жизнь слишком от них зависит?

нет, такого я сказать не мог. потому что на самом деле никто об этом слышать не хочет. даже если ты человеку нравишься, даже если тебя любят, такое люди предпочитают не знать.

тайни: а кто из них самсон, а кто далила?

я: если честно, я забыл.

потом он рассматривает книжки на полке, проводит рукой по клавиатуре, вращает глобус, который мне подарили после окончания пятого класса.

тайни: смотри-ка! кровать!

на миг мне кажется, что он сейчас на нее прыгнет, и она наверняка развалится. но он, улыбнувшись чуть ли не смущенно, осторожно садится на край.

тайни: удобная!

и как так вышло, что я встречаюсь с этим пончиком с яркой посыпкой? незлобно вздохнув, я усаживаюсь рядом. матрас прогнулся под тайни ущельем, разумеется.

но прежде, чем наступает неизбежный следующий момент, вибрирует мой телефон, лежащий на столе. я не планирую обращать на него внимание, но он снова дребезжит, и тайни говорит взять.

открыв телефон, я читаю, что там.

тайни: от кого?

я: да гидеон. интересуется, как дела.

тайни: гидеон, значит?

в его голосе явно звучит подозрительность. я закрываю телефон и возвращаюсь к кровати.

я: ты же к нему не ревнуешь?

тайни: ну как – он миловидный, юный, голубой, и вы видитесь каждый день. разве тут есть повод для ревности?

я целую его.

я: повода для ревности нет. мы просто друзья.

тут до меня кое-что доходит, и я начинаю хохотать.

тайни: что такое?

я: у меня в кровати парень!

какая глупая гейская мысль. мне, наверное, надо раз сто ножом вырезать на руке «НЕНАВИЖУ ВЕСЬ МИР», чтобы ее компенсировать.

кровать для нас обоих, конечно, мала. я дважды сваливаюсь на пол. мы не раздеваемся – но это почти как будто и не важно. потому что мы все равно познали друг друга вдоль и поперек. он крупный и сильный, но я все равно могу тянуть-толкать не хуже. вскоре мы полностью превращаемся в разгоряченное месиво.

тайни: а где твой папа?

к этому вопросу я совершенно не готов. и напрягаюсь.

я: не знаю.

касание тайни пытается меня успокоить. его голос пытается меня успокоить.

тайни: ничего страшного.

но я так не могу. я сажусь, сбивая мечтательный ритм нашего дыхания, вынуждая тайни немного отстраниться, чтобы ему было видно меня как следует. импульс оказывается очень громким и четким: я вдруг резко больше не могу. не из-за отца – мне на него, по сути, плевать, – но именно из-за этой вот необходимости знать все.

я спорю с собой.

прекрати.

останься.

поговори.

тайни ждет. тайни смотрит на меня. тайни добр, потому что еще не понял, какой я, что собой представляю. я никогда не буду добрым с ним. лучшее, что я могу – это дать ему повод от меня отказаться.

тайни: говори. что ты хочешь сказать?

не спрашивай, хочу предупредить я. но потом начинаю говорить.

я: слушай, тайни, я стараюсь как могу, но ты должен понять: я всегда на грани чего-то ужасного. иногда благодаря человеку вроде тебя я могу посмотреть в другую сторону, и не буду знать, как я близок к падению. но я всегда в итоге поворачиваюсь обратно. всегда. и всегда иду к краю. мне с этим дерьмом приходится каждый день иметь дело, и оно в ближайшее время никуда не уйдет. я очень рад, что ты здесь, но хочешь кое-что знать? ты действительно хочешь, чтобы я был честен?

он должен был расценить это как предупреждение. но нет. он кивает.

я: я сейчас как на отдыхе. я не уверен, что ты представляешь, каково это. и это хорошо – лучше и не надо. ты не представляешь, насколько меня это бесит. бесит, что я сейчас все порчу, и порчу все…

тайни: ты не портишь.

я: порчу.

тайни: кто сказал?

я: я сказал?

тайни: а у меня права голоса нет?

я: нет. я порчу. а у тебя права голоса нет.

тайни легонько касается моего уха.

тайни: знаешь, ты в этом деструктивном настроении такой соблазнительный.

он проводит пальцами по моей шее, опускается под воротник.

тайни: я понимаю, что не могу изменить твоего папу, маму, твое прошлое. но знаешь, что я могу?

другая его рука ползет вверх по моей ноге.

я: что?

тайни: кое-что другое. вот что я могу тебе дать. кое-что другое.

я привык к тому, что люди реагируют на меня с болью. но тайни отказывается играть в эту игру. пока мы весь день переписываемся, да и сейчас, при личной встрече, он всегда старается докопаться до самой сердцевины. а это значит, он исходит из того, что сердцевина есть. я одновременно считаю это нелепым и восхищаюсь. я хочу взять это кое-что другое, что он хочет мне дать, хотя и знаю, что никогда не смогу присвоить это себе и владеть им как собственностью.

я понимаю, что все не так просто, как звучит в устах тайни. но он очень старается. поэтому я отдаюсь этому другому.

хотя в душе окончательно в это и не верю.

Глава пятнадцатая

На следующий день Тайни не появляется на математике. Я предполагаю, что он сидит где-то, скрючившись, и строчит песни в свой до комичного крошечный блоконот. Но я не очень беспокоюсь. Я вижу его между вторым и третьим уроками, когда прохожу мимо его шкафчика; волосы у него грязные, глаза широко распахнуты.

– Что, слишком много «Ред Булла»? – спрашиваю я, подойдя.

– Спектакль через девять дней, – отвечает он в яростной спешке, – Уилл Грейсон очаровашка, все зашибись. Слушай, Грейсон, мне надо в зал, на обеде увидимся.

– Второй Уилл Грейсон, – говорю я.

– А, что? – переспрашивает Тайни, с грохотом захлопывая дверцу шкафчика.

– Второй Уилл Грейсон очаровашка.

– Да, это точно, – кивает он.

Во время обеда он в столовку не приходит, как и Гэри, и Ник, и Джейн, да и вообще никого нет, а я не хочу сидеть один, поэтому забираю поднос и иду в актовый зал, поняв, что они все там. Тайни стоит посреди сцены, неистово размахивая руками: в одной руке – блокнот, в другой – мобильник. Ник сидит в первом ряду. Тайни разговаривает с Гэри, а поскольку у нас в зале прекрасная акустика, я даже у входа его прекрасно слышу.

– Главное, что ты должен запомнить о Филе Рейсоне, так это то, что он до усрачки боится. Всего. Он ведет себя так, будто ему на все плевать, но среди всех действующих лиц пьесы он ближе всех к краху. Когда он поет, его голос должен дрожать, в нем должна звучать эта жалостивость, которую, как он надеется, никто не слышит. Именно поэтому он кажется таким занудным, понимаешь? Дело не в том, что он говорит, а в том, как он это говорит. И в тот момент, когда Тайни развешивает плакаты с рекламой гей-прайда, а Фил не смолкая жалуется на свои дурацкие проблемы с девчонкой, которые он сам себе устроил, должно быть слышно, насколько он занудный. Но и не переборщи. Тонкий должен быть намек, дружище. Как камушек в ботинке.

Я стою с минуту, жду, когда он меня увидит.

– Грейсон, это просто ПЕРСОНАЖ! – орет Тайни. – ВЫМЫШЛЕННЫЙ.

Я разворачиваюсь и выхожу со своим подносом. Сажусь в коридоре неподалеку от зала на кафельный пол, прислонившись спиной к стенду с трофеями, машинально ем.

Я жду Тайни. Когда он выйдет и извинится. Или наорет, что я как баба. Жду, что откроются эти двойные темные дубовые двери, из них вылетит Тайни и заговорит.