Читаем без скачивания Парень с большим именем - Алексей Венедиктович Кожевников

— Но смысл?! Растолкуйте мне, какой смысл во всей этой забаве, какая польза?

— Агитация… Прекрасная агитация за строительство, за индустриализацию, за машину. Лучшее доказательство наших благих намерений… Я предпочту катать, чем оплачивать полдесятка пропагандистов, — и дешевле и полезней.

— Удивляюсь… Наше дело — строить, а не агитировать, — ворчал Дедов.

— И то и другое… Строить дорогу и строить людей…

Люди ехали на лошадях. Продукты, инструменты, палатки, постели везла машина. Вокруг нее постоянно крутились всадники, показывали шоферу серебряные монеты в 10, 15, 20, 50 копеек, даже рубли, и кричали:

— Давай! Давай!

Они вызывали его на состязание. Шофер был веселый парень, сперва он говорил, чтобы подальше убрали деньги, затем пускал машину на малую скорость. Всадники мигом обгоняли ее и начинали смеяться, улюлюкать. Тогда шофер добавлял скорость, начинал догонять и перегонять всадников. Они хлестали своих коней плетьми, подталкивали пятками, но шофер все нажимал, и машина уходила вперед. Шофер и Тансык смеялись над всадниками.

Перепробовали много коней, но машина побила всех. Тогда у кого-то возникла мысль выпустить против нее самого быстрого коня.

В степях Прибалхашья кочевал Аукатым, известнейший наездник и знаток лошадей. Табун коней у него был невелик, но знаменит по всему Казахстану. Аукатым водил только скакунов. Если в его табуне появлялся тяжелый конь, он немедленно продавал его. Лошади Аукатыма были покрыты славой, лучшие из них большей славой, чем знаменитые акыны и самые уважаемые скотоводы.

Самым славным был трехгодовалый жеребец Зымрык (двухглавый орел). Он, будучи полуторагодовалым, выиграл у лучших степных скакунов первый приз в пятьдесят баранов и шелковый халат хозяину.

К Аукатыму приехал вестник Длинного уха. Аукатым чистил Зымрыка, ласкал его острую легкую голову, похлопывал по широкой выпуклой груди.

— Что скажешь? — спросил Аукатым.

— Плохие вести.

— Появился новый скакун? Ничего, мой Зымрык побьет любого коня. Только конь этой же крови может побить его, у Зымрыка самая горячая кровь.

— Нет. На Чокпар приехали русские инженеры. У них есть машина… Она поднимает сразу трех верблюдов и обгоняет любого скакуна. Джигиты пробовали.

— Чего ты хочешь?

— Люди говорят, надо выпустить Зымрыка.

— Нет! Зымрыка я выпущу на любого скакуна, а на машину… нет! — Аукатым погладил серебряную спину жеребенка. — Какой толк побивать арбу?

Посланец уехал, ему не удалось в душе Аукатыма зажечь искру соперничества.

Через несколько дней приехал другой посланец. Он сказал, что видел машину сам.

— Арба. Крикливая арба. Инженер говорит: «Проведу дорогу, и все будут ездить на машинах».

Аукатым задумался, затревожился:

— Куда же коней? Кони будут не нужны?

— Коней зарежут на мясо.

— И Зымрыка?

— Зачем тебе Зымрык, если машина побьет и его? Ты сам поедешь на машине. Пойди побей машину, поставь против нее Зымрыка!

Посланец пробыл два дня и все разжигал у Аукатыма дух соперничества. Наездник тяжко думал. Его не так беспокоило, что машина обгоняет скакунов, другое было куда хуже. Он не мог допустить, чтобы машины вытеснили коней, заполонили всю степь и дороги. Он не хотел степи без коней, не хотел жизни без Зымрыка.

И Аукатым согласился выпустить своего любимца против машины. Он заседлал жеребца, посадил на него тринадцатилетнего сына, себе взял лучшего джурдэка и выехал на Чокпар.

Аукатым ехал не торопясь, лошадям давал отдых. Вестник же Длинного уха жужжал, вертелся вокруг него, как шмель, останавливал встречных, заезжал в аулы и всюду рассказывал:

— Аукатым ставит Зымрыка против шайтан-арбы.

Он старался изо всех сил и свил вокруг Аукатыма большое гнездо любопытных. Любопытство разлилось по степи полой водой, люди двинулись отовсюду — на лошадях, на верблюдах, на коровах, кто с одной-двумя лепешками, кто с юртами, баранами и кумысом.

Аукатым ехал впереди. Он был важен и серьезен, не вступал в разговоры; радость, что из-за него люди побросали дела, хранил про себя. Ярые джигиты, особенно из молодых, подскакивали к нему и вызывали на соперничество. Они не думали, что побьют Аукатыма, им было бы приятно одно то, что Аукатым принял их вызов. Наездник молча отказывался. Когда всадники слишком тесно окружали его, он взмахивал плеткой и покрикивал:

— Дорогу, дорогу!

Елкин, уже привыкший к постоянным посетителям, все же очень удивился громадной толпе, которая остановилась по соседству с его палаткой. Прибежал запыхавшийся, возбужденный Тансык.

— Приехал Аукатым. Он ставит против машины Зымрыка. Зымрык побьет машину… Нет, машина побьет его! — Он волновался, предполагал и то и это, он не знал, за кого подать голос. Зымрык ему как кочевнику был близок, дорог, но и машина… Тансык успел полюбить и ее. Его желание разбивалось надвое.

Инженер не скоро понял, что нужно приехавшим, кто такой Аукатым и Зымрык. Раскумекав, он удивился:

— Кому пришло это в голову?

— Всем, всем, все хотят! — ответил Тансык. — Народ просил Аукатыма, посылал двух всадников.

— Да? — Это, значит, для них большой вопрос, — проворчал Елкин, — кто лучше конь или машина!.. Что же, придется поставить и решить.

Он отправился к Аукатыму договориться об условиях состязания. Аукатым сидел на небольшом коврике, брошенном на песок. Поодаль на песке сидел его сынишка и за поводья держал коней. Аукатым пригласил инженера на коврик. Елкин сел рядом, по правую руку посадил Тансыка. Казахи разместились на песке, окружив Аукатыма и Елкина.

Был полдень. Жгло беловатое солнце. Начался разговор.

— Это твои кони?.. Прекрасные кони. Который же будет скакать? — спросил инженер.

— Джурдэк.

— А Зымрык не будет скакать? — всполошился Тансык.

— Пусть