Читаем без скачивания Генерал-адмирал. Взлет - Роман Злотников

Далее, использование в качестве материала корпуса специальной стали с добавками молибдена существенно повышало живучесть корабля даже при прямом попадании снарядов малокалиберных скорострельных пушек и при близких разрывах снарядов калибра до ста двадцати миллиметров. Заложенные же в конструкцию результаты многолетних исследований по непотопляемости позволили надеяться, что этот корабль способен пережить одно-два попадания снарядов калибра сто пятьдесят два миллиметра.

Так что у нас вместо эсминца с его водоизмещением и почти за его цену (ну, примерно) получался почти полноценный легкий крейсер, которому вражеские эсминцы, а также все вспомогательные и существенная часть «настоящих» легких крейсеров были не конкуренты. Причем клепать их можно достаточно быстро и много. Ибо цикл постройки одного корабля, естественно после полной отработки технологии, займет где-то восемь месяцев. А число эллингов, на которых их можно будет строить, вполне вероятно довести до тридцати пяти: семнадцать на Балтике, двенадцать на Черном море и шесть на Дальнем Востоке. И все необходимые для этого работы должны были закончиться в течение одного года…

Но этот проект был еще только в прикидках. К тому же новые стотридцатимиллиметровки, изначально запланированные как максимально универсальные орудия (вертелась у меня в голове мыслишка создать их с таким расчетом, чтобы потом, при минимальных доработках, они были бы способны вести огонь и по воздушным целям, и тем самым получить полные «универсалки»), еще дорабатывались и пока не были приняты на вооружение.

Третьим типом кораблей, который мы сейчас активно развивали, были подводные лодки. В настоящий момент во Владивостоке, где я разместил учебный центр подплава, строилась очередная, вторая по счету, серия из шести лодок.

Первая серия лодок водоизмещением триста двадцать тонн была построена два года назад и уже плавала. Эти лодки не были самыми первыми в русском флоте — к моменту их закладки у нас насчитывалось семь подводных лодок различной конструкции водоизмещением от ста пяти до двухсот тридцати тонн, но полноценными подводными лодками они не являлись. Так, экспериментальные образцы. Я активно поддерживал всех желающих строить подводные лодки, но запрещал переходить к их серийному выпуску, пока у нас не появятся более или менее компактные дизели мощностью не менее двухсот пятидесяти сил и не будет отработана полутора- или двухкорпусная конструкция… Именно после появления подобных дизелей и доведения до приемлемого уровня проекта полуторакорпусной конструкции была заложена первая серия лодок.

Вторая серия оснащалась уже трехсотдвадцатисильными дизелями и двухсотпятидесятисильными электромоторами и представляла собой двухкорпусную конструкцию. Она имела водоизмещение четыреста семьдесят тонн и два носовых торпедных аппарата. Команды для них сейчас экстренно готовились. Я вспомнил опыт подготовки команд для крейсеров «золотой» серии с двумя сменными экипажами и применил его на этой программе. Так что, по мере ввода в строй новых подводных лодок, они должны были укомплектовываться экипажами, уже имеющими представление о том, что такое подводное плавание.

Впрочем, и первая, и вторая серии также были скорее экспериментальными и предназначались для наработки опыта плавания. Потому что полноценная подводная лодка в моем представлении должна была иметь на вооружении не менее четырех торпедных аппаратов и автономность не менее десяти суток при прочих соответствующих характеристиках — дальности плавания, скорости надводного и подводного хода, глубине погружения и так далее. Все остальное можно было считать самодвижущимися подводными минными аппаратами для охраны припортовых фарватеров за пределами действия береговых батарей.

Так вот, если исключить программу перевооружения береговой обороны, которую я считал крайне важной и не собирался сворачивать ее ни при каких обстоятельствах, на все эти программы в настоящий момент тратилось средств меньше, чем стоил один дредноут.

— Категорически возражаю, — резко отозвался я.

— Но почему? — удивился Николай.

— Потому что нашему флоту не нужны дредноуты! Во всяком случае сейчас. Потому что у нас в стране нет денег на дредноуты. Опять же как минимум сейчас.

— Но как же? Я обратился к адмиралам Рожественскому и Небогатову, и они считают…

— То, что они считают, — полная и абсолютная чушь! — не сдержавшись, рявкнул я.

Рожественский и Небогатов возглавляли «адмиральскую оппозицию» моему курсу, так что их мнение мне было давно известно. Да они уже просто достали меня этим своим мнением. Поневоле пожалеешь, что у нас тут не случилось Цусимского разгрома и эти два кадра продолжают считаться грамотными и авторитетными военными моряками.

— Государь, — слегка успокоившись, продолжил я, — пойми, ни на Балтийском море, ни на Дальнем Востоке у России нет ни одной наступательной задачи. То есть задачи, для которой требуется борьба за контроль над морем, для чего в основном и нужны дредноуты. На Черном море такая задача может появиться. Если сложится ситуация, при которой мы сможем побороться за контроль над проливами. Но даже в этом случае дредноуты нам там понадобятся только в случае, если таковые появятся у турок. Если же нет — нам и там вполне хватит тех броненосных сил, которые уже имеются в настоящий момент. Ну и на кой нам такие расходы? Для нас важнее сухопутная армия, коей я сейчас вплотную занимаюсь, и вот там нам через год придется резко увеличивать расходы. Потому что придет время сначала восстанавливать численность, а затем и готовить резервы. И расширять мобилизационные запасы.

Николай пожевал губами.

— А если сократить программу перестройки береговой обороны? У тебя на нее заложены просто гигантские…

— Нет, — отрезал я.

— Почему?

— Потому что при нынешней скорости развития техники любой, даже самый совершенный корабль через семь-десять лет сильно устареет. И даже для того, чтобы он смог соответствовать хотя бы минимальным требованиям, придется выкладывать на модернизацию не меньше четверти его изначальной стоимости. Причем, подчеркиваю, после модернизации он не вернется к тому уровню совершенства, на каком находился сразу после постройки, а окажется в лучшем случае середнячком. А еще через семь-десять лет он вообще перейдет в разряд учебных кораблей весьма сомнительной боевой ценности. Ну а еще через десять будет годен только для использования в качестве корабля-мишени.[32] Что же касается системы береговой обороны, то осуществляемая сейчас программа позволит ей сохранить свою ценность еще лет сорок при куда меньших вложениях в модернизацию и суммарных затратах на содержание. Береговым батареям, знаешь ли, не требуется топлива для регулярных учебных походов или там крупномасштабных ремонтов. Да и если подсчитать, какой личный состав приходится на один ствол, береговые батареи выигрывают у кораблей едва ли не в три раза.

Николай задумчиво покачал головой:

— Вот как?..

Я молча ждал продолжения. Я видел, что не убедил племянника. Вернее, не так — я и не мог его убедить, потому что за его предложением стояли не логика и разум, а… некие обязательства, которые он уже на себя принял. И я, похоже, догадался, что это были за обязательства… Вот дьявол!

— Понимаешь, дядя, — обескураженно начал Николай, — ты тут упоминал, что у нас может возникнуть необходимость в нескольких дредноутах на Черном море…

— Может, — согласился я, не просто уже все поняв, но и этим его обескураженным заходом получив подтверждение своим самым серьезным опасениям, — но сейчас ее нет, и пока не предвидится.

— Есть, — вздохнул Николай. — Уже есть. Мы заключили с англичанами союзный договор. Секретный. Открытым же результатом наших переговоров будет торговый договор и контракт на постройку на английских верфях нескольких дредноутов для русского флота.

— … твою мать! — выругался я.

— А взамен они согласились признать Персию исключительной сферой влияния России с нашим обязательством не строить никаких военных объектов на ее территории и… — поспешно продолжил Николай, а затем, сделав паузу и облизав внезапно пересохшие губы, закончил: — Согласились не препятствовать России установить контроль над черноморскими проливами.

В кабинете на несколько минут установилась полная тишина. Я переваривал услышанное, изо всех сил пытаясь не продолжать материться, а слегка успокоившись, уточнил:

— То есть у нас в отношении проливов руки развязаны?

Что ж, если уж так случилось, почему бы не поймать момент и не решить вопрос сразу же? На море у нас полное превосходство, а тех двухсот пятидесяти тысяч подготовленных по новым методикам штыков хватит, чтобы раскатать турков в блин. Заодно и проверим, насколько все наши прикидки по новой тактике и вооружению соответствуют действительности…