Читаем без скачивания Африканский казак - Виктор Лаптухин

— Рано еще говорить об этом. С итальянцами были стычки на границе, сейчас идут переговоры о мире. Кто знает, чем они кончатся, к ним все время новые войска прибывают…

— Все будет хорошо. Я это твердо знаю.

— Откуда?

— Ходила к колдуну, на тебя гадала.

— Не стыдно тебе такими делами заниматься. Ты же христианка и в церковь ходишь.

— Одно другому не мешает. Священник только о душе и грехах говорит, а наш колдун помогает решать важные вопросы. Он имеет большую силу, все сбывается по его слову.

— Что же он обо мне сказал?

— На войне ты останешься живой.

— А когда война начнется?

— Спрашивать об этом колдун запретил…

Больше Тоня ничего не хотела говорить, только прижималась еще крепче. Повторяла, что все будет хорошо…

После таких разговоров снились легкие сны. Веселое пение птиц и цветущие сады то ли на Дону, то ли под Аддис-Абебой… Веселый дядя Семен за праздничным столом и Теодорос, читающий ему стихи Пушкина… Но однажды приснилась и тетушка. Торопливо говорила что-то страшное, хватала за руку, плакала… Слезы капали на лицо Дмитрия.

— Проснись, Митри! Война! — всхлипывая, Тоня трясла его за плечо. — Гонец прискакал — итальянцы перешли границу!

На дворцовом холме забили барабаны негуса. В предрассветной мгле их голоса звучали звонко и тревожно. В церквах ударили в била. Где-то по соседству запричитала женщина, ей ответила другая. Тоня залилась слезами, охватила голову Дмитрия, прижала к своей груди.

— Прощай, мой лев! Колдун сказал, после войны ты ко мне уже не вернешься!

19

Сборы в поход начались немедленно. Оказалось, что за последние месяцы негус и его расы не теряли времени даром и подготовку в возможной войне продумали до мелочей. Гонцы мчались во все концы страны, и вскоре по всем городам и селам глашатаи зачитывали манифест Менелика Второго: «…из-за моря идут враги. Они хотят уничтожить нашу веру, наше Отечество… Я выступаю на защиту страны и дам отпор врагам… Пусть каждый, у кого есть силы, следует за мной… Пусть каждый встанет на защиту родной страны и своего домашнего очага…»

Глашатаям вторили священники в церквах и уличные певцы. Молитвы о ниспослании победы над грозным врагом звучали наравне с поэмами о славных победах предков. Звучали и срамные песенки о белолицых захватчиках, которые, как говорили знающие люди, были хуже чернокожих дикарей-людоедов. И все от мала до велика распевали припев одной из них:

Ужалит черная змея,Не оберешься бед,Но хуже белой гадиныНа свете твари нет!

Однако одними словами дело не ограничивалось. Повсюду шел сбор пожертвований на войну, и за короткое время в государственную казну поступило два миллиона талеров. Оказалось, что на местах чиновники негуса уже подготовили запасы зерна, собрали вьючных животных и стада скота. В столицу и заранее указанные приграничные пункты двинулись вооруженные отряды под командованием провинциальных расов и их военачальников.

Эфиопская армия представляла внушительное зрелище. Отряды босоногих воинов в разноцветных походных плащах и звериных шкурах двигались нестройными колоннами. Современными винтовками были вооружены лишь немногие, те, кому посчастливилось служить под командованием самого негуса или его приближенных. Остальные имели самые разнообразные ружья, привезенные из европейских стран, и старинные мушкеты, сработанные местными кузнецами. Владельцы огнестрельного оружия считались людьми состоятельными, поэтому в походе специальные слуги несли ружья своих хозяев, гордо шагавших среди остальных воинов, вооруженных копьями и мечами.

Над походными порядками развевались укрепленные на копьях пестрые флажки и пышные львиные гривы на головных уборах командиров. Непрерывно гудели барабаны и завывали трубы, и под эту музыку воины шли легким шагом людей, привыкших совершать длительные переходы высоко в горах. Следом за отрядами двигались огромные толпы слуг и женщин. В их обязанности входило приготовление пищи и уход за больными и ранеными. Вместе с ними тянулись бесконечные вереницы мулов и ослов, груженных запасами продовольствия, котлами для варки пищи, разобранными палатками, всевозможными мешками и корзинами. Замыкали шествие стада коров и овечьи отары.

За движением эфиопского войска Дмитрий с господином Леонтьевым наблюдали с одного из холмов на окраине столицы. Это место выбрали подальше от любопытных глаз иностранных дипломатов и журналистов, число которых в Аддис-Абебе значительно возросло за последние дни. Чтобы посторонние не мешали разговору, несколько конных воинов из личной охраны негуса расположились у подножия холма.

— Чем все это воинство будет питаться? — спросил Дмитрий. Знал, что эфиопский воин неприхотлив и может в случае необходимости долгое время довольствоваться двумя-тремя лепешками в день, плодами и орехами, которые удастся собрать во время похода. Но знал и то, что на призыв негуса взяться за оружие откликнулось более ста тысяч человек. А сколько провожатых шло за ними?

— Да, собранных запасов надолго не хватит, — отвечал Николай Степанович. — Пайки считали для регулярной армии, а вон сколько народу привалило. Сам знаешь, что хоть какой-то порядок успели навести только в войсках самого негуса. Да и там обозы получились громадные — на тысячу воинов приходится не менее шести сотен вьючных животных. Идти придется по довольно пустынной местности, поэтому все, кроме дров и воды, приходится брать с собой.

— Регулярная армия стоит дорого.

— Это верно. Мы тут с Ато-Иосифом сделали некоторые подсчеты. Так получилось, что в год на пропитание только одного воина требуется не менее двадцати талеров. Да еще каждого из них надо обеспечить винтовкой, и патронами, и плащом, а в конце похода поднести подарок — мула или пару быков. Ну а начальников полагается одарить землями и крестьянами. Менелик выслушал нас, посмотрел на итог и только головой покачал. Сказал, что если Бог даст, то заниматься всем этим будем после войны… Ладно, казак. Я эту встречу назначил не для того, чтобы философию разводить. Слышал, что большинство наших возвращается в Россию?

— Слышал и видел. Радуются люди — едут домой.

— Пусть радуются, заслужили. Теперь здесь им больше делать нечего. Сейчас иностранные газеты, особенно итальянские и английские, слишком уж много пишут о российском вмешательстве в эфиопские дела.

— А французские?

— У Парижа свой расчет. Там также желают ухватить кусок земли на берегах Нила. С пребыванием россиян в Эфиопии они мирятся, потому что видят — завоевывать мы ничего не собираемся. В Африке французы нас терпят до тех пор, пока российские полки на германской границе стоят. Но главный их соперник в борьбе за колонии — это англичане. Тут еще будут веселые дела.