Читаем без скачивания Наследник волхва - Вадим Иванович Кучеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ирина с облегчением вздохнула, когда деревья неожиданно расступились, и они вышли на поляну, посреди которой возвышался срубленный из сучковатых бревен дом с остроконечной крышей. Крышу венчал флюгер в виде совы. Ветра не было, и сейчас флюгер был неподвижен.
Тропинка обходила дом стороной, ведя путников по самой кромке леса и снова теряясь среди деревьев на другой стороне поляны. Но Марина, словно забыв о собственном предостережении, сошла с проторенного пути и направилась по траве к срубу. И тогда Ирина увидела, что сова вдруг ожила. Она не развернулась к ним, а только повернула голову на три четверти полного оборота и издала тихое уханье, будто предупреждая кого-то. А затем снова неподвижно застыла на крыше, опять превратившись в безжизненное украшение, указывающее направления ветра.
— Почудится же такое, — нервно рассмеялась Ирина. — Послушай, Марина, а тебе ничего не…
Но она не договорила, потому что дверь дома отворилась и на крыльцо вышла высокая старуха в накинутом на голову темном платке. Ее не красили впалые щеки, туго обтянутые пергаментной кожей скулы, заостренный подбородок и длинный, чуть крючковатый, нос. Но окончательно уродовала короткая шубейка мехом наружу, наброшенная поверх бесформенного платья из плотной темной ткани.
Глава 23. Бабка Ядвига ошибается
Не знай Ирина о существовании бабки Ядвиги, то она подумала бы, что это злобная кикимора из русских народных сказок, невесть как перенесенная из области фантазии в реальный мир. Если только, живя в глухом лесу, старуха не нарочно приняла этот облик, чтобы отпугивать всякого рода душегубов, которых немало бродит по свету. «Образ жизни накладывает отпечаток на человека», — это была мысль, которая показалась Ирине здравой и многое проясняла. — «Окажись я волею обстоятельств на месте бабки Ядвиги, то поступила бы точно так же». Она решила, что раскусила старуху, и усмехнулась в душе.
Однако тут же пожалела об этом. Старуха, словно догадавшись, о чем она думала, метнула в сторону Ирины такой злобный взгляд, что по телу молодой женщины побежали мурашки, будто ее окатили ледяной водой. И она решила впредь при общении с бабкой Ядвигой быть осторожной не только на словах, но и в мыслях.
— Что надо? — грубо спросила бабка Ядвига, переведя взгляд на Марину.
— Доброго вам дня, Ядвига Станиславовна, — мягко произнесла та. — Как ваше здоровье?
— Не жалуюсь, — поджала и без того тонкие губы старуха. — Сглазить хочешь?
— Что вы такое говорите, Ядвига Станиславовна, — запротестовала Марина. — Просто интересуюсь. Вы же знаете, я не глазливая.
— Откуда мне знать, если я не могу понять, кто ты, — сказала бабка Ядвига. — Жена нового хозяина Усадьбы волхва или ее непутевая сестра Карина. Уж очень вы схожи между собой, девоньки. Ты кто?
Уже второй раз за сегодняшний день Марину путали с сестрой. Сначала отец Климент, теперь бабка Ядвига. И оба отзывались о Карине нелестно. «Возможно, она это заслужила», — подумала Марина, не желая осуждать стариков. Но все же ей было обидно.
Внезапно она почувствовала, что сильно соскучилась по Карине. И уже давно простила ей поспешный отъезд из Куличков сразу после венчания, оправдав его сумятицей чувств, вызванной внезапной любовью к Михайло и нежеланием менять свою жизнь. Не последнюю роль сыграл, вероятно, и подсознательный страх перед бабкой Ядвигой, которая однажды уже совершила по отношению к ней запредельное зло и могла снова сотворить какое-нибудь злодейство. Глядя на зловещую старуху, в это легко верилось. Даже Михайло, в котором она души не чаяла, был не в силах образумить мать, когда она закусывала удила и начинала мстить своим обидчикам. А обидеть ее было легко. Но, главное, нельзя было предугадать, на что она может обидеться. На волхва Ратмира она затаила обиду, когда он отверг ее любовь, а на Карину — узнав, что она полюбила ее сына. Бабка Ядвига была непредсказуема и смертельно опасна, как ядовитая змея. Но именно поэтому Марина хотела иметь с ней хорошие отношения. В глубине души Марина лелеяла надежду, что подружившись с бабкой Ядвигой, тем самым сослужит добрую службу Карине. Она рассчитывала примирить двух женщин, старую и молодую, любящих одного мужчину и делящих его, не понимая, что так ни одна из них не будет счастлива. Это была почти несбыточная мечта, но Марина, как Ассоль, была настолько наивна, что не понимала этого, а потому имела шансы на успех своего безумного предприятия.
— Я Марина, — кротко сказала она. И вступилась за сестру: — А Карина вовсе не непутевая, напрасно вы так.
— Что думаю, то и говорю, — отрезала бабка Ядвига. — Ты мне не указ.
— Если бы Михайло услышал вас, он был бы сильно огорчен, — заметила Марина. — Подумайте об этом, Ядвига Станиславовна. Он любит Карину, и вы это знаете. Неужели вы думаете, что ваш сын мог бы полюбить непутевую женщину?
— Не в бровь, а в глаз, — рассмеялась Ирина, которая до сих пор молча слушала их разговор, стоя рядом. — Вывешивайте белый флаг, Ядвига Станиславовна!
Но старуха не собиралась сдаваться. Сделав когда-то зло Карине, она не могла сейчас признать, что ошибается, считая ее плохой. Это значило бы, что и в прошлом она была не права. Пойти на это бабка Ядвига не могла. Это противоречило ее природе. Она умела ненавидеть, но не умела любить. И в этом было ее несчастье. Сама она даже не подозревала об этом, а потому винила в своих бедах всех, кроме себя.
— Ты пришла в мой дом, чтобы оскорблять меня? — голосом, похожим на змеиное шипение, спросила старуха.
И Марина поняла, что еще не скоро ее мечта осуществится. Она подумала, что хотела как лучше, но только в очередной раз все испортила. И уж точно ни Карина, ни Михайло не будут ей благодарны за этот разговор… От обиды и жалости к себе слезы навернулись ей на глаза.
С некоторых пор Марина перестала узнавать саму себя — она начала очень эмоционально воспринимать все, что с ней происходило. То, что раньше она даже не заметила бы, теперь заставляло ее проливать слезы. Она бурно реагировала не только на слова, но даже на взгляды и жесты. Любая рожавшая женщина объяснила бы ей причины ее странного поведения, но в Усадьбе волхва не было ни одной женщины, кроме нее. И Марина оставалась в неведении, которое в этом случае невозможно было назвать счастливым, потому что оно делало ее несчастной по любому поводу и пустяку.
Однако
