Читаем без скачивания Рыцари креста - Том Харпер

— Если я не вернусь до того, как появится Кербога, позаботься об Анне, — сказал я Сигурду.

— Пока я держу в руках топор, ее никто не обидит.

— Ты вернешься назад еще до прихода Кербоги. — Боэмунд пришпорил коня, заставив его выехать на мост. — Мы будем двигаться всю ночь и возвратимся к рассвету. Тогда и ищи здесь мое знамя.

Коль скоро Боэмунд собирался продолжать движение ночью, следовательно, мы должны были находиться на марше и днем. Поскольку лошади для меня не было, я занял место в самом хвосте колонны, стараясь не обращать внимания на косые взгляды норманнских пехотинцев. Жаркое солнце и тяжелые доспехи вновь сыграли со мной злую шутку: тонкая туника, поддетая под кольчугу, не защищала тело от раскаленного железа. Один раз я слишком низко опустил голову и обжег себе подбородок, потому что у меня не было плаща. Шедшие рядом франки отпускали в адрес греков непристойные шутки, грозили мне копьями, а порою норовили подставить ногу. Пот ел глаза, а доспехи натирали тело. Иными словами, положение мое было весьма незавидным.

Когда город исчез из виду, мы перешли вброд какую-то реку и направились к холмам по дороге, ведущей в сторону Дафны. Разумеется, я с самого начала не поверил Боэмунду, когда он заявил, что его отряд отправляется за продовольствием. Вскоре мои подозрения оправдались. Мы обходили деревни и фермы стороной и не трогали полей и садов, поскольку Боэмунд не разрешал нам останавливаться ни на минуту. Его рыскавшие взад-вперед конники подгоняли нас, словно баранов, чувствительно шлепая отстававших своими клинками. На мое счастье, Куино среди них не оказалось.

Через два-три часа, когда солнце начало клониться к горизонту, Боэмунд наконец объявил привал. Мы находились вдали от поселений, в достаточно широкой, окруженной со всех сторон холмами естественной котловине, по которой протекал ручеек, питавший заболоченное озерцо. Его солоноватая вода показалась нам сладкой, как молоко. В кустах стрекотали какие-то насекомые. Мы сняли с себя обувь и разлеглись на сухой прошлогодней траве, даже не пытаясь гадать о том, зачем нас привел сюда Боэмунд. На краю ложбинки остались лишь верховые дозорные, патрулировавшие высоты.

— Друзья мои!

Эти слова эхом разнеслись по всем концам котловины. Боэмунд спешился и забрался на находившуюся немного выше по склону скалу, уподобившись статуе на Августеоне[15]. Полуденный ветерок развевал полы его красного плаща.

— Вы проделали трудный и неблизкий путь. Но до цели нам еще далеко.

Котловина огласилась дружными стонами.

— Соберитесь с силами. В конце этой ночи самых упорных и сильных будет ждать заслуженная долгожданная награда. Мы стояли у стен этого проклятого города несколько месяцев, держась только верой в то, что Господь Бог спасет нас. И вот в сей грозный час, когда к нам вплотную приблизились полчища Кербоги Ужасного, Господь явил нам свою милость!

Боэмунд обернулся на гребень, по которому были расставлены его часовые, и, понизив голос, продолжил:

— Слушайте, что я вам скажу. Дальше мы будем идти тайными тропами в холмы над Антиохией. Нам поможет страж, охраняющий одну из башен: я обещал ему за труды щедрое вознаграждение. Когда мы окажемся внутри стен, часть отряда направится к крепости, остальные же должны будут открыть городские ворота нашим братьям, находящимся в долине.

Торжествующая улыбка не сходила с его лица. Только сейчас я заметил, что Боэмунд сбрил бороду.

— Ну, кто со мной?

— А что, если это ловушка? Подобные вещи случались и прежде!

Человеку, задавшему этот вопрос, нельзя было отказать в мужестве. Но предводитель норманнов не выказал ни малейших признаков гнева.

— Если это ловушка, мы будем сражаться до последнего и умрем мученической смертью во славу Господа. Но я сам говорил с тем стражем и верю его обещанию. Если нам удастся взять город, я не успокоюсь до той поры, пока не обращу все его башни в руины. — Рукой в латной перчатке он извлек меч из ножен и, взявшись за клинок, поднял его вверх рукоятью, знаменующей собою крест. — Внемлите же мне! Вы слышите этот шелест? Это писцы наших внуков точат перья, чтобы описать наши подвиги! Кому-то этот город кажется неприступной твердыней, но мне он представляется лишь новой, еще ненаписанной страницей книги о величии Божьем! Кто пойдет со мной на этот окруженный стенами город? — Сделав резкое движение кистью, он подбросил меч и поймал его за рукоять. — С Божьей помощью мы свершим великие подвиги и сокрушим наших врагов. Спрашиваю в последний раз: кто со мной?

Многие из его воинов к этому времени успели подняться на ноги: кто-то — испытывая трепет, кто-то — терзаясь сомнениями. Теперь же все они до единого принялись размахивать оружием и издавать воинственные крики. Одни стучали копьями по скалам, другие ударяли рукоятями мечей по щитам. Котловина огласилась ревом пятисот впавших в неистовство воинов. Они орали так громко, что я испугался, не вызовет ли это камнепад. Чаще и громче всего они выкрикивали одну и ту же фразу:

— Deus vult! Так угодно Богу!

Боэмунд воздел к небу руки, лицо его светилось восторгом.

— Довольно! Нельзя, чтобы турки услышали наши крики. Мы подкрадемся к ним беззвучно, словно змеи, и уничтожим их прежде, чем они успеют опомниться. Клянусь вам, этим утром город будет взят!

19

Хотя одуряющая жара к вечеру спала, ночной марш оказался куда утомительнее и мучительнее дневного, тем более что ночь выдалась на редкость темной. Мы не видели дороги и то и дело налетали друг на друга. Воины часто падали, спотыкались о камни и срывались с крутых склонов, по которым проходили наши тропы. Кто-то отделывался проклятиями и синяками, кто-то вывихивал ноги и руки и хромал в хвосте колонны. Копья, ударявшиеся друг о друга у нас над головами, постукивали словно кости. Когда один из шедших передо мной воинов споткнулся в очередной раз, он едва не заехал копьем мне в глаз. Из кустов слышалось кваканье лягушек, где-то вверху попискивали летучие мыши. В одном месте я замер, услышав справа от себя звон колокольчика, висевший, скорее всего, на шее у пасущейся козочки. Сквозь кольчугу и тунику я нащупал рукой свой нагрудный серебряный крест и стал молить Господа о том, чтобы Он оградил меня от зла. Наша бряцающая, лязгающая, тяжело дышащая колонна медленно ползла по крутым склонам. На перевале был объявлен краткий привал. По рядам стали передавать полупустые мехи для воды, и я наконец смог утолить жажду. Я уже понимал, куда мы направляемся. Впереди высилась темная на фоне серебристого неба громада горы, с левой стороны далеко внизу виднелись сторожевые костры и извилистое русло Оронта, похожего в лунном свете на белую шелковую ленту. Мы находились на южном склоне горы Сильпий, а желтоватые огоньки, мерцавшие на соседнем склоне, горели, вероятно, на высоких городских башнях.

Для того чтобы выйти на этот склон, нам предстояло преодолеть глубокое ущелье. Ведущих вниз тропок здесь не было, даже горные козлы не отваживались ходить по крутым склонам. Нам пришлось рассредоточиться и на свой страх и риск спускаться порознь. Мы шли по коварной осыпи, где трудно было найти надежную опору. Стоило мне замедлить шаг, как камни, находившиеся у меня под ногами, пришли в движение, и я, рухнув на спину, поехал вниз. Мой щит с громким стуком понесся вслед за мной. Поднявшаяся пыль забила мне нос и рот. Я попытался остановить скольжение, но только исцарапал руку о колючий куст. Отовсюду слышались скрежет доспехов и проклятия. Более всего я боялся того, что турки расстреляют нас со стен, однако опасения мои оказались напрасными. Нас никто не заметил.

Поток, прорывший этот овраг, полностью пересох. Немного передохнув, мы продолжили свой путь и стали взбираться на противоположный склон. Мы вновь карабкались по каменистой осыпи, не обращая внимания на стук ножен о землю и на срывающиеся вниз камни. Объятый тьмой и окруженный чужеземными голосами, я чувствовал, что всех нас помимо нашей воли ведет вперед некая незримая сила, которой я вверил свою душу. Мне очень не хватало несгибаемого, никогда не терявшего веры в свои силы Сигурда, всегда готового поддержать меня в трудную минуту.

Достигнув верхней точки склона, мы снова остановились. Ромеи, строившие стены Антиохии, умело использовали особенности местности и сделали едва ли не всю южную стену естественным продолжением крутого склона ущелья. Прямо перед нами, там, где стена делала поворот и уходила параллельно хребту, находилась небольшая открытая площадка. Какое-то время мы таились у края лощины, моля Бога о том, чтобы нас не заприметили стражи на городских башнях. Все команды передавались теперь только шепотом. Я лежал, уткнувшись в траву лицом и вдыхая слабый запах шалфея.

— Грек!

Кто-то хлопнул меня по плечу и еще раз прошипел мне в ухо: