Читаем без скачивания Время Вызова. Нужны князья, а не тати - Роман Злотников

— Только вы мне сначала еще кока-колы закажите…

Апофеозом ужина для Пашки стали фруктовый салат и мороженое с печеньем и шоколадом. Так что когда они вышли из ресторана, он едва передвигал ноги, а в такси сразу заснул. Машина мчалась по ночной Москве. Ирина положила голову на твердое мужское плечо и, повинуясь какому-то наитию, спросила:

— Слушай, а почему ты обратил на меня внимание?

— То есть? — удивился Глеб.

— Ну… ты тогда был уже директором института. С личной машиной. А я…

— А ты была принцессой.

Ирина фыркнула:

— Ой… все шутишь.

— Нет. На этот раз я совершенно серьезен, — ответил Глеб и вдруг возмутился: — Вот кто мне скажет, почему считается, что принцессы — это такой хлипкий народец, который чувствует горошину сквозь сорок перин? И единственное, чем они занимаются, эти самые принцессы, — это сидят на троне в сверкающих нарядах и принимают знаки внимания блистательных кавалеров. Ведь на самом-то деле все наоборот.

— Как это? — сквозь полудрему спросила Ирина.

— А вот так! — Глеб отчего-то рассердился еще пуще. — Принцессы — это те, на ком держится семья и… страна. У них ведь тоже, как и у любой женщины, есть муж, дети, а часто еще и пожилая свекровь, но, кроме этого, у них еще сотни тысяч и миллионы подданных. Которые смотрят на них с надеждой. Потому что ждут от них образцов женской силы, мудрости, доброты. А ведь им еще надо воспитать своих детей настоящими властителями и выходить мужа, вернувшегося израненным из очередной битвы. А затем проводить его на новую битву, и все время до его победного возвращения с десятком оставшихся престарелых воинов отбиваться от обнаглевших банд. И потому они не имеют никакого права на слабость. Представляешь, как им тяжело?

— И что? — внезапно проснувшись, спросила Ирина.

— Ну… ничего, — уже как-то совсем тихо ответил Глеб. — Просто ты… такая.

— Я?! — изумленно переспросила Ирина, отчего водитель настороженно покосился на них, а Пашка, приткнувший голову на ее колени, завозился во сне.

— Да, — с улыбкой подтвердил Глеб.

Глава 4

— Ну что, режем?

Виктор неловко оглянулся. Наверное, в этот момент должен был грянуть оркестр или какой-нибудь народный хор затянуть величальную. Но с оркестром и хором была напряженка. Из всех атрибутов торжественности имелись только сверкающее свежей краской здание, красная ленточка, натянутая поперек новеньких дверей из модно-престижного нынче пластикового профиля, замглавы райадминистрации и небольшая толпа позади, на треть состоящая из тех, кто имел самое непосредственное отношение к превращению убогой халупы, в которой когда-то располагался пункт приема вторсырья, в нынешний блестящий, как пасхальное яичко, магазинчик. Виктор даже решился вложиться и облагородить территорию, установив шесть фонарей и пару чугунных скамеечек (хотя Семеныч ворчал, что все одно все порушат и раскурочат). Остальную часть составляли местные зеваки, то бишь потенциальные покупатели. Виктор шумно вдохнул и кивнул замглавы:

— Давай.

Они одновременно щелкнули ножницами. В толпе воодушевленно захлопали, а Семеныч, рванув вперед, торопливо распахнул двери.

— Заходите, гости дорогие, добро пожаловать!

Вообще-то существенная часть гостей внутри магазина за последние полгода побывала уже не раз. Но то как бы в рабочем порядке, да и магазина, по сути дела, еще не было, вовсю шли работы. Так что таким — чистеньким и сияющим — его не видел еще никто. Даже сам Виктор. Хотя он вчера уехал отсюда в одиннадцатом часу вечера. Но работа в магазине не прекращалась всю ночь, и только к десяти утра Бузыкин доложил, что все готово и остались лишь последние маленькие штришки. Кому бы другому Виктор, может, и не поверил бы, но Александр Аркадьевич был мужик надежный, если сказал, что остались последние штришки, значит, так оно и есть. Поэтому Виктор не стал переносить открытие, запланированное на полдень, а, наоборот, приоделся и, даже не заезжая в магазин, отправился в районную управу.

Пока народ валом валил внутрь, ошеломленно крутя головами, Виктор, отойдя в сторону, осматривался.

Этот магазин был первым, который они открывали в спальных районах Москвы. Он был небольшой, метров на сто торговой площади, но вполне полноценный. Семеныч вчера даже прослезился:

— А раньше-то, подумать только, с прицепов торговали…

После ритуального осмотра, когда одетые в новенькие одинаковые переднички и наколки продавщицы начали споро обслуживать довольно быстро набившихся в магазин покупателей, к Виктору с замглавы вновь подскочил Семеныч, принявший на себя роль основного организатора торжеств.

— Пожалте, гости дорогие, в кабинет. Такую обнову и обмыть надо по-человечески.

В кабинете заведующей был накрыт стол. Сам кабинет был небольшой, метров шестнадцать, так что, когда все имеющие право присутствовать на этом торжестве набились внутрь, сразу стало тесно.

— Да уж, не хоромы, — хохотнул замглавы. — Чего о себе-то не позаботились? Да и с подсобками, я гляжу, у вас тоже не ахти. Где товар-то хранить будете?

Виктор усмехнулся:

— Так и предусмотрено. Чтобы ни у кого соблазна не было в кабинетах да подсобках сидеть. А товар… чего его хранить? Все на прилавках. Столько, сколько за день продадут. А каждый вечер новый завоз свежего продукта.

— Ишь ты, — удивился замглавы. Он задумчиво поглядел на Виктора: — Слушай, а чего ты за эту халупу ухватился? Бери в аренду дальний «Универсам». Там площадей — аэродром. А то, стыдно сказать, крытый рынок из него какой-то сделали. Всем чем ни попадя торгуют, от колбасы до шмотья, батареек и авторезины.

Виктор покачал головой:

— Нет, аэродром я не потяну, пока… но за предложение спасибо. Запомню.

— Ну, за обнову! — тут же нарисовался рядом Семеныч с двумя рюмками в руках. Замглавы принял свою и окинул Семеныча зорким взглядом:

— А сам?

— Ни-ни, — замахал тот руками, — я все, завязал.

— Это как это? — удивился замглавы. — Чтоб русский мужик да завязал — не бывает такого. Вон сам Гарант — и то употребляет.

Но Семеныч упрямо помотал головой и торопливо отошел. Замглавы удрученно покачал головой, буркнул:

— Да-а, мельчает русский мужик… — И повернулся к Виктору: — Ну, давай, Петрович, вздрогнем.

Домой Виктор возвратился довольно рано. Замглавы оказался лихим мужиком, так что Виктору для поддержки компании пришлось солидно «усугубить». И потому все его планы после торжеств вернуться в офис и поработать пошли псу под хвост. Отвезя в сиську упитого замглавы до его дома, он заехал в баню, часа полтора парился, потом выпил лимонаду с крекерами (еще не хватало появиться перед Сонькой в пьяном виде и с перегаром) и поехал домой.

Надежда Степановна, бывшая детсадовская нянька, сидевшая с Сонькой, была несколько удивлена и даже почему-то уязвлена его столь ранним появлением. Но когда Виктор пообещал заплатить ей за полный день, сменила гнев на милость. Сонька же пришла в полный восторг.

— Папа, как здорово, что ты так рано! А у метро пони. И на них можно кататься! Пойдем…

И они пошли гулять. Сонька вдрызг укаталась попеременно на двух пони, которые действительно предоставлялись для катания всем желающим в скверике у метро. Потом они поели пиццу, а на пути домой — мороженое. Глядя на то, как впереди него скачет на одной ножке по нарисованным кем-то на асфальте «классикам» этакое чудо с косичками, он внезапно вспомнил Нину. И остро пожалел ее. Ведь главное в жизни человека — это все-таки не деньги и не предоставляемый ими доступ ко всяким благам — тряпкам, ресторанам, курортам и всему такому прочему, о чем она так страстно мечтала. И даже не самореализация, о которой так много говорят наши приверженцы всего продвинуто-общечеловеческого. Главное — это любовь. А любить, радуясь не чему-то материальному, а просто каждому твоему приходу, каждой минуте рядом, каждому дню, в котором есть хотя бы одна встреча или даже просто надежда на нее, любить самоотверженно и истово умеют только дети и… собаки. Но Нина ненавидела собак, да и детей, как выяснилось, не любила…

Вечером, когда Сонька уже посапывал а в своей кроватке, он сидел в кресле и смотрел в телевизор (именно так — в телевизор). На экране Рэмбо расстреливал из лука советские бронетранспортеры и вертолеты, а те картинно разлетались на куски. Виктор хмыкнул и переключил канал. Там продажный мент под руководством наворовавшего себе немыслимые капиталы (олицетворяемые чемоданообразным «мерседесом», парой старательно корчащих тупые и зверские рожи актеров, изображающих телохранителей, и огромным туалетом с затерявшимися между пальм и скульптур унитазом) «нового русского» старательно избивал «хорошего парня». Парень явно был бывшим афганцем или еще каким-то крутым спецназовцем, потому что спустя десять минут экранного времени уже он избивал продажного мента вкупе с «новым русским». В принципе оба избиения выглядели одинаково неприглядно (ну еще бы, один режиссер ставил), только в отличие от «хорошего парня», стойко перетерпевшего все мучения, последние двое при избиении орали и воодушевленно «топили» друг друга. Виктор опять щелкнул «ленивчиком». На этот раз прогрессивный русский журналист с не менее прогрессивной американской журналисткой смело разоблачали перед всем миром тайные происки затаившихся кагэбистов вкупе с агентами страшной немецкой Штази, параллельно предаваясь неумелому сексу (ну не научились пока наши режиссеры ставить красивые постельные сцены) в номере гостиницы «Россия» под залпы танков, расстреливающих Белый дом. А на последнем канале очередной Хуан Карлос метался в поисках очередной Марии-Луизы. Виктор выключил телевизор и задумался. Интересно, как давно он не смотрел телевизор? Года так уже, наверное, три… а может, и поболе. И вообще, сколько он не отдыхал?..