Читаем без скачивания Карта страны фантазий - Георгий Гуревич

И наконец, по литературной форме, по построению, но не по идеям, примыкают к фантастике предостережения своеобразные научно-популярные рассказы, написанные на тему: "Что изменится в природе, если исчезнет…".

Что будет, если исчезнет трение? Об этом написан рассказ В. Язвицкого "Аппарат Джона Инглиса".

А если бы люди не чувствовали боли? Тогда они калечили бы себя ежеминутно, обжигались, резались, дверями расплющивали бы пальцы ("Человек без боли" А. Палея).

А если бы вращение Земли ускорилось бы? Планета крутилась бы все быстрее, центробежная сила увеличивалась бы, вещи и люди падали бы в небо, атмосфера испарилась бы… ("Над бездной" А. Беляева).

Все это своего рода предостережения фантазерам. Не следует мечтать об избавлении от боли, от трения, о том, чтобы ускорить вращение Земли!

Выше мы разбирали разделы, для которых трудно было, иной раз вообще не удавалось найти кино-примеры. Но здесь, в фантастике отрицающей, примеров достаточно. А в западном кино большая часть научной фантастики относится к антимечте и к антиутопии.

Вероятно, главную роль играют тут социальные причины: страх перед будущим у буржуазии, неуверенность в завтрашнем дне у обывателя, боязнь перемен, неверие в прогресс. Но и кинематографические причины оказывают влияние. Отклонение от нормы мы воспринимаем как уродство, поэтому уродливую, страшную фантастику легче изобразить, чем светлую.

Среди излюбленных героев западной фантастики наряду с BEM — жукоглазыми чаще других встречается MS — mad scientist ("безумный ученый"). Под этим термином, не очень удачным, объединены разного типа герои.

Прежде всего MS — это потомки злых волшебников, колдунов Черноморов, с которыми должны сражаться современные Русланы, спасая своих невест. К числу злых безумцев относится ученый из фильма "Потерянная женщина", который превращал свои жертвы в пауков, и зловредный хирург из картины "Причина пропажи невест" — этот убивал несчастных девушек, чтобы вырезать у них железы и пересадить своей жене, таким способом он омолаживал ее.

Рядом со злобными безумцами стоят неосторожные — тот ученый, из-за которого заснул Париж в фильме Рене Клера, и доктор Циклопе, превративший своих посетителей в лилипутиков ("Доктор Циклопс"), и доктор Моро, сделавший из зверей разумных полулюдей ("Остров потерянных душ" по Уэллсу).

Черноморы в сказках — это воплощение зла, это страшное препятствие, которое должен преодолеть герой, чтобы продемонстрировать свой героизм. Наследники их — злые безумцы — тоже воплощение зла. Но ученые существуют на самом деле, в отличие от колдунов, сами могут стать главными героями, тогда приключенческая тома борьбы с безумным ученым может превратиться в психологический рассказ о том, что ученью безумны, неосторожны, приносят несчастье миру и себе.

Этот последний мотив присутствует в истории доктора Джекила и мистера Хайда. И в экранизации "Человека-невидимки" по Уэллсу — в трагедии изобретателя, который, возвысившись над миром, противопоставил себя человечеству, отгородился от людей и обрек себя на одиночество.

И во многих фильмах 50-х годов, осуждающих атомные испытания и заражение атмосферы. Именно радиация поднимает со дна морского японское чудовище годзиллу ("Годзилла" и "Возвращение годзиллы") и создает чудовищных насекомых, атакующих Лос-Анжелос в фильме "Им", и уменьшает "Невероятно сжавшегося человека", так что тот становится меньше кошки, и меньше муравья, и меньше всего на свете.

Но самым популярным из неосторожных ученых в западном кино оказался Франкенштейн, герой добрых десяти фильмов. В основу их положен роман Мэри Шелли, недавно переизданный у нас, "Франкенштейн, или Современный Прометей", повествующий о злоключениях неосторожного ученого, сделавшего искусственное существо, и несчастного этого существа, наделенного чувствами человека, но внешне уродливого.

Дочь писателя Годвина, молодая жена поэта Шелли, друг Байрона, Мэри Шелли создала этот роман в возрасте восемнадцати лет. Написанный в старомодной манере XVIII века, не очень умело построенный, многословный и сентиментальный, роман этот имел долговечный успех. Вероятно, в начале XIX века читатель видел в образе монстра Франкенштейна олицетворение машины, пожирающей человека — своего создателя. Тогда это было злободневно, машины разоряли тысячи англичан, безработные ломали стальные чудовища.

И вот в 1931 году Франкенштейн появляется на экране, видимо вовремя, в разгар кризиса. Снова западный обыватель проклинает слишком производительные машины, лишившие его работы и благополучия, опять видит в Франкенштейне воплощение недальновидного ученого, создателя вредных изобретений. Образ искусственного существа, воплощенный Борисом Карповым, стал привычным, как маска переходил из фильма в фильм. У Франкенштейна появилась невеста, сын, дух, дом. Потом пародия на монстра, варианты осовремененные и вариант в обстановке XVIII века. И все снова и снова идут в кинотеатры миллионы западных зрителей, чтобы с дрожью смотреть на мрачный результат дерзаний современного Прометея.

"Осторожнее, Прометей, не крадите огонь с неба, пожалуйста! Как бы вы не спалили тихий мирок обывателя!"

Выше сказано, что литературу предостережения никак" но могли взять в толк теоретики точного предвидения. А между тем предвидение есть и тут. Оно видно при сравнении с мечтой.

Мечта — смелое задание науке и технике. Мечта сбывается, если автор описывает то, к чему человечество стремится. Предвидение мечтателя — в умении почувствовать желательное.

А возражения мечте или даже тенденциям науки и техники оправданы, если опасения автора основательны, если тенденции действительно вредны. Вредное будет когда-нибудь парализовано. Задача антимечтателя — вовремя заметить ростки сорняков и предупредить, что они могут заглушить сад. Предостерегает он, рисуя картину сада, уничтоженного сорняками. Этого не должно случиться ни в коем случае. Пусть предупрежденный садовник возьмется за прополку! Выходит, что предвидение антимечтателя в отрицании им же нарисованной картины. Вот это парадокс!

Претензия двенадцатая ПОКАЖИТЕ НАМ БУДУЩЕЕ!

Совершенного человека и общество будущего должна показать фантастика. Автор, увы, ушел от этой задачи. Техника у него — передовая, а люди — сегодняшние…

Как обычно, мы ответим: "Должна, но не всякая". Есть фантастика, имеющая косвенное отношение и даже никакого отношения к будущему не имеющая. Но есть и такая, которая старается нарисовать будущее, именно будущее.