Читаем без скачивания Русские легенды и предания - Медведев Юрий Михайлович

Существует предание: когда Солнце готово выйти из своих чертогов, чтобы совершить дневную прогулку по белу свету, вся нечистая сила собирается и выжидает его появление, надеясь захватить божество небесного огня и умертвить его. Но при одном приближении Солнца нечисть разбегается, чувствуя свое бессилие.

СТРИБОГ

На Свистун-горе

Однажды ночью налетел на деревню бурный ветер с восточной стороны, крыши с домов снес, хлеба желтеющие побил, мельницу порушил ветряную. Утром подсчитали мужики убыток, почесали затылки, покряхтели… Делать нечего — надо урон восполнять. Засучили рукава — и за работу. А один — шорник Вавила, он по части упряжи большой был мастак, — до того обиделся на ветер, что решил найти на него управу. И нигде иначе, как у верховного владыки всех ветров.

В тот же день выковал Вавила у кузнеца башмаки железные, вырезал клюку дубовую — от зверей отбиваться, положил в котомку нехитрую снедь и пустился в путь-дорогу. Старик-мельник (все они, мельники, говорят, колдуны!) подсказал ему, где искать Стрибога: за горами, за долами, на Свистун-горе.

Целый год шел Вавила — уж и башмаки железные поизносил! — пока не взошел на Свистун-гору. Видит, сидит на камне седой крылатый старец-исполин, дует в рог золоченый, а над головой старца орел парит. Вот он, Стрибог!

Поклонился Вавила в ноги Стибогу, о своей беде поведал.

Выслушал бог, брови нахмурил и трижды протрубил в рог. Тотчас предстал пред ним крылатый великан в зеленых одеждах и с гуслями в руках.

— А ну-ка повтори свою жалобу на ветра Восточного! — приказал Стрибог Вавиле.

Тот все повторил слово в слово.

— Что скажешь? Чем оправдаешься? — грозно поглядел верховный бог на бесчинника. — Разве я учил тебя деревни разорять? Ответствуй, буян!

— Вина моя невелика, о Стрибоже, — молвил тот. — Рассуди сам. В других деревнях меня и в песнях славят, и Ветром-Ветрилою, и Ветром Ветровичем величают, кашку и блины выставляют мне на крыши, бросают с мельницы горстями муку, дабы я крылья мельничные вздымал. А в их деревне, — он указал перстом на Вавилу, — и плюют встречь меня, и злые наговоры по мне пускают, портят людей и скотину, а народ клянет меня, безвинного, на чем свет стоит: дескать, это я нанес ветром хворь-поветрие. Рыбаки там на воде свистят по ветер и накликают бурю. Долго терпел я всяческие обиды, но наконец терпенье мое лопнуло, когда разорили юнцы муравейник, палками его разметали по ветру, а вечером принялись старый веник жечь да искрами на ветру любоваться. А ведь этакое бесчинство старыми людьми от веку заповедано. И я не вынес обиды… Прости меня, Стрибог!

Помолчал, поразмыслил крылатый старец-исполин, да и говорит:

— Слышал, человече? Ступай назад, перескажи ответ Восточного ветра своим неразумным собратьям. Впрочем, нет: ноги в долгом пути собьешь, вон, башмаки-то железные уж продырявил. Сей же час обидчик вашей деревни отнесет тебя в родные края. Надеюсь, впредь вы с ним поладите. Прощай!

…На восходе солнечном косари в Ярилиной долине увидали диво дивное: мужик по небу летит! Пригляделись — да ведь это шорник Вавила к ним спускается, словно бы на невидимом ковре-самолете!

Стал Вавила на траву, поклонился в пояс кому-то незримому, а потом рассказал мужикам о своем хождении к Свистун-горе и о справедливом Стрибоге.

С той поры в деревне все крыши целы, хлеба ветром не сбиваемы, а мельница мелет исправно. И такой почет ветрам, как здесь, вряд ли где еще оказывается!

ТРИГЛАВА

Три невесты

Однажды крестьянскому парню привиделся дивный сон: будто оказался он в подводном царстве. Перед ним, среди чудесных растений, сиял как солнце дворец. Рыбы и удивительные морские существа проплывали сквозь его окна и двери, а еще увидел молодец красавицу. Так она полюбилась пареньку, что обещал ей вечную любовь и посулил прислать из родной деревни сватов.

На другую ночь сон повторился, только на сей раз чудо-дворец плыл по воздуху, словно невесомый. Разноцветные птицы выпархивали из его окон, а еще увидал парень в тереме чудо-девицу красоты неописуемой — и пообещал на ней жениться.

Третьей ночью — уже наяву, возвращаясь в родную деревню с рыбалки, — молодец увидал в лесу дворец, весь из самоцветных каменьев. В окне сияло лицо столь прекрасной девы, что парень забыл двух первых невест и вновь заговорил о сватовстве.

Когда дева нежданно-негаданно вышла на крыльцо из своих покоев, легкомысленный молодец едва не утратил дара речи: красавица оказалась трехглавою, и он узнал лица каждой из своих невест.

— Подтверждаешь ли свое обещание, ветреный жених? — спросили головы хором.

— Да, да, подтверждаю! — ответствовал насмерть перепуганный парень. — Подтверждаю — и завтра пришлю сватов. Только какой вам от меня прок: летать я, бескрылый, все равно не научусь, да и под водой жить не могу. Придется мне поселиться с одной из вас в лесу.

Тут три невесты улыбнулись — и все вдруг пропало. Парень снова очутился на знакомой охотничьей тропе. Но с той поры стал ему внятен язык и птиц, и зверей, и рыб. Он прослыл великим мудрецом, прожил долгую счастливую жизнь, не забывая приносить дары загадочной богине Триглаве.

Триглава или Тригла — богиня земли у древних славян. Храмов ее не ставили в городах и селениях, а только посреди чистого поля: ведь не место владычице земли среди человеческих жилищ! Как видно из ее имени, богиня сия трехглава, и три эти главы означают три начала, из которых состоит земной шар: земля, то есть почва, вода и воздух. А еще они обозначали горы, долины и леса.

Также слово Триглава имело несколько иное значение, соответствуя понятию Тримурти в ведической религии и Троице — в христианской. Божества были как бы триединым существом, например, Перун сначала олицетворялся как бог грома и молний, ветра и воды, а потом сохранил за собою только славу громовержца, предоставив владычество над ветрами Стрибогу, а над водяным миром — Морскому Царю и водяным.

Соответствуют друг другу по первоначальным представлениям о плодородной силе Хорс, Ярило и Купало; Дажьбог, Святовид и Солнце.

ХОВАЛА

Волчьей падью, на Стожар-горе

Приехал стрелец из дальних краев наведать свояка, а в деревне бабы голосят.

— О чем печаль? — стрелец спрашивает.

— Да ночью опять, как о прошлогодье, по деревне Ховала бродил со своими слугами — разбойными молодцами. Унесли все, что плохо лежит. Сети рыболовные с шестов для просушки, упряжь конскую, что в конюшню убрать забыли. Мельницу-крупорушку ручную, что в амбар забыли отнести. Телят-жеребят-козлят увели, которых в хлев не заперли. Уволокли все подчистую!

— А каков он, этот Ховала?

— Да старик седобородый с клюкою. На голове корона, вокруг нее двенадцать глаз огненных: ничто от них не скроется.

— Что ж мужики-то ваши деревенские за добро свое не вступились?

— Поди вступись, — свояк отвечает. — Лучами из глаз своих Ховала так ослепит — потом три дня будешь незрячим ходить, молочком козьим глаза протирать. Нет управы на Ховалу, нет. Хоромы его за Волчьей падью, на Стожар-горе. Туда ни пройти, ни проехать. Днем птицы с железными клювами заклевывают неосторожного путника до смерти, ночью волки рыщут, добычу себе кровавую ищут.

— Нам, стрельцам, бояться грех. Ладно, утро вечера мудренее. А к утру приготовь мне, свояк, три дюжины факелов смоляных, да шкуру толстую бычью в чане размочи, да латы железные со шлемом стальным кузнец пусть выкует.

Утром облачился в доспехи стрелец, коня вместо попоны шкурою покрыл.

…Вот подъезжает уже на закате дня к Волчьей пади. А в небесах-то темным-темно от страшных птиц, каких стрелец и видом не видывал. Кричат они, клюют чужаков носами железными, а поделать с ними ничего не могут: конь бычачьей кожей защищен, а на латах и шлеме стрельца клювы ломаются.