Читаем без скачивания Ивовый манекен - Анатоль Франс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Стоя на коврике, перед тем как лечь в постель, она оттягивала свою батистовую ночную сорочку и, прижав подбородок к шее, разглядывала свою пышную грудь и живот, которые сверху казались грудой белых теплых подушек, позлащенных светом лампы. Она не задумывалась, действительно ли хороши ее формы, потому что не видела красоты в наготе и понимала только красоту, созданную портнихами; она не гордилась своим телом и не стыдилась его, не старалась, глядя на него, вспомнить, былые наслаждения, и все же ее начинало тревожить и смущать созерцание этого тела, тайные побуждения которого привели к таким огромным переменам в ее семейной жизни и общественном положении.
Она понимала, что поступок сам по себе пустячный может быть очень важным с точки зрения идеи, ибо она была женщиной нравственной, религиозной, достаточно суеверной и принимала карточные фишки за чистую монету. Угрызения совести не мучили ее, так как она не обладала воображением, о боге судила весьма здраво и считала себя уже достаточно наказанной. Но, не задумываясь над обычным пониманием женской чести, не замышляя грандиозных планов — перевернуть общее понятие о нравственности, только бы самой приобрести скандальную невинность, она все же не жила спокойной и удовлетворенной жизнью и не вкушала внутреннего мира среди всех напастей.
Ее волновала таинственная неизвестность,— когда же кончатся эти напасти. Они разматывались, как клубок красной ленточки в самшитовом ящичке на прилавке г-жи Маглуар, кондитерши с площади св. Экзюпера. Г-жа Маглуар вытягивала ленточку, пропущенную сквозь отверстие в крышке, и перевязывала бесчисленные пакетики. Г-жа Бержере не знала, когда наступит конец несчастьям; печаль и раскаяние придавали ей некоторую внутреннюю красоту.
По утрам она смотрела на увеличенный портрет отца, умершего в год ее свадьбы, и, глядя на этот портрет, плакала, вспоминая детство, беленький чепчик в день первого причастия, воскресные прогулки, когда она ходила пить молоко в Тюильри со своими двоюродными сестрами, барышнями Пуйи, дочерьми составителя «Словаря»; вспоминала мать, еще здравствующую, но уже старенькую, живущую на краю Франции, на севере, в родном городке. Отец г-жи Бержере, Виктор Пуйи, директор лицея, издатель пользующейся известностью грамматики Ломона, при жизни имел высокое представление о своем общественном значении и умственном превосходстве. Подавленный славою своего старшего брата и покровителя, великого Пуйи, составителя «Словаря», преклоняясь перед университетскими авторитетами, он отыгрывался на остальном мире и кичился своим именем, своей грамматикой и подагрой, сильно донимавшей его. Держался он с достоинством, подобающим члену семьи Пуйи. И портрет, казалось, говорил дочери: «Дитя мое, я не знаю, я не хочу знать всего того, что не вполне добропорядочно в твоем поведении. Будь уверена, причина всех твоих несчастий в том, что ты вышла замуж за человека, недостойного тебя. Я напрасно льстил себя надеждой поднять его до нас. Бержере — человек невоспитанный. Твой главный грех, источник твоих нынешних несчастий, дочь моя,— твой брак». И г-жа Бержере внимала этим речам. Родительская мудрость и доброта, которой они были проникнуты, поддерживали ее слабеющую бодрость. Однако она незаметно подчинялась судьбе. Она прекратила свои обвинительные визиты, так как любопытство общества пресытилось однообразием ее жалоб. Даже в доме ректора стали подумывать, что рассказы, ходившие по городу о ней и г-не Ру,— не вымысел. Она надоела и была скомпрометирована; ей дали это понять. Она сохранила лишь симпатию г-жи Делион, видевшей в ней олицетворение угнетенной добродетели, но г-жа Делион принадлежала к высшему обществу и потому жалела, ценила г-жу Бержере, но не принимала ее. Г-жа Бержере осталась одна, убитая, без мужа, без детей, без домашнего уюта, без денег.
Еще раз попыталась она войти в свои хозяйские права. Это было наутро после особенно печального и тяжелого дня. Выслушав оскорбительные требования мадемуазель Роз, шляпницы, и мясника Лафоли, уличив служанку Мари в краже трех франков семидесяти пяти сантимов, оставленных прачкой на буфете в столовой, г-жа Бержере легла спать, полная грусти и отчаяния, и не могла заснуть. Избыток напастей сделал ее романтичной, и во мраке ночи ей чудилось, что Мари подсыпает ей в воду яд, изготовленный г-ном Бержере. Утро рассеяло ее смутные страхи. Она оделась с некоторой тщательностью и, важная и кроткая, направилась в кабинет к г-ну Бержере.
Ее появление было столь неожиданно, что он не успел запереть дверь.
— Люсьен! Люсьен! — воскликнула она.
Она заклинала его невинными головками дочерей. Она просила, молила, изложила справедливые соображения о плачевном состоянии дома, обещала в будущем быть хорошей, верной, экономной, любезной женой. Но г-н Бержере ничего ей не ответил.
Она опустилась на колени, зарыдала, заломила свои когда-то повелевавшие руки. Он не удостоил ее ни взглядом, ни словом.
У ног его была представительница семьи Пуйи. Но он взял шляпу и вышел. Тогда она встала, побежала за ним вдогонку, сжав кулаки, открыв рот, и крикнула ему из передней:
— Я никогда вас не любила, слышите? Никогда, даже когда выходила за вас замуж! Вы безобразны, вы смешны, да и во всем остальном хороши, нечего сказать! Весь город знает, что вы жалкий мозгляк, да, мозгляк!
Это слово, слышанное ею только из уст умершего двадцать лет тому назад Пуйи, составителя «Словаря», вдруг совершенно неожиданно пришло ей в голову. Она не вкладывала в него точного смысла. Но оно казалось ей крайне оскорбительным, и она выкрикивала, стоя на лестнице:
— Мозгляк, мозгляк!
То была последняя попытка супруги. Через две недели после этого свидания г-жа Бержере предстала перед г-ном Бержере, на этот раз спокойная и решительная.
— Дольше терпеть я не могу,— сказала она.— Вы этого хотели. Я уезжаю к матери, пришлите туда Жюльетту. Полину я оставляю вам…
Полина была старшая дочь; она была похожа на отца, которого она любила.
— Надеюсь,— прибавила г-жа Бержере,— вы назначите вашей дочери, которая будет находиться при мне, приличное содержание. Я ничего не требую для себя.
Услыхав эти слова, увидав, что он довел ее до крайности своей предусмотрительностью и настойчивостью, г-н Бержере сделал усилие, чтобы сдержать радость, боясь, как бы г-жа Бержере, заметив ее, не отказалась от такого приятного для него разрешения вопроса.
Он ничего не ответил, лишь наклонил голову в знак согласия.
Примечания
1
Если станешь ты учитывать грехи наши, господи, господи, кто это выдержит? (лат.)
2
Ты навеки — лицо духовное (лат.).
3
«Отчим систром он войско сзывает…» (лат.).
4
«Бледного перед лицом смерти грядущей» (лат.).
5
Перевод Ады Владимировой.
6
Бедром поводящей искусно.
7
…нерешительно прошел через пустую еще столовую…— Так в печатном изд.; в оригинале (fr.wikisource.org/wiki/Le_Mannequin_d%E2%80%99osier): résolument — решительно.— Примеч. редактора электронной версии издания.
8
Кладка в колос (лат.).
9
«Виргилий мореходец» (лат.).
10
«Старый друг» (англ.).
11
Поднял мачты (лат.).
12
Поднял паруса (лат.).
13
Нет сомнения, что мачты поднимали перед тем, как пуститься в плавание (лат.).
14
Все вместе отпустили канат (лат.).
Комментарии
1
Катулл — Гай Валерий Катулл, римский поэт-лирик I в. до н. э.
2
Петроний — Тит Петроний Арбитр, один из крупнейших римских сатириков (ум. в 66 г. н. э.), автор романа «Сатирикон», в котором изображены нравы римского общества I в. н. э.
3
Турн — легендарный царь рутулов, убитый Энеем («Энеида» Виргилия).
4
Деции — два римлянина — Публий Деций Мус и его сын Публий Деций Мус, участники Самнитских войн (IV—III вв. до н. э.). Прославились любовью к отечеству и беззаветной готовностью принести ради его благополучия любые жертвы. Их имя стало нарицательным.
5
Битва при городке Марафоне на восточном побережье Аттики, к северо-западу от Афин, между персидской армией и греческой (490 г. до н. э.), закончившаяся полной победой греков, их первой победой над персидской державой.
