Читаем без скачивания Остров - Михаил Васильев

Он сначала услышал, а потом увидел девчонку, бегущую вдоль ручья. Ту самую, что видел сегодня на лежбище хиппи, сейчас в несоразмерно большой тельняшке до колен. Она что-то кричала, скользя на мокрых камнях и почему-то размахивая чем-то вроде альпинистского ледоруба. Ошеломленная увиденным, юная самка явно торопилась остановить его убийство, заступиться.

"Теперь все", — Мамонт почему-то сразу поверил, что она способна сделать это. Уже приготовил горькую ухмылку несломленного выстоявшего человека, заранее принимая ее испуганное сочувствие.

"Лет шестнадцать, — определил он, держась за шею и глядя на приближающуюся самку. — Действительно, ледоруб… Как он еще называется… альпеншток?.."

Девчонка, как-то дико посмотрев, почему-то бежала мимо, будто огибая, лежащего в колючках, Мамонта.

Ихтиандр шагнул к ней навстречу, нетерпеливо протягивая руку, вот схватил ледоруб.

"И эта с ним? — Вспыхнуло удивление. — Ты что, за ублюдка?" — Он на спине уползал под колючую крону кустов.

Эти места были окончательно необитаемой частью острова, здесь он явно не мог встретить никого, тем более Ихтиандра. Оказалось, что нос разбит. Остановившись, он выковыривал кристаллы засохшей крови.

"Нашел причину. Ты скажи, разберемся, а то сразу душить за горло."

Сейчас он еще ощущал отвратительное прикосновение влажной и волосатой мужской кожи, самодовольный запах ихтиандрового гнусного одеколона. Неожиданно понял, именно по этому запаху определил, что Ихтиандр не был в воде, и его акваланг — бутафория. — "Что это означает?.."

В обожженном будто бы горле ощущался горький вкус. Кто-то самоуверенно решил, что он, Мамонт, ничтожный и никчемный, недостоин жить именно на этом свете. Что сам он, конечно, остается здесь, а Мамонту незачем. Вдруг заметил, что бормочет все это, при этом возмущенно размахивая руками.

— Хозяева нашлись. Гандоны штопанные. Все говорят, что у меня в Америке даже адвокат какой-то есть или, как его… нотариус. Бумаги про меня и про остров после Белова остались. Только не дают их мне, скрывают, бляди, — бормотал он, глядя вниз, на ярко-желтую грязь, покрытую тонким слоем опавших листьев.

Прямо под ногами вдруг появился гигантский белый паук и теперь самоуверенно двинулся вперед, не торопясь ощупывая дорогу перед собой. Похожий то ли на мохнатую перчатку то ли на самостоятельно живущую кисть руки. От внезапного страха сквозь все поры тела больно ударил пот, будто многократный укол. Переполнила, вскипела, давно копящаяся злость.

Теперь все деревья и земля вокруг были однородно покрыты темно-зеленым мхом. Босые ноги ощущали его будто жесткий пыльный ковер. Уже казалось, что он зря убежал, что Ихтиандра можно было одолеть, он упустил шанс. Можно было как-то хитроумно ударить, оглушить его камнем, палкой, по-звериному, намертво, вцепиться зубами в ухо, в нос…

"Рот разорвать, глаз выдавить", — Он даже ощупывал свой глаз. Хрупкий шар под тонкой кожей века, округлая деталь организма.

— Ладно, еще разберемся с тобой, — Мстительно вообразил, как, не торопясь, со вкусом, с отмашкой, бьет в мерзкую рожу Ихтиандра, а того держат за руки, не дают упасть, какие-то двое с неясными лицами.

Зачавкало под ногами, мох стал сырым. При каждом шаге Мамонт выдавливал подошвами вонючий болотный воздух. Впереди появилась какая-то вода, наверное, берег залива. Залив этот, причудливо извиваясь, уходил в глубь острова, в непроходимые заболоченные дебри, иссякая во время отлива и возникая опять в прилив.

"А это что?" — На мгновение ослепнув от боли, вспыхнувшей в шее, резко повернулся. Из кустов на него смотрел Ихтиандр. Мамонт уже собрался что-то сказать — ,нет, крикнуть — ему помешало что-то, прошуршавшее рядом с головой. Длинный звук с неслабеющей силой уходил в глубину зарослей, далеко.

"У него же ружье. Это стрела, — понял Мамонт. — Вот псих," — глядя на приближающегося с ледорубом Ихтиандра. Запоздало кинулся, загремел галькой, вверх по покатому каменному склону. Догнавший его Ихтиандр схватил за ногу, рванул, обрушил вместе с каменной лавиной. Мамонт отчаянно, двумя руками, вцепился в ледоруб. — "Или альпеншток?" — Ихтиандр несколько раз мощно встряхнул свой инструмент вместе с ним, висящим. Попытался вырвать, но Мамонт держался изо всех сил. Неожиданно выпустил — Мамонт попятился, не устояв, с размаху сел. Ихтиандр легко повалил его на землю, на жесткие камни; прижав руки коленями, сразу же привычно схватил за горло.

"Опять! Ну теперь все," — Он запоздало забился, засучил ногами, в отчаянном желании вздохнуть еще раз.

Последними были припадок возмущения и темнота. Уже в темноте он услышал приближающиеся голоса мизантропов. — "Как хорошо, что остров такой маленький," — успел подумать он. Потом стало легко — это исчез сидевший на нем. Оживая, увидел Тамайю и Кента, бьющих ногами, лежащее на камнях, лицом в воде, длинное тело Ихтиандра.

— Хороший мужик Тамарка. Вообще, канаки — хороший народ. Не то что малайцы или вьетнамцы.

— А китайцы?

— А китайцы — ,вообще, говно… — В глубину моря уходил высокий острый парус. — За водкой Тамарка побежал. Дед Мороз, блин!.. А там, глядите, опять американская миноноска появилась. Шастают здесь вокруг, шастают целыми днями. И чего шастают?.. — Пенелоп стоял на террасе барака и смотрел вслед парусному катеру Тамайи в древнюю подзорную трубу Мамонта. С этой трубой и со своей дикой бородой он был странно похож на пирата.

— Это Тамарка-то? — Кент в свежей футболке с портретом римского папы. — Шулер! Среди всех нас, джентльмены, — первый кандидат на виселицу. Держу пари, что он имеет неплохой доход от мачжонга.

Вокруг жадно пищали москиты.

— Мухи зимой к покойнику, — высказался Козюльский.

— Это не настоящие мухи… — Кент отмахивался от них пальмовой ветвью. — Организмом как-то дико чувствовать, что вокруг зимы-холода нет. Может еще будут морозы? Как, бугор?

— Не знаю, — ответил Мамонт. — Я здесь ненамного дольше тебя живу. Сезон дождей точно будет. Дождики, тропические.

— Дождики — это ерунда… Вот ведь заграница, а какой только водки нет. "Кристалл", "Ерофеич", "Смирнофф" какой-то. Даже "Столичная" есть. Звериный оскал капитализма. Дома-то и не знал, что она разная бывает, водка и все… А вы знаете, мужики, что японцы пьют? Горячее. Ссаки называются! Во, не верит!.. Из чайника фарфорового горячим пьют и зубы полоскают. Я сам пил — ссаки и есть. — Кент с неуловимой мгновенной виртуозностью извлек из гитары остренький металлический пунктир китайской мелодии:

"Куда исчез ваш китайчонок Ли?.."

Здесь, нА берегу, усилиями Чукигека появился "памятник" Белоу. Чукигек вкопал в песок бревно с грубо вытесанным сверху лицом. На этом самом месте Мамонт и высадился впервые на берег острова.

"Чего празднуем? Земля вокруг собственной оси еще раз повернулась. Глупо как-то ждать радости от нового оборота Земли."

— Эх, гармонии нет, гармонии, — подал голос Козюльский.

Мамонт на мгновение оцепенел от этих удивительных для Козюльского слов. Тот сидел невдалеке, грыз семечки в тени гигантских папоротников. По-праздничному зачесанные на лысину, пряди волос. Красное, В прожилках, носатое лицо — совсем без щек, узкое, как лезвие топора. Козюльский был уже слегка в подпитии.

— Эх, гармошки нет! — опять повторил он. — Бабу тронешь — горя схватишь, — закричал он вдруг, — поведут тебя на суд. Впереди гармонь играет, сзади выблядка несут.

— Во! Видали сыновей гармонии. Двух мудаков, Сальери и Моцарта, — остывая от изумления, пробормотал Мамонт.

— Ну что, группа товарищей! — Он достал черную бутылку кубинского рома с голой грудастой негритянкой на этикетке. — Откупорить шампанского бутылку?.. Иль перечесть "Женитьбу" Фигаро? Вопрос излишний для вас, так мне кажется. С надвигающимся Новым Годом! Простого нечеловеческого счастья вам. За всех беглецов от действительности!

— Вот и наливай, — Протягивая кружки, отовсюду, как черви, полезли "беглецы". Сквозь праздничные белые рубашки просвечивали жалобные наколки. — А то стоишь как на картинке этот… Илья Муромец перед кирпичом.

Невольно он заметил, как по-разному пьют мизантропы, сколько в этом индивидуального. Пенелоп — ,героически подбоченясь, вместе с перекошенным, загодя жадно разинутым ртом, это производило странное впечатление. Козюльский смотрел в стакан мрачно, как в раскрытую могилу. Чукигек, похоже, водки вообще боялся, но пытался это скрыть.

— Эх и вонюч! — с непонятным удовлетворением произнес кто-то.

— Точно, ссаки, — Кент плюнул в костер, сорвал росший над головой цветок лимона, закусил.

Мамонт поднес к лицу стакан, передернулся от запаха спирта, ударившего в нос. Выпил, обжигаясь, стал ловить в кипятке вареного попугая.

— Я вчера кино смотрел, — заговорил Кент. — Как японские колхозники с бандюками воевали. Семерых зеков наняли, чтоб урожай не сдавать. Хорошая постановка.