Читаем без скачивания Господин с кошкой - Денис Драгунский

— Чего тебе, дружище? — спросил Саша.

Котенок мяукнул еще раз. Саша взял его на руки, почесал за ушком. Котенок замурчал и стал сомлевать, закрывать глазки. Саша выкинул чайник в урну, снял с головы бейсболку, положил туда котенка, и они пошли в торговый центр — покупать лоток, наполнитель, кошачий корм и разные погремушки в виде мышей и бабочек.

Котенку понравилось у Саши. Он на второй день приучился ходить в лоток. Умный. За это Саша его назвал Карл Маркс. Или просто Маркс. Хорошее кошачье имя. Мркс-Мркс-Мркс! Котенок сразу стал откликаться, бежал на зов.

— Ах ты Марксюха! — радовался Саша. — Ах ты Марксюня, мой дружок!

Тамаре он не звонил уже недели две, наверное. Она сама ему позвонила.

— А я ремонт закончила, — сказала она. — А мама в Ростов переехала, к Мишке, брату моему.

— Скучаешь, наверное, без мамы? — спросил Саша.

— Ты что, дурак? — крикнула Тамара. — Я же специально ее к Мишке отселила, и ремонт сама сделала! Мы же с тобой давно все решили!

Саша вспомнил, что какие-то планы у них были. Жить у Тамары в двухкомнатной, а его однушку сдавать.

— Хорошо, конечно, — сказал Саша. — Приходи, помоги собраться. Только нас двое. Котенок у меня завелся, по имени Маркс. Мой лучший друг.

Он это очень серьезно сказал.

— У меня на кошек аллергия, — сказала она, тоже очень серьезно.

— Аллергия? Ответ один — кларотадин! — засмеялся Саша.

— Какой же ты гад, — сказала она; и короткие гудки.

Саша лег на диван и задумался. Он вообще-то любил Тамару. Он не хотел бросать ее. Но и Маркса бросать тоже не хотел. Маркс устроился у него на груди, смотрел прямо в глаза. Саша не смог бы выгнать Маркса на улицу, ни за что. Но и с любимой женщиной расставаться из-за котенка — тоже какая-то глупость. Все глупо и даже смешно, а выхода нет. У Саши от этих мыслей сильно заболело ниже горла. Он расстегнул рубашку, крестик вывалился наружу. Маркс потрогал его лапой.

Тамара, у которой были ключи, так и нашла их через два часа: Саша лежал, свесив посиневшее лицо, а Маркс играл его крестиком на золотой цепочке.

Она закричала, заплакала и дала Марксу пинка.

Маркс выбежал в открытую дверь. По лестнице вниз. Потом из подъезда. Потом через улицу. Там его задавила машина, за рулем был молодой парень, а рядом девчонка, они даже не заметили, не оглянулись на пыльную бежевую тряпочку на асфальте, в которую превратился котенок Маркс. Машина выехала на перекресток, где ее смял и расплющил танк, и тоже не задержался — дивизия имени Каледина выдвигалась в центр города, чтобы расстрелять губернатора и навести порядок. Но федералы послали штурмовую авиацию и с воздуха разнесли их танки, казармы и весь город заодно.

Через пять лет к власти пришли коммунисты. Еще через год новое начальство приехало в те места, в палаточный лагерь, где жили уцелевшие люди.

Было жарко. Пот катился с генерального секретаря, коренастого рыжеватого мужика.

— Принято решение, — сказал генсек. — Всем вам, товарищи, дадут бесплатное благоустроенное жилье. Где? Вот здесь! На месте этого города, разрушенного кровавым антинародным режимом, решено построить новый социалистический город! Краше прежнего! И назвать его именем великого учителя трудящихся всего мира! Марксоград!

Все захлопали.

Он достал платок и вытер свое круглое курносое лицо с широкими усами.

— На кота похож, — подумала Тамара.

Сорок мучеников

имена, адреса, явки

Надобно сказать, что у нас в СССР если не угнались кой в чем другом за иностранцами, то далеко перегнали их в умении засекречивать. Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашей секретности. Это я слегка перефразировал Гоголя.

Я помню, что на карте Подмосковья была неправильно обозначена дорога, соединяющая Калужское и Варшавское шоссе. В реальности она шла от 45-го км, а на карте — от 38-го км. Чтобы враг не догадался.

Некоторые важные учреждения назывались как бы с намеком. Именами разных суровых явлений природы: предприятие Тайфун, завод Ураган и т. п. Понятно было, что там куется нечто грозное. Или разными абстрактными научными названиями: институт прикладных физических технологий. Другие назывались без намеков, просто и ясно: почтовый ящик Щ-85/991. Самые же суперсекретные назывались еще проще: институт, где директором Андрей Иваныч. Чтоб никто не вычислил.

Вот.

Одного моего знакомого послали в командировку в этот самый институт, где Андрей Иваныч командует. Институт находился на периферии, в городе N. Моего знакомого проинструктировали так: «Городок очень маленький. Как выйдешь со станции, сразу увидишь церковь. Напротив церкви скверик, за сквериком глухой забор, в заборе дверь. Это первая проходная».

Приехал. Городок правда маленький. Но зато буйно растут деревья. Березы, тополя и яблони со сливами. За густой листвой совершенно не видно никакой церкви.

Он подошел к какой-то тетке:

— Мамаша, а где тут у вас церковь?

— А церкви-то у нас нету, сынок! — И пошла по своим делам.

Остановил другую:

— Бабушка, церковь где?

— Церковь? Какая такая церковь? Никакой церкви!

Интересные дела.

Но недаром мой знакомый был опытным работником секретных отраслей. Он понял, что под церковью эти отсталые старухи имеют в виду действующий храм. А его начальство имело в виду церковное здание.

Тогда он спросил какого-то мужчину с добрым, открытым лицом:

— Тут у вас где-то есть бывшая церковь…

— А тебе с какой целью? — перебил мужчина, пошатываясь.

— Я краевед, — сказал мой знакомый.

— Козел ты, и больше никто! — захохотал мужчина, рухнул в траву, положил руки под щеку и захрапел: он был мертвецки пьян.

Мой знакомый в тоске огляделся. По дорожке шла молодая женщина учительского вида.

— Простите, — бросился он к ней, — я ищу здание старинного храма, мне сказали, что где-то здесь недалеко.

— Да, совсем рядом, — сказала она. — Там за поворотом будет скверик, за ним секретный военно-химический вроде институт, и если стать к институту спиной, то напротив и чуть левее — храм. Сорока мучеников Севастийских. Давайте я вас провожу.

— Не надо, спасибо, — сказал он.

— Не за что, — грустно улыбнулась она.

Две Азии

ламаистская этика и дух индуизма

Жили-были живописец Герасимов и скульптор Меркуров.

Оба — столпы социалистического реализма. Меркуров — создатель циклопических статуй Сталина, а Герасимов — автор бессмертного полотна Два вождя после дождя.

Во время войны их вызвали куда надо и сказали, что им доверено изобразить нашего главного монгольского друга, маршала Чойбалсана. С натуры. Создать, соответственно, портрет на холсте и бюст в мраморе. И спросили, какой гонорар бы они сочли справедливым.

Деловитый Герасимов сказал:

— Пять тысяч рублей, как обычно.

А патетичный Меркуров всплеснул руками:

— Да что вы! О чем вы? Какие деньги? Для меня большая честь!

Когда портрет и бюст были закончены, Герасимову передали его гонорар.

А Меркурова просто от души поблагодарили. Но назавтра у его мастерской остановился грузовик. Сотрудники монгольского посольства стали выгружать шубы и сапоги, шапки и рукавицы, а главное — копченую конину и вяленую баранину. Подарки от маршала Чойбалсана бескорыстному советскому скульптору. Это было очень кстати в голодной военной Москве.

Узнав об этом, живописец Герасимов просто зубами скрипел от досады.

После войны Меркурова и Герасимова снова вызвали куда надо. На этот раз им было доверено изобразить на холсте и в бронзе нашего главного индийского друга, премьера Джавахарлала Неру.

На вопрос о гонораре Герасимов патетически вскричал:

— О чем вы? Какие деньги? Это для меня огромная честь!

Видя такое поведение коллеги, Меркуров деловито сказал:

— Как обычно. Пять тысяч рублей.

Когда бюст был изваян, а портрет написан, Меркурову передали его гонорар.

А Герасимову сказали спасибо. Хинди руси бхай бхай.

Пятнадцатый этаж

дизайн и реклама

Граня Глебов (Евграф его звали полностью; спасибо маме с папой: славянофилы кухонные!) сегодня с самого утра вспоминал аспирантское общежитие, там были крохотные комнатки на одну персону. Конечно, он не комнату вспоминал, а именно персону, как он с ней поднимался на пятнадцатый этаж старого здания МГУ на Ленгорах, лифт, орехом отделанный и такой быстрый, что уши закладывает. Вспоминал, как они втиснулись в эту комнатушку, он с ходу обнял ее и стал раздевать.

Вот и сейчас, на выставке австрийского дизайна, переходя от стенда к стенду, он все время вспоминал, как пахло дешевым одеколоном и общежитскими простынками, как царапался ноготь у нее на ноге и как она потом шептала: но мы ведь теперь навсегда вместе, навсегда, нет, ты скажи, навсегда, правда?