Читаем без скачивания Очень хороший и очень дурной человек, бойкий пером, веселый и страшный... - Константин Сивков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доносителей задержали в Преображенском под стражей, а поскольку было тогда около восьми часов вечера, то царь тотчас написал записку к капитану лейб-гвардии Преображенского полку Лопухину, приказывая ему в оной собрать тихим образом всю свою роту и к одиннадцатому часу перед полуночью таким образом идти к дому Соковнина, чтоб в одиннадцать часов тот был весь окружен и все в нем находящиеся были перехвачены. Капитан верно исполнил сей приказ. А как царь думал, что в записке своей означил десятый час, то и чаял, что в половину одиннадцатого часа все застанет у Соковнина в доме исполнено. И потому по прошествии десяти часов сел он, не мешкая, в одноколку и с одним только денщиком прямо поехал к Соковнину в дом. Прибыл туда в половине И часа; немало удивился, что ни у ворот, ни же вокруг дома не застал ни одного солдата отряженной гвардейской роты. Невзирая на это, подумал он, что караул расставлен надворе. Нимало не размышляя, въехал он прямо на двор, вышел у крыльца из одноколки и с одним денщиком вошел в покои. Все тотчас в доме зашумели, когда узнали, что приехал царь. Петр Великий с неустрашимым духом вошел в покой и застал Соковнина, Сикеля и всю роту заклявшихся изменников, которые тотчас встали и изъявили своему государю должное свое почтение. Царь ласково им поклонился и сказал, что мимоездом усмотрев у них великой свет, подумал, что необходимо у хозяина есть гости; а как ему еще рано показалось лечь спать, то и заехал в сих мыслях посетить хозяина. В сколь великом изумлении и гневе царь внутренне ни был на отряженного капитана, которой, по его мнению, в определенное время приказа не исполнил, однако он скрывал свои внутренние движения. Он довольно времени там просидел, а изменники его пред ним стояли и выпили круговую за царское здравие, на что он их храбро отблагодарил. Между тем кивнул один стрелец Соковнину и сказал ему тихо: «Пора брать!» Соковнин, не хотевший еще открыть проклятого своего предприятия, также ему мигнувши, сказал в ответ: «Еще нет». Как он сие говорил, вскочил в полной ярости Петр Великий и, ударив Соковнина кулаком в лицо, так что он упал, произнес громким голосом: «Ежели тебе еще не пора, сукин сын, то мне теперь пора. Свяжите сих скотов!» В ту же самую минуту по ударении 11 часов вошел в покой гвардейской капитан, а за ним солдаты его роты, с ружьями и примкнутыми штыками. Прочие изменники тотчас пали на колени и повинились. Царь приказал, чтоб изменники сами себя вязали, что и исполнено было. Потом оборотился царь к гвардейскому капитану и в первом жару дал ему пощечину, упрекнув его притом, что он в означенный час не являлся. Сей оправдался письменным его повелением, которое он, вынув из кармана, показал царю; царь же, усмотрев свою ошибку, что он одним часом описался, поцеловал капитана в чело, признал его усердным офицером и отдал ему под стражу связанных изменников. Какое же изменники получили воздаяние, известно свету[83].
Петр I часто бывал на Миллеровых железных заводах на реке Истье, за 90 верст от Москвы по Калужской дороге. Некогда живши там четыре недели, дабы пить тамошнюю минеральную воду, кроме обыкновенных государственных дел, занимался и тем, что не только весьма тщательно расспрашивал обо всем касающемся до плавления и ковки железа, но и сам работал и учился тянуть в полосы железо. Перенявши сие искусство в один день, незадолго пред отъездом оттуда, выделал он один 18 пуд железа и каждую полосу пометил своим штемпелем, причем его придворные и бояре должны были носить уголья, раздувать огонь, действовать мехами и другую тому подобную работу отправлять. Чрез несколько дней после того, возвратившись в Москву, пришел он к хозяину завода Вернеру Миллеру{190}, хвалил его распоряжения на заводе и спросил: «По чему платишь ты мастеру за пуд выкованного поштучно железа?» — «По алтыну», — отвечал Миллер. «Изрядно, — сказал государь, — так и я выработал восемнадцать алтын, и ты должен мне их заплатить». Вернер Миллер тотчас пошел к ящику, где лежали деньги, взял 18 червонных и, отсчитавши их царю, сказал: такому работнику, как ваше величество, меньше нельзя заплатить за пуд. Но Петр Великий не принял их со словами: «Мне не надобно твоих червонцев. Я не лучше других мастеров работал. Заплати и мне то же, что ты обыкновенно другим платишь. На эти деньги куплю я себе новые башмаки, в которых мне теперь нужда». При сем его величество указал на свои башмаки, которые были уже чинены и опять протоптались, взял 18 алтын, поехал в ряды и в самом деле купил себе новые башмаки. Нося сии башмаки, часто показывал их в собраниях и притом обыкновенно говаривал: «Вот башмаки, которые выработал я себе тяжелою работою»[84].
Как Петр Великий в 1704 году, по долговременной осаде, взял наконец приступом город Нарву, то разъяренные российские воины не прежде могли быть удержаны от грабежа, пока сам монарх с обнаженною в руке саблею к ним не ворвался, некоторых порубил и, отвлекши от сей ярости, в прежний привел порядок. Потом пошел он в замок, где пред него был приведен пленный шведский комендант Горн.
Он в первом гневе дал ему пощечину и сказал ему: «Ты, ты один виною многой напрасно пролитой крови, и давно бы тебе надлежало выставить белое знамя, когда ты ни же вспомогательного войска, ни же другого средства ко спасению города ожидать не мог». Тогда ударил он окровавленною еще своею саблею по столу и в гневе сказал сии слова: «Смотри мою омоченную не в крови шведов, но россиян шпагу, коею укротил я собственных своих воинов от грабежа внутри города, чтоб бедных жителей спасти от той самой смерти, которой в жертву безрассудное твое упорство их предало»[85].
