Читаем без скачивания Генерал-адмирал. Взлет - Роман Злотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Французы уехали, а сразу по возвращении в Париж отправили делегацию в Лондон. О чем они там разговаривали с англичанами, мы не узнали, но когда в сентябре те вернулись в Санкт-Петербург, уже после трех дней переговоров меня вызвали в Зимний.
— Рад вас видеть, дядя, — кривовато улыбнулся мне племянник.
Похоже, как только он видит меня, у него перед глазами встает весь тот ворох кляуз в мой адрес, который сыпется на него два с лишним года, почитай с того момента, как я занял кресло военного министра. Вообще-то в последнее время наши с Николаем отношения стали более натянутыми. (Уж не знаю, Витте ли постарался… Вроде бы Сергей Юльевич немного подуспокоился на мой счет или просто устал от того вала обвинений меня в разрушении армии, который его просто захлестнул…) Однако Николай быстро справился с чувствами, и спустя мгновение его лицо выражало одну только доброжелательность.
Вообще, реальный Николай II сильно отличался от представлений о нем, которые у меня сложились в покинутом мною будущем под воздействием того, что я читал и слышал. Ну да я там никогда его правлением особенно не интересовался. Школьная программа, пьяные разговоры «ни о чем», время от времени сворачивавшие на подобные темы, да срач в Интернете — вот и все мои источники информации. Ну, может, еще пара фильмов типа «Агонии». Причем здешнего Николая я довольно долго как-то даже и не воспринимал как «того» Николая II. Ну, чисто психологически. Умом-то все понимал, но вот осознать, что выросший на моих глазах из худого долговязого подростка слегка стеснительный молодой человек — «тот самый» Николай II, я не мог довольно долго. И только после возвращения с Дальнего Востока, то есть после долгого отсутствия, за время которого племянник успел заматереть и приобрести как более узнаваемый вид, так и царственные повадки, у меня начали образовываться некоторые устойчивые ассоциации «этого» с «тем». Но опять же, едва образовавшись, они сразу же были вытеснены на второй план. Поскольку «настоящий» Николай оказался вполне адекватным правителем. И нормальным человеком. Может быть, излишне романтичным и несколько… флегматичным, что для правителя не есть хорошо, но и только. Возможно, на него так повлияло общение со мной, а может, другая семья. У Генриетты Бельгийской характер был куда мягче, а амбиции куда меньше, чем у Алисы Гессенской, да и рожденный наконец-то наследник рос крепким, здоровым и веселым мальчиком, что явно должно было благотворно отражаться на психологическом состоянии венценосного отца…
Или нам просто все время врали, замазывая Николая грязью по старой коммунистической традиции как идеологического противника, которого сначала свергли, потом убили, а после оболгали. Практически все коммунистические лидеры, начиная со Сталина, своих предшественников старались смешать с говном. Сталин — Троцкого, потому что с начала двадцатых годов, с болезни Ленина, именно он, Лейба Давидович Бронштейн, принявший псевдоним Троцкий, был истинным лидером страны. Хрущев — Сталина. Брежнев — Хрущева. Да и Меченый от них недалеко ушел, иначе откуда появилось словосочетание «эпоха застоя»? Одна разница, что Сталин Троцкого выпустил за границу, вследствие чего его затем пришлось убивать, а остальные никого никуда не выпускали, зато и не убивали. Впрочем, и среди помазанников Божиих такое встречалось,[30] так что не будем пристрастны. Да и не об этом сейчас речь…
Мы присели на диван у большого окна личного кабинета государя. Николай некоторое время помолчал, вроде как не зная, с чего начать, а затем осторожно заговорил:
— Дядя Алексей, благодаря твоему руководству флот российский сегодня пользуется в мире большим уважением. — Он горделиво улыбнулся. — И как боевая сила, и как, если можно так выразиться, моральная.
Я кивнул. Ну после Мессины-то…[31] Впрочем, там не только моряки сработали — и деньги свое веское слово сказали. Ну да мне после Сан-Франциско как-то даже невместно было не помочь другим пострадавшим от землетрясения. Тем более каким-никаким, а европейцам.
Но чего-то Николай издалека заходит…
— А как ты смотришь на то, чтобы нам несколько… пересмотреть стратегию развития флота?
Я окинул его настороженным взглядом и в свою очередь осторожно поинтересовался:
— В каком направлении?
— Ну… почему бы нам не вывести флот на современный уровень? Согласись, наши броненосные силы уже устарели и продолжают стремительно устаревать.
У меня екнуло под ложечкой. Вот черт! Только этого не хватало. Сейчас все шло строго по моим планам: основные деньги тратились на коренную перестройку системы береговой обороны страны, кораблестроительная же программа была сосредоточена на совершенствовании всего двух типов кораблей — эсминцев и подводных лодок. Вернее, нет, трех — минные заградители нам все-таки пришлось разрабатывать и строить. Чтобы прикрыть побережье предусмотренными военно-морской доктриной минно-артиллерийскими позициями, нам нужны были корабли, способные за несколько суток — с момента объявления войны до ее фактического начала — вывалить в волны Балтийского и Черного морей несколько десятков тысяч мин. Да и на Тихом океане не мешало бы прикрыться. В той истории, что я помнил, мы во время Первой мировой с Японией не воевали, да и сейчас у нас с японцами отношения были вполне себе ничего, но кто его знает, как оно повернется… Поэтому к укреплению наших оборонительных возможностей на Дальнем Востоке я относился очень серьезно… А для этого нам нужны были корабли, заточенные под массированные минные постановки. Вот и пришлось разрабатывать минзанги. И к настоящему моменту они у нас уже имелись. Причем двух типов — обычные, водоизмещением около трех с половиной тысяч тонн и вместимостью до четырехсот усовершенствованных мин, образца 1907 года, с зарядом тринитротолуола и общим весом в сборе с якорем и ста метрами минрепа почти сорок пудов (таковых уже было три штуки), и пока только строящийся подводный. Он строился на заводе «Руссуд» в Николаеве, и ввод его в строй был запланирован на апрель 1909-го. После года-другого интенсивной эксплуатации и вылавливания всех «блох» в конструкции я планировал построить по одному-два дивизиона подобных судов для каждого из флотов.
С эсминцами за время, прошедшее после окончания Русско-японской войны, мы также продвинулись довольно далеко вперед. Наверное, куда дальше других стран, строивших эти корабли. Скорее всего потому, что почти везде их совершенствование осуществлялось по остаточному принципу; ибо все внимание кораблестроителей было сосредоточено на иных типах кораблей — в первую очередь на дредноутах и крейсерах. Для нас же эсминцы были самыми крупными кораблями, которые мы строили для русского флота в последние четыре года. Так что все немалые опытно-исследовательские и конструкторские силы русского кораблестроения в течение этих четырех лет были направлены в основном на «вылизывание» конструкции этих кораблей. Эсминцы последней из двух законченных за это время серий имели водоизмещение около тысячи двухсот тонн, четыре орудия калибра сто семь миллиметров, два трехтрубных четырехсотшестидесятимиллиметровых торпедных аппарата и могли нести до семидесяти морских мин.
Но это не был предел совершенства. Потому что сейчас уже был запущен новый проект, который я, если честно, считал настоящим прорывом. Понадобился он вследствие того, что, во-первых, для русского флота уже разрабатывалась новая торпеда. Калибр этой торпеды был на сто миллиметров больше, чем у прежней, и принятие ее на вооружение требовало серьезной переработки конструкции корабля. А во-вторых, после нескольких лет эксплуатации эсминцев предыдущих серий и проведения нескольких исследовательских программ в умах разработчиков выкристаллизовалась идея корабля, рывком выводящего саму концепцию эсминцев на совершенно другой уровень.
Корабль получался просто удивительный. Он опережал свое время лет на двадцать, а то и на тридцать. Так, по первым прикидкам выходило, что, увеличив стандартное водоизмещение до тысячи шестисот тонн, мы умудрялись впихнуть на миноносец новые стотридцатимиллиметровки, три-четыре одноорудийные установки с развитым противопульным и противоосколочным щитом, скорее даже полубашней, а возможно, и три двухорудийные с линейно-возвышенным расположением, которое я собирался сделать стандартным для русских артиллерийских кораблей всех классов. Это означало, что теоретически новый эсминец способен потопить почти любое транспортное судно исключительно артиллерийским огнем, то есть не используя торпеды, а также любой иностранный эсминец, причем при минимуме своих повреждений, поскольку характеристики его стотридцатимиллиметровок позволяли надежно поражать противника, держась далеко за пределами зоны действительного огня вражеских орудий.