Читаем без скачивания Семь божков несчастья - Фаина Раевская

— Надо искать третьего!

— Могу помочь в поисках! — с готовностью откликнулся Анатолий, прервав песенку Владимира Семеновича про сумасшедший дом. Зря прервал! Я уже хотела начать подпевать, в особенности в том месте, где вся безумная больница у экрана собралась. В нашем случае, не у экрана, а в салоне такси VIP-класса.

— Увянь, перец, — по-прежнему сонно посоветовала Анатолию еще не протрезвевшая Лизавета и, сфокусировав взгляд на моем полном тоски и страдания лице, пустилась в туманные объяснения:

— И нечего так на меня смотреть, Виталия. Сама посуди: в Кисели влезли трое. Судя по записям в «бортовом журнале» и по показаниям нашей знахарки-горбуньи, это были Бодун, Касыч и мистер X. Вот этот мистер X и замочил ребят. Должна заметить, что он оказался полным дилетантом. Во-первых, нэцке не нашел, а во-вторых, лаже не отметился в журнале на выходе. Сделай он это, парней бы и искать-то не стали. Вот я и говорю, нужно найти этого мистера X.

Водитель Анатолий заинтересованно хрюкнул, но, слава богу, промолчал. Дальнейшие рассуждения Лизаветы были еще туманнее, оттого я оставила попытки в них разобраться и лишь время от времени кивала, вроде бы соглашаясь с умозаключениями подруги.

Первым по списку значился Бодун, то есть Алексеев Алексей Викторович. Жил он, вообще-то, в Москве, но на такой окраине, что на Москву вовсе не похоже. Я, признаться, и не знала о существовании в столице подобных «деревенских» кварталов.

В самом начале улицы Стахановцев, источая соответствующие ароматы, располагалась здоровенная куча мусора. Вернее, даже не куча, а настоящая свалка. За ней едва просматривались убогонькие деревянные бараки, которые с первого взгляда казались необитаемыми. Вокруг свалки бродили местные шарики и тузики с уныло висящими хвостами. Причем их ничуть не волновала парочка жирных котов, в один глаз дремавших тут же. Несколько ворон, не пугаясь ни котов, ни собак, по-хозяйски ковырялись в мусоре.

У первого барака под кривыми палками, которые много лет назад гордо именовались забором, оглушительно храпела толстая тетка в поистине «королевских» обносках. Одним словом, нормальная российская глубинка… на окраине Москвы.

— Ядрена цитрамон! — изумленно присвистнул Анатолий, отмахиваясь рукой от сочной зеленой мухи, по-партизански просочившейся в салон VIP-такси. — Девчонки, а вы уверены, что вам именно сюда нужно?

Я, честно говоря, уже не была в этом уверена, но Лизке сомнения не свойственны.

— Уверены, уверены, не волнуйся, — без тени сомнения в голосе произнесла она. — Жди здесь, товарищ, мы скоро вернемся.

Подруга не слишком грациозно вывалилась наружу. Мне предлагалось последовать ее примеру, что я и сделала, бросив прощальный взгляд на Анатолия, ибо окружающая обстановка, мягко говоря, слегка пугала.

Сверяясь с бумажкой и внятно матерясь, Лизка, подобно ледоколу «Ленин», прокладывала путь к дому номер тринадцать по улице Стахановцев.

— Вот ведь… Привел господь родиться на такой родине… — бубнила Лизавета в недолгих паузах между идиоматическими выражениями. Она старательно обошла храпящую тетку, зажав нос двумя пальчиками: — Фу, как воняет!

— Дым отечества, — обреченно поддакнула я. Лизка тут же язвительно отмахнулась:

— Ага. Тот самый дым, который «сладок и приятен», но слегка заколебал, честно говоря. Чегой-то, Витка, в последнее время мне страшно хочется жить по-человечески.

— Это потому, что в последнее время ты только этим и занимаешься: особняк, «Мерседесы», джакузи… Гляди, подруга, привыкнешь.

— А что в этом плохого?

— Ничего. Просто… как бы это сказать…

— Говори, чего уж там!

— Не слишком обольщайся. Чем выше поднимаешься, тем больнее падать.

— Я не собираюсь падать, я собираюсь нормально жить.

— Поживешь еще. Вот только с делами разберемся и махнем в Турцию. Ты, между прочим, обещала. А у меня и денежки кое-какие от бывшего шефа сохранились.

— Ну, ты и жучила! — ахнула Лизавета.

— Я не жучила, я экономная, — поправила я подругу, слегка обидевшись.

Барак с бесовским номером тринадцать мало чем отличался от других: такой же деревянный двухэтажный сарай с грязными стеклами микроскопических окошек, больше похожих на бойницы. Правда, было одно отличие — подъездная дверь отсутствовала совсем, и в темном проеме угадывалось начато хлипкой лестницы.

— Ворота в ад, — я невольно поежилась, с опаской заглядывая в темноту коридора. — Хорошо, хоть Анатолий неподалеку пасется…

Водитель в самом деле с независимым видом следовал в полусотне метров. Он очень убедительно изображал усердие в деле изучения закоулков родины, но глазки его напряженно следили за нашими с Лизаветой перемещениями.

Пристальное внимание со стороны постороннего, в общем-то, человека неожиданно разозлило подругу:

— Я не догоняю, Витка, этот уголовник — шофер или шпион? Чего он пасет нас, как овечек неразумных? Чего вынюхивает?

— Думаю, Джон снабдил его соответствующими инструкциями, — я едва заметно повела плечами. Меня-то как раз присутствие Анатолия если не радовало, то уж в какой-то мере успокаивало. Однако прозвище «уголовник», данное шоферу Лизкой, не понравилось, и я сочла возможным малость обидеться.

— Почему это он уголовник? — недовольна проворчала я.

— Антураж характерный, — Лизавета подозрительно-таинственно повела очами. — Морда квадратная, шея, как у бычка бойцовской породы, стрижка а-ля Чикатило… Синька на запястье…

— Синька?

— Татуировка по-нашему, тундра!

— И что там? В синьке этой…

— Хрен его знает! Я не углублялась.

— Тогда молчи, ладно? Тоже мне, мисс Марпл рязанской губернии: синька, стрижка, морда… Ты свою-то морду давно без поллитры видела?

Препираясь подобным образом, мы с Лизаветой ступили «на территорию тьмы», то есть в подъезд, зияющий манящей черной пустотой. Ни тать ни взять — вход в потусторонний мир. Вероятно, легкие упражнения в остроумии должны были отвлечь нас обеих от тяжких мыслей, которые сами собой возникали уже на подходе к первой ступеньке «парадной» лестницы. По ней мы поднялись на второй этаж, где находилась нужная нам квартира под номером четыре.

Из-за деревянной двери доносился нестройный хор голосов, старательно выводивших песню про казака, который «таким остался» — не то собственно казаком, не то степным орлом.

— Поминки, наверное, справляют, — отчего-то шепотом предположила я.

— Да им, по-моему, по фигу — поминки или свадьба, лишь бы водка была, — отмахнулась Лизавета и забарабанила кулачками в дверь, потому как звонка нигде не обнаружилось.

Пение смолкло. Послышались шаркающие шаги, сопровождаемые забористым матерком, и перед нами возникла одиозная фигура с погасшей беломориной в зубах и всклокоченными, давно не мытыми волосами. О принадлежности фигуры к женскому полу можно было судить только по полуразвалившемуся бюсту, уныло висящему за грязной тельняшкой.

— Че надо? — без намека на любезность прошамкала бабища и добавила пару непечатных выражений для связи слов. При этом ее глаза умудрялись смотреть на меня, на Лизку и в третье измерение одновременно.

Я не рискнула вступать в диалог с тетенькой по причине скудного словарного запаса, зато подруга, призвав на помощь весь свой мощный интеллект, конспективно изложила собственное мнение насчет международной обстановки, а потом кротко сообщила:

— Мы к Алексею. Он дома?

— Относительно. А что?

События принимали неожиданный оборот, я даже малость опешила: что значит «относительно»? Если Бодун дома, то дома, но этого не может быть, потому что он теперь труп. Однако уверенный тон тетки начал колебать устои. Негромко ойкнув, я все-таки уточнила:

— Это как понимать? Что значит «относительно дома»?

Лизавета в знак поддержки сурово собрала брови в кучку, только тетка не прониклась демонстрацией отнюдь не мирных намерений.

— А то и значит, — перекинув папиросу в угол рта, мадам дыхнула свежими парами водки. — На кой вам Лешка сдался? Вы кто такие, девки?

— Мы учимся с Алексеем. Учились, — сказала Лизавета.

— Ну и что? — качнулась тетка. Она явно не была настроена на конструктивный диалог, тем более что из глубины квартиры раздалось позвякивание стаканов и хриплый мужской голос нетерпеливо позвал:

— Нюрка, твою мать! Где пропала-то? А ну, давай сюда быстро!

— Точно! А то мы без тебя ее, голубушку, прикончим, — поддержал собутыльника еще один голос, мужской или женский — не ясно, но тоже сиплый и нетрезвый.

Тетка нетерпеливо затопталась на месте, бросая вожделенные взгляды за спину, и вознамерилась было захлопнуть перед нами дверь, но я воспрепятствовала этому, просунув ногу в образовавшуюся щель.

— Минуточку! Нам бы хотелось с вами поговорить… — молвила я, жестом фокусника извлекая из сумочки сторублевую купюру. При виде денег тетка жадно облизнулась и впилась глазами в сторублевку.