Читаем без скачивания Разборка по-кремлевски - Сергей Зверев

— Что, вискаря пожалел? — ухмыльнулся он.

Лубянский генерал нутром чуял, что казавшийся идеальным заговор с последующим государственным переворотом неудержимо мутирует, словно вирус гриппа. Еще немного, и никакая сыворотка-противоядие его не возьмет.

— Чем быстрее мы все закончим, — Чернявский снял очки, и от этого половина его интеллигентности тут же улетучилась, — тем больше Муравьев нам будет обязан. Следовательно, мы легко сможем его контролировать. Если же пустим дело на самотек, он сумеет обойтись и без нас.

Подобедов по-своему понял намек:

— Помянем Алексея, неплохой мужик был.

— Кечинов — голова, но трусливым оказался. Не переживай из-за него. Исчез с телевизионного экрана, и скоро о нем все забудут.

Выпили не чокаясь.

— Главное — телевизионная картинка, — принялся объяснять прописные истины политтехнолог. — Для народа ничего в реальной жизни не происходит. Работа, дом… Народ ленится даже в окно выглянуть, но если ему на «голубом экране» показали, то это уже жизнь. Пока мы контролируем кнопку, против нас все бессильны.

Подобедов цедил спиртное сквозь зубы:

— Мы хотели электорат попугать, но, кажется, «ужастик» ему понравился.

— Все еще впереди, главное, успевать бежать впереди паровоза. Не дай бог, догонит — по рельсам размажет.

— Да уж, народный бунт жесток и беспощаден.

Глеб Чернявский потер разгоряченный лоб:

— А теперь нам с тобой придется распределить обязанности. Я займусь Карташовым, надо ему имидж подправить. Не хрен из него народного героя лепить, на этот случай у нас Муравьев припасен. А ты езжай-ка к президенту.

— Это еще зачем? — насторожился Подобедов: встречаться с все еще действующим главой государства ему не хотелось, липкий страх тут же поселился в душе.

Пока у него еще оставалась слабая надежда вовремя пойти на попятный. Если бы первоначальный план стал разваливаться, генерал мог успеть арестовать основных фигурантов и первым доложить об этом президенту. После же встречи с глазу на глаз такая возможность навсегда осталась бы в прошлом. Но по взгляду Чернявского лубянский генерал понял, что тот собрался лишить его подобной возможности.

— Значит, так, Юра. Прямо сейчас ты едешь к президенту…

Глава 11

Дорога до Москвы раскрыла перед Белкиной многие секреты происходящего, хотя никто из похитителей съемочной группы после вводной беседы в теплоузле не обмолвился с похищенными и словом. Наверняка карташовцам хватило устного согласия телевизионщиков сотрудничать. И теперь их судьбу предстояло решить на следующем уровне.

Единственное, за что корила себя телеведущая — она не нашла в себе сил сказать Бондареву правду, когда тот абсолютно неожиданно позвонил на ее мобильник. Хотя этому существовало оправдание. Трудно женщине набраться решимости, когда одной рукой к ее уху подсовывают трубку, а второй приставляют нож к горлу. И теперь не оставалось надежды на то, что кто-нибудь, кроме самих уродов-нацистов, отыщет выцарапанный Тамарой на трубе номер Клима.

Из подвала всю съемочную группу доставили микроавтобусом, обклеенным изнутри свастиками и портретами вождя, на какой-то луг, куда приземлился военный вертолет. Пейзажи, проплывавшие под винтокрылой машиной, не говорили Белкиной ни о чем, она даже не могла понять, на запад или на восток они летят. Солнце закрывали облака.

Уже ночью вертолет приземлился возле шоссе. Всех загнали в фургон без окон, и потом целый час пришлось в нем трястись. Вот Тамаре и стало ясно, что за карташовцами — не только молодой коммунистический задор сталинского разлива, но и серьезные люди, которым ничего не стоит поднять в воздух военный вертолет и сгонять его до Москвы. А где возникает, как по мановению волшебной палочки, один вертолет, там может появиться и другая военная техника…

И вот теперь Белкина с коллегами и съемочной аппаратурой томились в подмосковном недостроенном особняке. Пейзаж за окнами просматривался невыразительный: мохнатые ели вплотную подступали к высокому кирпичному забору, сплошные металлические ворота находились под охраной мрачного бритоголового субъекта в черной рубашке и двух ротвейлеров. Дверь на лестницу, ведущую на первый этаж, была заперта на ключ, а за ней то и дело слышались голоса охраны.

Страдающий типично русской болезнью под названием «жажда» оператор Виталик облазил весь этаж особняка в поисках спиртного. Действовал он методично, двигаясь по спирали — сперва обыску подверглось все, что находилось у стен, потом он перешел к отдельно стоящей мебели. Найденная им в ящике для белья начатая чекушка водки сняла стресс, но теперь от нее остались лишь одни воспоминания.

— Фашисты проклятые, — сказал оператор, глядя в окно на покачивающие темно-зелеными лапами ели. — Уже обед скоро, а они не чешутся. Я умею или работать, или расслабляться. А расслабиться без спиртного — это задачка посложнее бинома Ньютона.

— Лучше скажи, где мы находимся? — попросила Белкина.

— Кажется, неподалеку Ярославское шоссе, — на время отвлекся оператор, разглядывая елки.

— Ты уверен?

— Всякое может быть. Как-то на Новый Год поехал я с друзьями в лес, так там такие же елки были.

Факт не показался Тамаре убедительным.

— Эх, кабы не старушка мать! — вздохнул здоровяк Виталик. — Ни за что бы не согласился.

— Тебе проще, у тебя оправдание перед собой есть, — Белкина тоже подошла к окну, — а я своего братца-алкоголика люто ненавижу. Может, пусть помучается? Или они нас просто пугали?

Режиссер в беседе не участвовал, он, хоть и был ведущим специалистом в области изготовления именно политических передач, но при случае и без повода любил повторять, что политикой не занимается. Потому он и закрылся в своей комнате.

Охрана у ворот оживилась, залаяли собаки, их тут же взяли на короткий поводок. Во двор въехала потрепанная «Волга».

— Кажется, тихая жизнь кончается, — не без сожаления произнес оператор. — Держись, Томка. Просто вспомни, сколько всякой дряни мы за свою карьеру сняли, и ты поймешь: слепить то, что нам предлагают, — еще не самое плохое. Пятнадцать минут позора в эфире, и мы свободны.

— Нам пока ничего конкретного не предложили, — напомнила телеведущая.

Из «Волги» выбрался Артур Карташов и тут же исчез под навесом крыльца.

— Главный урод пожаловал, — Белкина постучала в дверь комнаты режиссера. — Вы уж выйдите, встретьте. Присутствие первых лиц обязательно — согласно протоколу.

Режиссер выбрался. Мрачный, недовольный жизнью.

— Я с ним говорить не собираюсь.

— Неужели вам так принципиально, на кого работать? — изумилась Белкина, не подозревавшая такой моральной стойкости в режиссере старой закалки.

— Я работаю только на законную власть, пусть она будет даже у самого дьявола, — режиссер назидательно поднял палец. — Но только на законную.

— Но вы уже дали им согласие! — возмутилась Тамара.

— Под угрозой, под угрозой моей жизни, — покачал режиссер головой.

— Тогда договариваться буду я, — предупредила Белкина.

Партийный вождь для встречи с журналистами не стал готовиться специально. Он быстро вошел в гостиную, окинул взглядом небольшую компанию. Особого энтузиазма в глазах телевизионщиков не читалось.

— Если вы думаете, что мы заплатим вам американскими деньгами, то ошибаетесь! — сказал он и скрипнул сапогами. — Каждый русский обязан бескорыстно служить Родине! А вы еще не искупили своей вины за то, что прислуживали мировой закулисе в лице обрусевших инородцев…

— Короче, Склифосовский, — спокойно произнесла Белкина, — говори, что надо? Мы профессионалы. Если ваш провинциальный соратник вменяемый, то, кажется, речь шла о документальном фильме. А всякая работа начинается с технического и идеологического задания.

От такой беспринципности даже Карташов осекся. Режиссер настороженно смотрел на Белкину, зная ее нелегкий характер: он боялся, что телеведущая устроит сейчас безобразный скандал. Товарищ Артур справился с замешательством, гордо вскинул голову.

— Мне противно с вами общаться, но, учитывая, что вас, как предателей родины, ценят на Западе, — за последние годы Карташов так вошел в роль пламенного борца, что просто не был в состоянии поменять лексику, — вы — умельцы лить воду на мельницу империализма, сделаете про нас документальный фильм, который должны будут показать на западных каналах.

— Сделать фильм не проблема. Но я не владею контрольным пакетом ни одной из студий, — резонно напомнила Белкина, — и показывать его или нет, будут решать продюсеры.

— Надо сделать такой, чтобы его показали, — Карташов гневно блеснул глазами.

— Тогда я сразу обозначу условия, без соблюдения которых фильм просто не сможет появиться в эфире, — Белкина прикурила и выпустила тонкую струйку дыма прямо на партийного вождя. — Первое, оно же главное и последнее условие: ваше так называемое движение должно быть представлено как откровенно фашистское, деструктивное, угрожающее жизни людей. Короче, после просмотра у зрителя просто руки начнут чесаться засадить вас и ваших отморозков за решетку. Что, надеюсь, скоро и случится. В другой интерпретации можете оставить фильм себе для домашнего видео.