Читаем без скачивания Прокурор - Анатолий Безуглов

От Самсоновых Инга Казимировна ушла, когда стало темнеть.

— Привет славным представителям племени Обехеэсэс! — заглянул к старшему лейтенанту Коршунову сотрудник Госавтоинспекции Федосеенко.

— А-а, гаи, гаи, моя звезда! — весело ответил Юрий Александрович. Садись, есть дело.

Работников Госавтоинспекции в Зорянском горотделе внутренних дел с некоторых пор встречали этой переделанной строкой из старинного русского романса после одного концерта, данного в День советской милиции. По приглашению начальства приехали артисты из областной филармонии. И надо же было случиться, что певец картавил, а вернее, почти не выговаривал букву «р» и работал, видимо, под Вертинского. Когда он спел первый куплет, послышался смешок. Сидевший в первом ряду майор Никулин обернулся в зал и суровым взглядом прошелся по всем сидящим. А когда исполнитель романсов снова затянул «Гаи, гаи, моя звезда», удержаться от смеха уже никто не мог. Певцу хлопали больше всех выступающих. Он выходил на аплодисменты несколько раз, улыбаясь и не понимая, чем, собственно, развеселил аудиторию.

С тех пор и осталось.

— По делу, свет-батюшка Юрий Александрович, — сказал Федосеенко, усаживаясь. — Придется тебе просить начальство взять меня по совместительству в вашу команду. Читал я сегодня лекцию на второй автобазе в порядке профилактики… — Он замолчал, доставая пачку сигарет и не спеша закуривая.

Коршунов терпеливо ждал. Он знал: дальше пойдет серьезное. Ради того, чтобы переброситься несколькими шутками, инспектор не приехал бы.

— Ты же занимался делом Зубцова? Ну, который в «Жигулях» своих насмерть?..

— И сейчас занимаюсь, — кивнул Юрий Александрович.

— После моего выступления вопросы задавали. О разном. Уже потом, когда все разошлись, подошел ко мне один шофер… По-моему, тебе надо с ним встретиться.

— Фамилия? — спросил Коршунов, щелчком выдвигая стержень шариковой авторучки.

— Зеньковецкий…

…Он оказался высоким, белобрысым, с длинными прямыми волосами и светлыми ресницами.

Зеньковецкий только что вернулся из рейса. Юрий Александрович попросил у заведующего базой поговорить с шофером в его кабинете: больше подходящего помещения тут не было.

— Двадцать третьего нюня ночью, — рассказывал Зеньковецкий, возвращался я из Житного. Около двух часов ночи…

— В два ночи? — переспросил Коршунов. — Что так поздно?

— Правая передняя полуось полетела, — ответил Зеньковецкий. Провозился я с ней, окаянной. Хорошо, ребята в Житном свои в доску, помогли… Ночевать не остался, жену не предупредил…

— Не доверяет? — улыбнулся инспектор.

— Потом иди доказывай, что не верблюд, — засмеялся шофер.

Юрий Александрович любил разговоры в таком духе. Человек непринужденно расскажет о себе больше, чем в сухой протокольной беседе. А знать, кто перед тобой, — очень важно. Его привычки, состояние.

И если Зеньковецкий называл время, верить его показаниям можно было вполне: опаздывал к жене, тут уж невольно будешь поглядывать на часы…

— Подъезжаю я, значит, к железнодорожному переезду у Желудева. Шлагбаум. Черт, думаю, мало я проторчал в Житном. Закрывают переезд, бывает, минут за двадцать. Там в будочке такая толстуха. Кричу ей: пропусти, мол, успею… Куда там, бесполезно…

— Инструкция у них. Строго, — машинально произнес Юрий Александрович, сделав отметку в памяти: узнать, какой поезд около двух следует возле Желудева. Это даст точное время событий…

— Железная дорога, — согласно кивнул шофер и продолжил: — Я приемник слушаю. «Маяк». Для строителей БАМа концерт… Вдруг вижу, с противоположной стороны «Жигуленок» подъехал. Приглядываюсь зубцовский…

— Что, приметный? — закинул удочку Коршунов.

— Еще бы, белый верх, голубой низ. Причуда у Зубцова была. Да и номер знаю: 48–48, легко запоминается.

— А вообще давно с Зубцовым знакомы?

— Да порядком.

— Близко?

— Вот это не скажу. Чинил он мне телевизор, магнитофон. Ну а если у него с машиной что — он ко мне. Правда, в основном профилактика или что подрегулировать. «Жигули» — машина! Это «Москвич» — как баба, не знаешь, когда что выкинет…

— Это точно, — подтвердил Коршунов, зная, как хотел перейти на «Жигули» Федосеенко. У него был служебный «Москвич».

— Смотрю я, значит, и глазам своим не верю: за рулем не Зубцов. Другой кто-то за рулем. А сам Зубцов рядом.

— И что в этом особенного?

— Выпивши?.. Зубцов?

— Так уж и видно в темноте! Может, спал…

— Я тоже сначала подумал. А когда через день услышал, что он разбился под этим делом… — шофер щелкнул себе по воротнику.

— Ну, выпил, с кем не бывает?

— Это Зубцов-то? — протянул Зеньковецкий. — Честное слово, я так и не поверил. Поэтому сегодня и спрашивал специально Федосеенко… Я-то знаю. Не скажу, что сам святой, все мы человеки, — улыбнулся шофер. — Как-то Зубцов мне телик здорово поправил. У меня на дому. Жена, естественно, закусон спроворила. Как у людей водится. А как же иначе? Я по этому случаю коньяк открыл. А Зубцов — ни-ни! То есть категорически ни грамма… И еще заметьте, товарищ старший лейтенант, никогда и никому он не доверял руль своего «Жигуленка».

— Это почему же?

— Не знаю. Как-то сказал мне, что есть такое правило: нельзя доверять даже самому близкому другу машину, деньги и жену…

— Значит, все-таки сидел пьяный, — вернулся к главному Юрий Александрович.

— Да, вот так голову свесил, — показал Зеньковецкий, опустив голову на грудь.

— А кто за рулем?

— Этого не разглядел, — ответил шофер.

— Ну хоть что-нибудь? Какую-нибудь деталь?

— В шляпе, — дотронулся до своей макушки шофер. — С короткими полями. Очки. Кажется, темные…

— Точно темные?

— А может, обычные. Наверняка сказать не могу.

— Что же так, — покачал головой Коршунов.

— Ей-богу, — начал было оправдываться водитель, но Юрий Александрович продолжал укоризненно:

— Больше трех недель прошло…

— Верно.

— А вы такое скрывали.

Зеньковецкий растерялся, похлопал своими светлыми ресницами и, вздохнув, сказал:

— У меня у самого хватало неприятностей. Затаскали…

О неприятностях Зеньковецкого Коршунову уже рассказал Федосеенко. Не то его КрАЗ задел трактор, не то трактор зацепил машину Зеньковецкого. Авария была не ахти какая, однако пока все выяснилось, оба водителя переволновались…

В тот же день Коршунов связался с железнодорожниками. В 2 часа 18 минут ночи мимо Желудева обычно следовал скорый поезд. Именно в это время Зеньковецкий мог видеть зубцовский «Жигуленок» возле переезда. А минут через пятнадцать — двадцать машина слетела в обрыв.

В акте судебно-медицинской экспертизы было указано, что Зубцов скончался приблизительно между двумя и тремя часами ночи…

Поразмыслив, где мог напиться в ту роковую ночь Зубцов, Коршунов пришел к выводу, что, скорее всего, — в ресторане «Привал» — от железнодорожного переезда у Желудева до кемпинга на машине рукой подать. Ресторан стоял на оживленной магистрали союзного значения, работал до середины ночи, и туда частенько ездили кутнуть зорянские гуляки.

Старший лейтенант поговорил с официантами, работавшими вечером двадцать третьего июня, предъявил им фотографию радиомастера. Но все они в один голос заявили, что Зубцов в тот вечер в их ресторане не был, хотя раньше и заезжал иногда. Как правило, с какой-нибудь девушкой. Характерно, что никогда спиртного для себя не заказывал.

Оставалось еще одно предположение: Зубцов мог выпить с кем-нибудь из тех, кто остановился в кемпинге.

К услугам автотуристов было около ста крохотных домиков со стоянкой для машины. Тут же находился магазин. В продовольственном отделе было и спиртное.

Расспросы сотрудников кемпинга ничего не дали. «Жигуленка» с двухцветной раскраской, как у Зубцова, они в тот вечер не видели. На всякий случай Коршунов ознакомился со списком автотуристов, заночевавших в ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое июня. Но это тоже не дало никаких результатов.

— Ладно, это не страшно, — сказала Гранская, когда они собрались в ее кабинете, чтобы наметить дальнейшие мероприятия. — Главное, мы знаем теперь, что Зубцов находился в машине не один…

— И за рулем сидел другой человек, — уточнил Юрий Александрович.

После того, как они получили показания Зеньковецкого, у Инги Казимировны поднялось настроение: дело, кажется, сдвинулось с мертвой точки.

— Понимаете, Юрий Александрович, меня настораживает одно обстоятельство, — сказала Гранская. — Посмотрите, все люди, ну, все до единого, которые знали Зубцова, твердят, что он не пил. Прямо-таки не выносил спиртное. И вдруг напился…

— Мы уже с вами об этом говорили. Да и Глаголева это тоже удивляло. Может, его специально напоили?