Читаем без скачивания Она что-то знала - Татьяна Москвина

– А у вас разве нет «крыши»? – спросила Анна.

– У меня – нет. Я хочу не скрыть, а я хочу открыть.

– Что открыть?

– Истину.

– И… как, получается?

– Да, – спокойно ответила Роза и включила напольную лампу – матовый шар на высокой и крутой стальной ноге-дуге. В мягком свете лампы Анна разглядела фотографию на стене, единственную в гостиной, – светловолосый молодой человек, с пышной чёлкой и густо подведёнными бровями, одетый в камзол с широкими рукавами и белую рубашку с большим отложным воротником, печально смотрел куда-то вбок и ввысь. «Неужто Маревич? – подумала Анна. – Какая преданность, однако…»

– Роза Борисовна, вы это серьёзно говорите?

– Да. У меня вообще плохо с юмором.

– А бывает истина без юмора?

– Многие известные нам свидетельства и описания истины указывают на то, что она, во-первых, скрыта, окутана покрывалом, во-вторых – что откинувший покрывало и увидевший истину должен ослепнуть. Хотелось бы узнать, где здесь найти место для юмора?

– К таким спорам я не готова, – улыбнулась Анна. – Можно, мы вернёмся к вечеру вашей встречи с подругами? Вы помирились в конце концов?

– Скорее – устали, исчерпали душевные силы. Мне не показалось, что произошло что-то исключительное, мы, бывало, и раньше ссорились.

– Серебринская рассказала вам о деньгах, которые она взяла от Балиева?

– Рассказала и рассердила меня. Она прекрасно знала, что я могу дать ей любые деньги! Любые! Тем более такую жалкую сумму. Но она принципиально не хотела моих денег…

– Почему?

Роза внимательно посмотрела на Анну, усмехнувшись.

– Потому что мои деньги, как она считала, ворованные.

– А-а… вы так не считаете?

– Для меня это пустые слова. Да вы что же думаете, я на людей нападаю в подъездах? Глупости. Игра цифр, игра слов. Больше ничего. Маленькие перестановки значков…

– Снимаете по сто, пятьдесят единиц? За месяц накапливается?

– Именно так.

– Здорово, Роза Борисовна. Похоже, это с вами страстно хочет познакомиться мой троюродный брат в Москве. Он вас ловит и поймать не может, – развеселилась Анна.

– Вши троюродный брат?

– Да, Боря. Это его работа. Восхищался вами – то есть он не знал, что это вы.

Тревога промелькнула на лице Розы.

– Надеюсь, сказанное мной неосторожное слово…

– Да, конечно! Ни за что на свете, да и зачем? Но хотелось бы все-таки разумно договориться. Я ничего не скажу Боре, но хотелось бы поговорить с вами насчёт этих странных смертей… Серебринская оставляет записку с четверостишием про пятёрку на тёрке, и подписано: ЛИМРА. Я так думаю, что это первые буквы имен – Лилия, Марина, Роза, Алёна. И вот уже нет ни Лилии, ни Марины… И неужели вы ничего не знаете и у вас нет никаких предположений?

– Да… ясно. Предложение принято. ЛИМРА, а ещё АМРОЛ, РОМАЛ, МАРАЛ… Я вам расскажу, что это такое, это совершенно невинно. Дело в том, что наша душенька Алёна родила ребёночка ещё на третьем курсе. И мы все сидели с ним по очереди, чтоб ей помочь, чтоб Алёнка не вылетела из института. Там был призрачный муж, вскоре испарившийся, комнатёнка в коммуналке на Садовой, мы тоже учились, крутились, были заняты по уши – и установили дежурство по очереди. Вот эти аббревиатуры означали, в какой последовательности мы будем дежурить возле младенца Вани. Расписание написали, кто кого сменяет. Так продолжалось года полтора, а потом уже Алёна устроила крошку в ясли. Так что это привет такой из юности. Когда мы помогали друг другу.

– Роза Борисовна, а вам не кажется, что предсмертная записка Лилии Ильиничны… намекает на последовательность совсем иного рода?

– Вы хотите сказать, что если бы в записке стояло ЛИРМА, то я, с помощью какой-то мистической силы, ни с того ни с сего скончалась бы вторым номером? Вы всерьёз думаете, что бедная пожилая женщина, рациональная, строгого нрава, научилась распоряжаться чужими судьбами, вот так просто перечисляя первые буквы имён подруг?

– Вот насчёт ни с того ни с сего, я и не знаю – может, были причины… Я в дневнике у Серебринской читала про какой-то договор…

– Договор был, не спорю. Но он касался только наших отношений! Мы договорились, что если кто-то требует встречи – мы собираемся обязательно, что каждый имеет право позвонить другому в любое время дня и ночи, что мы можем занимать друг у друга деньги без обязательной отдачи, вот и все. Ещё разные мелочи. Так сказать, регламент.

– И там было только про жизнь, не было ничего про смерть?

Роза возмущённо развела руками:

– С какой стати? Что за идиотский романтизм – уходить из жизни группой?

– Ну, идиотский – не идиотский, но вы сами знаете, что такое бывало в истории.

– Вы познакомились с Мариной. Как вы полагаете, она была похожа на человека, желающего смерти? Марина, обожающая себя красотка Марина?

– Может быть, смерть Фанардиной никак и не связана со смертью Серебринской. Но простите мне мой вопрос: вы сами, вы лично, уверены, что вам ничего не грозит?

Роза потемнела лицом, встала и вышла из комнаты.

19с

Мудрствующие мира сего всегда полагали, что сейф откроется тому, кто наберёт правильную последовательность знаков, составляющих имя Бога. Уже более двух тысяч лет продолжают они свою каббалистику и гематрию… Но истина состоит в том, что Иисус не оставил никакой записи любителям «кодов да Винчи». И царство, сокровища которого хранятся в кладовых, закромах и сейфах, – не Его царство.

Она вернулась, пахнущая коньяком и валерьянкой, и Анна, уловившая запах, подумала, что в этом сочетании есть нечто занятное и противное. Но и сама Роза была занятна и противна Анне.

Роза уселась на своё место, вновь раскурила чёрную трубку и уставилась на гостью.

– Вы меня взволновали. Вывели из себя. Затронули. Я выпила одновременно валерьянки и коньяка. Это удивительно противное сочетание Такое же противное, как я сама.

– Нет, что вы…

– Я всё-таки всегда старалась быть художественной, это может обольстить, смягчить… Люди многое могут простить за художественность. Скажем, «Лолита». Вам нравится «Лолита» Набокова?

– Наверное… Да, нравится. Удивительно плотный и красочный текст.

– А конечно. Удивительно плотный. С присущей ему обстоятельностью и, кстати, с иезуитским наслаждением посвятив этот роман своей жене, Набоков даёт некие точные цифры, в фунтах и дюймах описывающие желанный для героя предмет. Прямо скажем, к набоковской жёнушке Верочке эти цифры имеют мало отношения… Лолита представляет собой существо ростом в один метр сорок пять сантиметров и весом тридцать пять килограммов. Это маленькая худая девочка, заморыш, которую ГГ, извините, два года е..т три раза в день. Через день заставляя её работать ртом, отчего у девочки случаются рвотные спазмы. И что, какое читателям до этого дело? Одни вообще не представляют никаких реальных картинок и просто читают красивые умные слова, сбитые в гладкий художественный мусс, другие как раз очень хорошо все представляют, что и заставляет их корчиться от горячей судороги в паху. Классическая книга. Скоро будет в школьной программе, в университетской-то уже есть. Вот что такое – художественность! Прелестная, надо сказать, штучка…

Вы можете мне сказать, что я не отвечаю на ваш вопрос, и это так. Я увиливаю. Хотя никаких особенных тайн, честное слово, нет.

– Помните, в записке стишок: «две тройки, четыре четвёрки, их девять девяток жуют», что это такое?

– Две тройки – Марина, она родилась третьего марта, четыре четвёрки – я и Алёна. День рождения Алёны четвёртого апреля, а мой… восьмого ноября. Мы одно время увлекались каббалой, цифрами, что-то считали, вычисляли… смешно. Бедные крошки считают-вычисляют свою судьбёнку.

– А девять девяток?

– Не знаю… чушь. Мне сейчас надо всё это вынести за скобки. На время. Извините, что я так раздражённо говорю с вами, но мне важно отрешиться от всего и доделать одну работу, смертельно важную для меня. Я давно перестала писать. Болтать на лекциях мне легко, а писать тяжко. Начинается мозговая боль и какая-то удивительная тоска. Идёт откуда-то из позвоночного столба, впивается в область сердца, зудит, насылает дремоту, злость, ужасное недовольство собой. Но я обязана преодолеть мучения и выскрести до конца свой мозг. Тем более если мне реально что-то грозит, как вы говорите…

– Роза Борисовна, простите, я вмешиваюсь не в своё дело, но мне за эти месяцы вы все стали как будто близкими знакомыми. Я за вас переживаю, ей-богу..

– Да. Да. Понятно. И Яша вас расхваливал – добрая, говорит, девочка. Да. Ну, что сидеть без толку – давайте пройдёмся, я вас провожу. Мне иногда бывает невмочь дома сидеть, я тогда выбегаю, как зверина, быстро, в никуда, мечусь по району. Ночью бывает. Никогда не нападали, никто: если подойдет шпана, я оскалюсь и вою, знаете, как они драпают? Выгоды уродства и психопатии так же замалчиваются, как полезные свойства алкоголя и табака.