Читаем без скачивания Последняя любовь президента - Андрей Курков

Наконец она берет конверт и, опустив глазки, выходит из кабинета.

«Ну вот, – думаю я. – Хоть одного человека сделал счастливым».

Мысли мои успокаиваются, замедляют темп. И странное чувство облегчения словно вытесняет из моего тела энергию. Я опускаюсь на кресло. Зеваю. Что у меня сегодня? Чтобы узнать, надо снять трубку и спросить у Нилочки. Но беспокоить ее именно в этот момент не хочется. У нее сейчас, наверное, время мечтаний. Наверняка она мечтала об отдельной квартире. Наверняка думала, что это нереально. А теперь ей надо хотя бы мысленно совместить мечту с реальностью. Для этого необходимо немного тишины, немного покоя.

Со мной тоже такое было, когда я понял, что сестра Вали, Светлана Виленская, может стать моей. Это сейчас, когда Светлана уже моя жена, отсутствие новой мечты причиняет мне некоторое беспокойство. Но меня таким беспокойством от жизни не отвлечешь!

78

Киев. Октябрь 2015 года.

– Веснушки вам к лицу, – говорит Майя Владимировна.

Моя правая рука автоматически тянется к лицу. Я поглаживаю себя по щеке, по колючему подбородку: все-таки уже вечер, а привычки бриться дважды в день у меня нет. Хотя иногда и приходится.

Мы ужинаем в малой гостиной за круглым столиком. Прислуживает молодая девчонка-блондинка в коричневом платьице с белым передником. Зовут ее, кажется, Зоя. Она потомственная прислуга. Четыре или пять поколений.

– Знаете… знаешь, – сбивчиво говорит Майя Владимировна, – я сейчас даже рада, что так получилось.

– Как получилось? – интересуюсь я, хотя меня это и не интересует.

Она все чувствует. Не только потому, что женщина. Ее взгляды пронизывают. Ее лицо изменилось за последнее время к лучшему. Пропали морщинки, и сам взгляд просветлел.

– Можно убрать? – спрашивает у нее кажется-Зоя, опустив взгляд на нетронутую тарелку с заливным осетром.

Майя Владимировна кивает.

Я дожевываю своего осетра, щедро политого японским кисловатым хреном. Майя Владимировна подносит к губам бокал «Шардоне».

– Скажи, – я фокусирую свой взгляд на ее глазах, – а с чего все это началось?

Она не понимает. Она хочет уточнить.

– Кто тебе предложил? Ну, чтобы взять сердце для моей операции.

На ее лице сожаление.

– Давай не будем об этом. Во-первых, я подписывалась и обещала никому ничего не говорить. Во-вторых, мне неприятно об этом говорить. Понимаешь?

Она замечательно оделась для этого ужина. Черные колготки, платье, сверху формальное, классическое, снизу резко и неровно обрезанное, почти открывающее бедро. Такой же черный, но немного поблескивающий поясок, подчеркивающий талию. Платиновые, изящные серьги и прическа в стиле тридцатых годов, с двумя завитками, вырывающимися из-под ушек вперед.

Я перед ней в долгу. Я ей все-таки обязан жизнью. Точнее – сердцем. Мне надо быть приветливее, несмотря на мой скверный характер и на то, что само новое сердце стало для меня неприятным сюрпризом. Я ведь никогда не был груб и сух с женщинами, особенно с привлекательными.

«Она привлекательная?» – задумываюсь я.

– Хорошие духи, – произношу негромко.

Майя удивлена. Я не понимаю ее удивления. Я веду носом. Я четко ощущаю запах хороших духов.

– Я сегодня «а-ля натюрель», – шепотом поясняет Майя Владимировна. И снова отпивает белого вина.

Кажется-Зоя ставит перед ней большое белое блюдо. На нем запеченная телячья печенка, нарезанная соломкой, и овощной террин.

Запах духов, понравившихся мне, усиливается. Это девчонка. Это ее духи. Что ж, хороший выбор. Я провожаю кажется-Зою уважительным взглядом. Потом возвращаю взгляд на Майю Владимировну.

– Скажите, вы его любили? – спрашиваю я.

– Нет, – спокойно отвечает она. – Он меня любил. Какое-то время перед свадьбой. Я поэтому и согласилась. Лучше, когда тебя любят безответно, чем самой безответно любить.

– А взаимность?

– Взаимность играть легче всего. А ты кого-нибудь любил?

– Мне почти пятьдесят пять, – вздыхаю я с улыбкой на лице. – Конечно, любил. Искренне и страстно.

– С полной взаимностью? – спрашивает она, и я слышу в ее голосе плохо скрываемую иронию.

– Вчера я бы сказал «Да!», но сейчас можно позволить себе и засомневаться. По крайней мере, в поздних «лав сториз».

– Говорят, у мужчины бывает только две взаимные любви в жизни. Первая и последняя. – Ее глаза многозначительно сверкнули при этих словах.

– У меня не было первой любви. – Я откидываюсь на спинку стула, опускаю только что поднятую вилку. – У меня был первый сексуальный опыт.

– Жизнь не ко всем бывает добра. – Майя Владимировна огорченно, словно сочувствуя, покачивает головой.

– Послушайте… Послушай. – Я опускаю взгляд с ее глаз на ее губы. Понимаю, что и они сегодня «а-ля натюрель», без помады. – Я не такой плохой, как можно подумать. Если покопаться в моей голове, то все мои, скажем так, отрицательные реакции на тебя имеют чисто психологическую причину. Да и вообще, любой человек, делающий карьеру на госслужбе, отходит все дальше и дальше от нормы, понимаешь? Я уже давно не нормальный, потому что я – президент. А наш президент не может быть нормальным. У нас такая национальная особенность. Нормального не выберут. Он слишком прост, глуп, наивен и добр.

Губки Майи Владимировны приотворяются, будто вот-вот произнесут звук «О».

– Вы меня удивляете, – говорит она. – Что это у вас сегодня – день неожиданной искренности?

– Майя, давайте определимся окончательно: мы на «ты» или на «вы»?

– Я думаю, что если вы продолжите в том же духе, то можно окончательно переходить на «ты».

Появляется кажется-Зоя, уносит бокалы из-под белого и наливает в другие бокалы красного вина.

– Мне кажется, – провожая взглядом девочку, говорит Майя Владимировна, – ты пережил какой-то стресс. Только этим я бы объяснила твою сегодняшнюю искренность. И если б я была твоей женой, я бы послала за врачом.

– За психиатром?

– Нет, я неправильно выразилась. Я бы послала не за врачом, а за консультантом…

– Ты знаешь, у меня есть консультант по стрессу. – Мои губы расплавляет глупая, немного усталая улыбка. – После его последней консультации у меня две недели болели ладони. Но сейчас я никакого стресса не испытываю. Честно. Кстати, у меня, оказывается, есть и консультант по семейной жизни, и это при полном отсутствии семейной жизни! Угадай с одного раза: кто?

– Мой брат, – спокойно произносит она.

– Случайное совпадение?

– Нет, таких случайных совпадений не бывает. – Она виновато пожимает плечиками. – Но я здесь ни при чем. Мы с братом не дружим. Он не любил моего мужа, а я терпеть не могла всю его компанию. Половина его друзей и однокурсников служит у тебя в администрации.

– Хватит! – Я поднимаю правую ладонь и показываю ее Майе Владимировне, словно жду от нее чтения и толкования линий моей судьбы. – Не надо об этих людях. Для меня они все – случайные встречные. Чем больше я о них узнаю, тем чаще меня одолевает депрессия.

– Тогда нам надо чаще видеться, – шепчет Майя Владимировна. – Разговоры по душам отбирают повод у депрессии!

Я задумываюсь. Моя нынешняя словоохотливость меня самого пугает. Да, прорвало меня сегодня из-за чувства вины или долга по отношению к Майе, но все мои порывы временны. Что будет, если при следующей встрече я ей нахамлю? Мне вдруг становится ее жалко. И она прочитывает эту жалость в моих глазах.

– Проводку тебе починят, – говорю я неожиданно. – Она ведь сгорела?

– Уже починили.

– Мне как раз странный сон снился, когда у тебя она задымилась. Твоя комната ведь за стенкой моей спальни. Снился стук.

– Это я стучала, – кивнула Майя. – Сначала стучала в дверь, но никто не открыл. Меня же на ночь закрывают снаружи, чтобы я не выходила. Сказали, что датчики движения могут включить сирену.

– Кто закрывает?

– Не знаю. Это решение Николая Львовича.

– Интересно. Значит, ты стучала, звала на помощь, а тебе никто не открыл.

– Да, но мне Николай Львович потом сказал: в этом доме нельзя звать на помощь. Это единственный дом в стране, где все и так под контролем. Ничего плохого просто не может произойти.

Я задумался. Как много еще тайн прячет от меня этот дом, моя официальная резиденция?

Кажется-Зоя снова появляется, но в этот раз она опускает передо мной конвертик. Внутри карточка-записка: «Сергей Павлович, можете отправлять ее. Ее время истекло. Доброй ночи. Николай Львович».

Я оглядываюсь по сторонам, прислушиваюсь. Тихо и по-особенному покойно. Где же он прячется?

Достаю ручку и пишу: «Пошел на хер!» Прячу карточку в конверт и передаю девочке-блондинке.

– Отнеси обратно, пусть прочитает, – нежно приказываю я ей.

Кажется-Зоя с трудом сдерживает улыбку. Видно, мамина школа. «Никогда не улыбайся в ответ на заигрывания или комплименты!» Должно быть, есть целая куча правил, целый устный учебник особого этикета. Ну да ладно. Я поднимаю взгляд на Майю: