Читаем без скачивания Брачный сезон, или Эксперименты с женой - Константин Николаев

Заслушавшись Чайковского, я стал вспоминать, как когда-то мы с Катькой вот так же сидели в Театре Советской Армии. Что происходило на сцене, я не помню, поскольку весь спектакль мы целовались. Я посмотрел направо. Мария направила трубу вниз и увлеченно разглядывала зрителей партера. Мои пальцы воровато пробежали по алому бархату кресла и дотронулись до остренького колена мадам Еписеевой. Колено вздрогнуло и отодвинулось.

- Арсений! - строго прошептала его владелица. - Ну что это такое! Мы же в театре!

Раздался звонок.

Вообще-то я не люблю театральные буфеты. И не только из-за тамошних цен. Просто, на мой взгляд, гораздо лучше прогуляться в фойе или посидеть на месте. Почитать программку. Однако мы с Марией, как и сотни других зрителей, устремились именно в буфет.

На Маше было шелковое платье песочного цвета с небольшим декольте на спине. Между лопаток примостились пять крохотных родинок.

Пока мы спускались по лестницам, моя спутница цепко держала меня под руку и с беспокойством поглядывала по сторонам. Не мелькнет ли где еще один такой наряд? Но вокруг были в основном иностранцы, и до тамошних торговых точек столь смелые туалеты, похоже, еще не добрались.

Я оставил Марию у столика, а сам пристроился в хвост длинной очереди, по обилию языков напоминавшей вавилонское столпотворение. Где-то далеко впереди маячила знакомая морщинистая лысина. Свою корзину старик держал на отлете. Как даму.

- Вы крайний? - внезапно раздалось у меня за плечом.

Я обернулся и уже хотел сказать, что я не крайний, а последний, но на меня уставилось знакомое лицо, обрамленное длинными прядями.

- По-моему, мы с вами знакомы, - предположил я, узнав руководителя "тысячи шагов" Вячеслава Мошкарева.

На этот раз он выглядел вполне пристойно. На его худых плечах висел декадентский пиджак в темную клетку, из-за ворота рубашки высовывался розовый шейный платок.

- Что-то не припоминаю, - томно ответил Мошкарев.

- Ну как же, нас познакомила Марина. В вашем... э-э, - тут я замялся, не зная, как назвать заведение этого господина, - театре!

Неизвестно, то ли модернист обиделся, то ли взревновал, но, немного помолчав, он посмотрел куда-то в середину моего туловища и сказал с вызовом:

- Да, этот живот я припоминаю. Недаром говорят, что в стране голод. По-моему, вы его непосредственная причина.

Я оглядел щуплую клетчатую фигурку и отразил удар:

- В таком случае вы его печальное следствие.

Мошкарев вспыхнул и хотел что-то ответить, но тут откуда-то из толпы послышалось легкое звяканье. Гремя авангардными монистами, как каторжник цепями, к нам подошла Марина.

- Мальчики! Вы что, ссоритесь? - закричала она. - А ну - брэк!

Я опасливо покосился на мадам Еписееву, но она стойко несла службу у одноногого столика, настороженно поглядывая на гигантскую люстру под потолком

- Арсений! Вот это встреча! - продолжала голосить Катькина подруга. Вот уж не ожидала увидеть ТЕБЯ здесь!

Я опять оглянулся и приглушенно выдавил:

- Давай-ка отойдем.

- Это еще зачем?! - взвился Мошкарев.

Мария вздрогнула и принялась шарить в толпе глазами. Марина прикрикнула на гения:

- Славик, ну зачем ты так?! Мы что, не можем поговорить с Арсением? Она взяла меня под руку и хитровато добавила, желая позлить своего клетчатого спутника: - Пойдем, Сеня, а Славик постоит в очереди.

Я начал бочком пробираться за спасительную колонну. Марина же тащила меня в противоположную сторону, оглушительно тарахтя:

- Я с мужем опять поссорилась. А у Мошкарева как раз были контрамарки. В партер, представляешь? Его кто-то из местных шишек пригласил...

- Уж не сам ли Чайковский? - съязвил я. - А может быть, Пушкин?

- Да нет, по-моему, дирижер. Правда, Мошкарев лапочка? Заметил, как он меня блюдет? Прямо джигит какой-то!

Марину окружало стойкое облако "Шанели", мадам Еписеева не могла не повернуть свой точеный носик на вожделенный аромат. Я скривился, бестолковая Катькина подруга, увидев мою физиономию, приняла это на свой счет.

- Ну что? Обиделся? Ну ладно, ладно. Ты тоже лапочка. Я ведь говорила тебе... - Она еще повысила голос. - Говорила, что я тебя люблю?

- Г-говорила... - прошептали мои бледные уста.

- Подлец!!! - донеслось откуда-то сбоку. - Между нами все кончено!!!

Головы, заполнявшие фойе, начали расходиться в разные стороны, как круги на воде. Людские волны обиженно бороздил затылок мадам Еписеевой.

Глава 31

Полный буйсук

Говоря по-толстовски, все обломалось в доме Смешалкиных. Я предпринял отчаянную попытку рвануться следом за Машей, но публика стояла стеной. Как воды Красного моря перед египетской конницей. Если мадам Еписеева будет сорок лет скитаться по пустыням, то я могу и не дожить до сладостного мига нашей встречи.

Марина изумленно взирала на мои судорожные попытки протиснуться сквозь толпу. Она даже не поняла, что произошло.

- О! Да ты и впрямь сумасшедший, - протянула она.

- Отстань, ради бога! - в сердцах прошипел я. - И зачем только тебя сюда понесло? Ну почему именно сегодня, скажи на милость?!

От стойки буфета отделилась фигура Мошкарева. Он засеменил на своих тоненьких ножках, затряс жидкими волосами и завопил:

- Как вы разговариваете с женщиной! Да еще в святом храме искусства! Немедленно извинитесь!

Перед моим носом появился маленький костистый кулачок. Я отодвинул его в сторону, как ветку, и спокойно сказал:

- Вы бы помолчали о святых храмах. Ваше, с позволения сказать, капище я недавно посетил. Без всякого удовольствия!

- Арсений! Ну что ты такое говоришь? - вступилась за свою религию и ее жреца Марина. - Вячеслав жизнь кладет на то, чтобы донести в закосневшие массы хоть что-то новое!

- Я бы на его месте занялся чем-нибудь другим.

- Арсений!!!

Мошкарев обвил Маринины плечи суковатой рукой и неожиданно миролюбиво проговорил:

- Оставь, Мариночка. Далеко не все понимают мое искусство. В этом МОЯ беда, но никак не публики, - свободной рукой он сделал картинный жест в сторону этой самой "публики", то есть меня. - Но все-таки было бы небезынтересно узнать ваше мнение о святом храме, в котором мы имеем удовольствие находиться. Что вы думаете о Большом?

- Я вообще ненавижу театр! И Большой в частности!

Мое раздражение в свете последних событий выглядело вполне естественным.

Провозвестник нового брезгливо посмотрел на меня и заметил своей спутнице:

- Похоже, этот господин пришел сюда исключительно с гастрономическими целями. В таком случае нам не о чем разговаривать. Я... - Он приосанился. Я даже не обижаюсь!

- Это правда? - Марина с обожанием заглянула в водянистые глаза Мошкарева.

- Ну конечно, душа моя!

Вальсируя, они стали медленно отплывать к буфетной стойке. Я же похоронным шагом двинулся к выходу.

На улице разыгралась метель. Я поплотнее запахнул пальто и вышел на площадь. К правой ноге что-то прицепилось. Я раздраженно дернул ботинком. Но препятствие не исчезало. Глянув вниз, я обнаружил, что в моей штанине увязла колючка розы. За ней послушно волочился весь остальной букет.

Находка показалась мне символической. Может, не все еще потеряно? Я подобрал обледеневшие цветы и зачем-то сунул их за пазуху. Грудь обдало холодом. Через минуту я почувствовал, как намок Виталькин галстук. Розы начали таять. На глаза навернулись слезы. Глупо и неромантично... Гораздо умнее немедленно вынуть цветы из-за пазухи, пока рубашка не испортилась, и выкинуть к чертям собачьим.

Так я и сделал и с некоторым облегчением зашагал к метро. Дурь все это. На Маше необходимо поставить крест. Я ее, конечно, ни в чем не виню у каждого свои недостатки. Например, ревнивый характер. Мария вряд ли теперь простит меня. Или я ошибаюсь?

Немного поразмыслив, я поехал к Катьке. Как давно я не видел женщину, которая ни в чем меня не подозревает, ничего не требует, а если и ругается, то вполне беззлобно.

Двор мадам Колосовой являл собой сплошной каток. Недавние лужи покрылись льдом, и я скользил, еле передвигая ноги. Занятый поддержанием равновесия, я потерял бдительность. У подъезда одиноко торчала телефонная будка, а в подворотне опять толпились какие-то личности. Как в прошлый раз... Увидав рой сигаретных огоньков, я не на шутку испугался. Неужели Мухрыгин не шутил, и его дружки изо дня в день поджидают меня у Катькиного подъезда?

"В будку заходить нельзя, - трусливо подумал я. - Это отрежет пути к отступлению". Домой! Скорей!

Я суетливо сунул очки в карман и с ловкостью фигуриста скользнул за будку. Из подворотни доносились мрачные и невнятные голоса.

- ...долго еще?

- ...околеешь тут совсем...

- ...братва, он не придет...

Ага, "братва"! Так и есть, меня поджидают! Мурашки забегали вверх и вниз по моему телу, будто тоже хотели спрятаться.

- ...надо домой к нему... тогда уж верняк...

Вот это новости! Домой! А я-то тешил себя надеждой, что мой дом - моя крепость.