Читаем без скачивания Эмигрант с Анзоры - Яна Завацкая

Он мне роднее, чем брат. Я каждое движение его помню, кажется, каждое слово. Даже ревность какая-то проснулась – к этим людям. Они по праву родства ближе к Таро, чем я. Он скорее им принадлежит, чем мне. Но какое, по-человечески, право, они имеют на него? Они его даже никогда не видели. Таро – только мой. Только в моей памяти он остался живым, настоящим.

И все равно хотелось поехать к этим равнодушным, чужим квиринцам – потому что они были единственными здесь, кто вообще хоть немного интересовался тем, что было так дорого мне.

Энгиро жили, казалось, за городской чертой. На самом деле, это все еще была Коринта, та ее часть, где уже не вгрызались в холмы многоэтажные системы, не вскидывались кокетливо над зеленью старинные башенки. Здесь воздух дрожал над звенящими пчелиным визгом садами, над прозрачными гранями кристальных прудов, здесь мир был разделен тонкими низкими оградами, и в садовой, лесной глубине прятались дивные особняки и одноэтажные скромные домики. От дороги к морю сбегали, впрочем, общественные луга и рощи. Здесь было много детей и собак, куда больше, чем в основной части Коринты.

Бабушка Таро стояла у ограды, видимо, ожидая меня. Я узнал ее сразу. Она протянула мне руку.

– Здравствуйте, Ландзо. Меня зовут Ирна.

Она была высокой, казалась слегка неуклюжей. И словно стесняющейся чего-то – своей старости, может быть... И доброй.

Мы пошли по дорожке, посыпанной щебнем, к дому – сравнительно небольшому, широкому, одноэтажному. Слева от нас послышались детские голоса, я обернулся на них. Двое мальчиков, лет шести и восьми на вид, играли в саду. Один из мальчишек вскарабкался на дерево и привязывал к ветке какую-то веревку. Рыжий длинношерстный песик стоял внизу и недовольно погавкивал.

– Внуки, – объяснила Ирна, словно смущаясь, – это моего младшего сына ребята. У меня самой трое детей было, трое мальчиков. А остался один. Жена его сейчас в экспедиции, а он уехал в город, ну и завез мне ребят. У них каникулы сейчас.

У порога навстречу мне появился, улыбаясь радушно, муж Ирны. Похож на нее – высокий, неуклюжий на вид, седой. Глаза только светлые, а не черные, как у нее.

– Здравствуйте, Ландзо. Мы очень вас ждали. Меня зовут Геррин.

Дом был внутри очень тихий, чистый, покойный. Слышно тиканье часов, щебетанье птиц за окном. Не хватает только деревянных скрипучих половиц и полосатых плетеных ковриков – был бы типичная старинная лервенская хижина, теперь такие только в музее увидишь. Здесь, конечно, пол был обычный – ретановое покрытие в рыжую клеточку. Но вот мебель вся деревянная, по стенам вьется зелень, пейзажи на стенах... И дух общий – старины, тишины, покоя. Круглый березовый стол, толстая скатерть, дымящийся чайничек, печенье в вазочке на столе.

– Садитесь, Ландзо, садитесь...

– Ирна сама пекла. Это хобби у нее такое появилось теперь, – сообщил Геррин, – вы попробуйте.

– Для Ландзо, наверное, в этом нет ничего удивительного, – стесняясь, заметила Ирна.

– Нет, почему же, – пробормотал я. У нас тоже редко кто готовит сам... у семейных-то да, но ведь я и не жил еще в семье. Я прикусил печенье. Действительно... вкусно, но не просто вкусно, а совсем по-особенному. Автомат никогда так не приготовит. Сам тихий, нежный дух Ирны, сама забота ее, тихая радость – и не объяснить, почему, но я чувствовал это на языке.

Старики улыбались, глядя на меня. Молчали. Странно, но и мне не хотелось говорить. И еще казалось, что эта тихая полуулыбка – нормальное, привычное их состояние. Послышалось чье-то легкое топотание, из двери выбежала маленькая девочка. Лет трех, разряженная донельзя – в белые с розовыми и оранжевыми оборочками, кружевами, блузку и штанишки, с огромным бантом в виде розы в трогательных легких темных волосах. Застенчиво поглядела на меня, вскарабкалась на руки бабушке и спрятала лицо у нее на груди.

– Ну, Лиль, ты чего? – Ирна попыталась оторвать девочку от себя, – Это хороший дядя. Его зовут Ландзо.

Повернулась ко мне.

– Наша баловница... У нас было трое сыновей. Старших двух уже нет, а у младшего – тоже одни мальчики, трое. И вот последняя у них получилась только девочка. Как ждали... – Ирна с любовью погладила девочку по голове.

– И у Лина был сын, – грустно добавил Геррин. Налил мне чаю в высокий бокал, – вы пейте, Ландзо.

Девочка что-то зашептала бабушке на ухо. Та встала с ней на руках, вышла, пояснив на ходу.

– Хочет, чтобы я ей игру достала.

Игру... я подумал, что рассказать им что-либо будет невозможно. Очень милые люди, хорошие люди. Любят детей. А могут ли они представить ребенка, который вообще никогда не имел игрушек? Которому объясняли, что играть – это глупо и недостойно общинника? То есть игры, конечно, терпели, но именно только терпели.

– Лин... отец Таро, – заговорил Геррин, – наш старший сын. Старше других на шесть лет. И он единственный из нашей семьи, кто не пошел в науку. Мы-то с Ирной все еще работаем, хотя теперь уже только на земле.

– Я думал, вы... как это у вас называется? На положении ветеранов, – брякнул я.

– Мы на пенсии, – подтвердил Геррин, – но скучно же не работать. Мы физики. Ирна вот в этом году прошла в комиссию по разработкам, по плазме. И сыновья у нас... младший занимается физикой подпространства. Второй был планетологом... он и погиб на Изеле. А Лин вот... сначала работал в полиции, потом в какую-то суперсекретную службу перешел... потом решил на Анзоре остаться.

Надо же... физики. Я украдкой огляделся. Живут, как в сказке: жили-были дед да баба... и занималась баба физикой плазмы.

Ирна вернулась, села за стол.

– Ну, старый, что ты тут наплел? – спросила она у мужа, – Ландзо, так вы хорошо знали Таро? Ведь мы его никогда не видели. Лин все хотел привезти его сюда...

– Я его знал с двенадцати лет, – я опустил глаза. Чудовищная несправедливость...

Это я должен был умереть, а не Таро. Его ждали, его так хотели увидеть. Для него здесь – дом, бабушка с дедушкой, дядя, племянники. Этот мир – для него. Но он – не дошел, а дошел я, чужой этому миру и не нужный... только для того, чтобы рассказать о Таро?

– Вы знаете что-нибудь об Анзоре? О нашей жизни? – спросил я, – иначе мне будет сложно рассказывать.

– Конечно, знаем, – ответила Ирна, – для нас это было очень важно... мы узнали все, что можно узнать. Даже язык, – добавила она на лервени. Не так чисто, как Дэцин, но все же... Я посмотрел на нее.

– Вы говорите по-лервенски?

– Не очень хорошо, – ответила она, – мы уже забыли язык, а Гер его и не знал хорошо.

– Я не очень способен к языкам.

– Прошло много лет... – сказала Ирна на линкосе, словно извиняясь, – мы не пользовались языком, и он забылся.

– Номер Таро, – сказал я, – был двести двадцать первый. Я много лет даже не знал, что у него есть фамилия...

Я начал рассказывать. С самого начала. С того момента, как Таро пришел в нашу школьную общину. Как мы долго не общались с ним, и потом он отметелил парней, напавших на Арни. Как с этого момента мы подружились... Когда мне не хватало слов на линкосе, я без колебаний переходил на родной язык, и квиринцы понимали меня. Я рассказал о нашей дружбе. Но больше старался говорить о Таро, хотя об Арни тоже получалось... Каким Таро был сильным. Сильнее всех. Позже он рассказал, что отец научил его приемам рэстана и вообще сделал сильным. И еще он был бесстрашным. Рэстан рэстаном, но когда на тебя идут шестеро старших парней с цепями... Таро никогда ничего не боялся. Как он интересовался техникой. Для него любой механизм собрать и разобрать было – раз плюнуть. У него было техническое мышление, так говорил наш преподаватель ремесла. И как в походе, а потом на сборах Таро казался просто железным, он и нес на себе больше всех. И Арни один раз тащил, когда тот свалился во время кросса. На самом деле Таро тоже было тяжело, но он умел терпеть. Про девочек я не стал подробно рассказывать. Наоборот, слегка приукрасил, сказал, что у Таро появилась любимая девушка, а про то, что она его бросила, промолчал. И рассказал про наш побег. Ведь только тогда Таро признался нам, что он – квиринец. И рассказал нам про родителей, про то, что он рос не как все. Они с Арни могли бы остаться еще, но решили разделить мою участь.

Родственники Таро слушали очень внимательно. Жадно слушали. И я рассказал им про наш последний разговор в брошенном доме. Даже про то, что Бог есть любовь. Ну а потом мне осталось только – как Таро взял «Рокаду» и начал стрелять. И шагнул вперед, закрывая нас, и погиб.

Арни тоже умер, позже, от астмы. А я дошел... об этом я уже рассказал очень кратко.

Потом я посмотрел на стариков. Ирна сидела, уткнув лицо в ладони, оперевшись локтями о стол. Геррин смотрел в сторону.

– Значит, и могилы не найти, – сказал он очень тихо. Я неловко кивнул. Я ощущал свою вину – даже и похоронить Таро не удалось. Впрочем, это здесь хоронят, меня это еще у Леско удивило. У нас-то сжигают, а прах выставляют в урне в Залах Памяти.