Читаем без скачивания Похождения Стахия - Ирина Красногорская

– Всем тут в одну сторону, – ответила женщина сухо и взяла его торбочку.

Какое-то время шли молча. Она семенила сзади и, как ему казалось, то и дело оглядывалась.

– А за лешего ты меня не приняла? – спросил и остановился, чтобы дать ей передохнуть. Самому отдых не требовался: ноша была легка. Столько хвороста можно было и на опушке собрать.

– Леший совсем не такой.

– Какой же? – Он положил руки ей на плечи, к лешему ее серьезность, ее обеспокоенный вид.

Она не отстранилась, сказала шепотом:

– Посмотри налево.

За березой, чуть выдаваясь из-за нее, стоял великан.

Возможно, это было обожженное грозой дерево. Тогда он и не подумал выяснить.

– Иди вперед и не оглядывайся, – шептала женщина. – Он тебя не тронет. Но и меня в обиду не даст.

Он не мог сдвинуться с места. Ноги отяжелели, словно к ним привязали гири или надели кандалы, железа. По спине заструился пот.

– Крест на тебе есть?

– Шнурок порвался: дома оставил, – голос у него дрожал, и зубы стучали.

– Это хорошо. Сейчас отпустит, не бойся.

Женщина легонько толкнула его. Он тут же сорвался с места и побежал. Мчался что есть сил. Сознавал, женщине за ним не угнаться, и не мог остановиться. Но на дороге к замку они с ней оказались одновременно.

– Ты не за валежником ходила, – сказал он, переводя дух.

– Да и ты не за грибами, – женщина потрясла тощей торбочкой. – Присядь. А хворост брось, не в замок же его тащить. Я отлучусь ненадолго.

«Ну ядрена вошь! – думал он. – Что за баба – провела как молокососа. Ненужную поклажу навьючила, бежать заставила и с торбочкой скрылась. Хорошо, фляжку в торбу не положил!» Раздосадованный, он сделал пару глотков. Тут и женщина вернулась. В ином наряде, какой под стать горожанкам не из бедных.

– Кто ты? – спросил зло.

Она спокойно уселась рядом с ним, вынула из потайного кармана юбки деревянный католический крестик. Надевая, объяснила:

– К жильцам леса надо без креста ходить. Не терпят они его и на людей с крестом злобятся.

– А как же говорят…

Женщина не дослушала:

– Так это он на чертей действует.

– На домовых.

– Нет, домовые – те же лешие, только старенькие. На старости лет к теплу тянутся, в дома перебираются.

– А привидения?

– Привидения – немецкая нечисть! В домах людей простых они не селятся. В замках обитают, – сказала женщина по-немецки. В разговоре она смешивала языки. Куршского не употребляла, на польском изъяснялась как на родном. Он же польский знал слабовато: понимать понимал, но говорить стеснялся – опасался, что вместо польских произнесет похожие русские слова.

– Зовут меня Марта-Розалия-Эгле. Эгле – ель по-нашему, по-куршски. Только меня теперь так никто не называет, – добавила грустно.

– Я тебя буду так звать! Можно приходить к тебе?

– Приходи, – разрешила она без всякого кокетства. – Только не до гостей мне теперь: работы много. Я ведь вышивальщица герцогини. А голубушка наша, как известно, замуж собралась. Потому приказала все старые метки на простынях, скатертях и салфетках новыми заменить. Голь на выдумки хитра! Белье старое – зато метки новые. Жаль ее: человека непутевого в мужья навязывают. Гуляка он! Мот! Был уже женат, на прусской графине. Растратил ее состояние и развелся с ней. Говорят, по требованию самой графини и к ее удовольствию. – Марта-Розалия-Эгле говорила с воодушевлением. – Да чего от него ожидать: яблочко от яблони недалеко падает. У Морица отец и мать беспутные, да и дядюшка его из-за своего беспутства голову сложил.

– Откуда тебе все известно?

Он привскочил, порываясь встать. Разговор о суженом Анны ему не понравился – сплетня, бабьи выдумки. Не предполагал, что обслуга замка перемывает косточки властителям, как своим ближним. Не дело это! Непорядок!

Эгле не дала ему подняться, удержала не по-женски сильной рукой.

– Откуда знаю? – Она засмеялась. – Да все тайны великих людей на людях малых держатся. Прислугой охраняются, прислугой и разглашаются. А без прислуги великие обходиться не могут. Герцогине бы самой метки на белье изменить, так нет – лучше нищету свою перед прислугой обнаружить, чем до иголки снизойти. Или мать нынешнего жениха графиня фон Кенигсмарк…

И, перейдя на шведский язык и путая его с немецким и польским, Эгле рассказала, как мать Морица оставил могущественный возлюбленный, как она отправилась к Карлу ХII просить, чтобы он вернул ей ее шведские поместья. С Карлом она была знакома с детства, верила в свои женские чары, а потому рассчитывала на успех. Король находился тогда в Митаве. Однако принять графиню, преодолевшую опасный, долгий путь, он не пожелал. Она стала искать встречи с королем вне замка.

– И встретила его на этой вот дороге, чуть ли не на этом месте. Вышла из кареты, взбила пыль юбками. А король, завидев ее, только приподнял шляпу – и был таков. Вскоре вся Европа смеялась над этой встречей. Даже памятная медаль в насмешку была отчеканена. Даже стихи сложили шутливые. Жаль, забыла их. А ты говоришь, откуда я все знаю? Да при любом европейском дворе не найдешь человека, кто бы не знал жизни своего властителя.

Она встала, тщательно отряхнула юбку, сказала строго:

– Делу время – потехе час. Заболтались мы с тобой. Пора идти.

«Заболтались» – он-то почти и не говорил.

– А ты ведь, Эгле, так и не ответила мне, что делала у болота, имени моего не спросила.

– Должен был сам представиться. А имя твое я давным-давно знаю, герр телохранитель. И много раз мы с тобою нос к носу сталкивались, да только ты никого, кроме герцогини своей, не видишь.

Она озорно сверкнула юными синими-синими глазищами. Ему опять захотелось обнять ее. Эгле угадала его желание и пошутила:

– Видно, ошиблась я немного: в лесу притяжение герцогини слабеет, – и грустно прибавила: – Молод ты для меня, да и соглядатаев тут много. Это я им, жильцам лесным, требы носила. Так у нас исстари заведено. Мы им – требы, они нас в угодья свои, леса да болота, беспрепятственно пускают. Христианство разорвало эту связь. Спутало лесных жильцов с дьяволами, жриц леса на кострах извело. Осталось нас в округе всего ничего. Да и то на одну уменьшится, если ты сболтнешь про меня.

– Не сболтну, Эгле.

И пока они шли к замку, рассказывал ей о рязанских куршах, о своей прабабке куршанке, о том, что, по преданию, появились курши в Переяславле вместе с женой рязанского князя Олега, литовской княжной Евфросиньей.

– О нет! – не согласилась с последними сведениями Эгле. – Это наши предки пришли из ваших лесов. У нас тоже есть свои предания. Приходи вечером, расскажу и грибы твои зажарю.

Грибы он отдал, но есть их и слушать предания не отважился, и в лес решил пока не ходить.