Читаем без скачивания Повседневная жизнь Москвы. Московский городовой, или Очерки уличной жизни - Андрей Кокорев

Градоначальником был назначен генерал-майор Е. К. Климович. Служивший под его началом жандармский полковник А. П. Мартынов оставил о нем такие воспоминания:

«Внешне Е. К. Климович за все время моего знакомства с ним, а именно с 1906 года и потом в Добровольческой армии и даже в эмиграции, в Константинополе, как-то совершенно не изменился: это был все тот же среднего роста, крепко сложенный, старавшийся быть внешне спокойным и выдержанным, но внутренне беспокойный и суетливый человек, с большим лысоватым лбом и бледным лицом литовско-польского типа с маленькими редкими усиками.

Если он начинал разговор, сидя в кресле, он, видимо от какого-то внутреннего волнения, скоро вскакивал и продолжал говорить, прохаживаясь по кабинету своей прихрамывающей походкой. Говорить собеседнику Евгений Константинович не давал — собеседнику надо было слушать.

От братьев я знал, что Евгений Константинович большой службист, днюет и ночует в охранном отделении, других интересов и склонностей или слабостей у него нет; очень ценит, если служащие отделения сидят по своим кабинетам до поздней ночи (вернее, до раннего утра) и всегда «под рукой» на случай вызова в кабинет начальника. Особенно любил Евгений Константинович разговоры по ночам с подчиненными, как деловые, так и праздные.

Когда генерал Климович был уже московским градоначальником, а я подчиненным ему начальником Московского охранного отделения, очень часто он сам глубокой ночью заходил ко мне в кабинет и, расхаживая по комнате, говорил, и говорил.»

Впрочем, при необходимости градоначальник Климович быстро переходил от слов к делу. Под его личным руководством, например, 14 сентября 1915 г. были жестко пресечены уличные беспорядки. В тот день на Страстной площади городовым пришлось ссаживать с трамвая пьяного солдата. Дебошир стал ругать полицейских в том смысле, что они, «тыловые крысы», без всякого повода накинулись на «героя войны», и просить окружающих вступиться за него. Образовавшаяся толпа, довольно быстро придя в исступление, накинулась с побоями на городовых, а также на полицейских, пришедших к ним на выручку. Порядок был восстановлен только с прибытием воинской команды во главе с градоначальником. Он приказал открыть огонь, в результате которого несколько человек были убиты и ранены, зато остальные разбежались.

Климович Е. К.

Умение Е. К. Климовича демонстрировать успехи на любом занимаемом им посту в сочетании с придворными связями его жены (урожденной Тютчевой) позволили ему в середине февраля 1916 г. уйти с поста градоначальника со значительным повышением. Он был назначен директором Департамента полиции МВД. Его сменил генерал-майор гвардейской кавалерии В. Н. Шебеко.

Джунковский, учившийся в Пажеском корпусе вместе с Шебеко, а затем пересекавшийся с ним по линии МВД, дал ему такую характеристику: «… это был умный, довольно толковый администратор, но несколько суетливый, не обладавший должным спокойствием, качеством, необходимым для губернатора. Недостатком у него было и чересчур большое самомнение».

Несколько иное суждение высказал в своих мемуарах А. П. Мартынов, находившийся у В. Н. Шебеко в прямом подчинении: «…прекраснейшей души человек, джентльмен, но «никакой» администратор».

Особенно удивляет такое замечательное свойство души нового градоначальника:

«К полиции, жандармерии, к уголовному сыску, к политическому розыску он, конечно, по своему воспитанию и навыкам не мог относиться в лучшем случае как только с предубеждением. Это чувствовалось».

Напомним, все эти отделения местных органов правопорядка находились под непосредственным руководством В. Н. Шебеко. Лично для Мартынова эта ситуация была хороша тем, что градоначальник предоставил ему полную свободу действий. Гораздо лучше оценивал мемуарист личные качества своего начальника:

«Генерал Шебеко, в прошлом гвардейский офицер, флигель-адъютант, вице-губернатор в Гродно (или Ковно, не упомню), затем в Саратове и губернатор в Гродно, был человеком придворной складки, в котором сразу же угадывалось прекрасное воспитание, соединенное с налетом англоманства при врожденном русском барстве и легко ощутимом верхоглядстве. Все, взятое вместе, ежели это не касалось непосредственно служебных вопросов, очень располагало к генералу; к тому же сразу чувствовалась его порядочность и честность. […] Несмотря на военную форму, новый начальник не походил на настоящего военного; это был скорее джентльмен в элегантной военной форме. Лет пятьдесят, выше среднего роста, худощавый шатен с проседью, усами и бородкой «царской складки», В. Н. Шебеко производил очень приятное впечатление. Но для начала, желая, очевидно, подчеркнуть понимание дела и наших служебных взаимоотношений, генерал принял, насколько это ему по его характеру было доступно, сурово-служебный тон и заявил мне, предварительно любезно усадив меня в кресло, что он не допускает в политическом розыске никакой провокации и поэтому требует от меня соответствующего руководства розыском.

Так как я сразу понял, какой административный «младенец» является моим новым начальством, я не обиделся на его заявление, понимая, что оно сделано только с высоты «птичьего полета» над служебной действительностью, и просто доложил генералу о моих годах служебной практики, отметив, что надеюсь, что ближайшее будущее убедит его превосходительство, что я ничем и ни в чем не подведу его как градоначальника, ответственного за мои действия по политическому розыску. Я тут же осветил генералу общеполитическое положение, состояние революционного подполья и противоправительственную борьбу, ведущуюся разными «общественными» организациями.

Скоро наши взаимоотношения приняли совершенно нормальный характер, а немного погодя и вполне доверительный. […]

В. Н. Шебеко был исключительно приятным начальником, всегда ровный и деликатный, никаких резкостей, на него можно было положиться смело — этот не предаст, чтобы спасти себя! Между тем в московском обществе он не пользовался никакой популярностью; может быть, он был слишком петербуржец, а Москва этого не любила.

Когда для встречи Нового, 1917 года он попытался собрать в большой зал градоначальства представителей московского общества, во имя «единения власти и общества», как это несколько наивно и простодушно говорилось когда-то, ничего из этой затеи не вышло. Вышел конфуз, ибо собралась небольшая группа, но совсем не того общества, которое предполагалось градоначальником.

Было, я помню, очень парадно, очень нарядно, был сервирован прекрасный ужин, но. политически получился конфуз, «общество» на призыв «власти» не ответило!

Что касается меня лично, человека, совершенно не избалованного предыдущей службой в смысле отношения со стороны начальства, я всегда вспоминаю с удовольствием прекрасного начальника генерала В. Н. Шебеко».

Своеобразное отношение градоначальника к полиции не могло не сказаться на образе действий его подчиненных. Автор анонимного письма, пожелавший, по его признанию, «высказать сущую правду», попытался открыть глаза Шебеко на порядки, царившие в градоначальничестве:

«Служащие чиновники некоторых отделений Вашей канцелярии несколько раз в год получают добавочные содержания за так называемые вечерние занятия.

Труженики эти днем шатаются по канцелярии, отрывая других от работы, зная, что они свою работу, если таковая есть, выполнят вечером. Да и вечером-то их не всегда найдете в канцелярии, а если и бывают, то лишь оттого, чтобы не было совестно. Кто за ними смотрит? Управляющий. Но он в канцелярии никогда не был и не бывает, разве считать один случай, когда он явился, к нашему удивлению, во время Вашего посещения канцелярии»[50].

В той же подборке писем[51], поступивших на имя градоначальника в 1916 г., сообщалось о положении дел в полицейских участках:

«Прошу Ваше Превосходительство принять меры санитарные. Пристав 2-го участка Якиманской части сидит, как медведь в берлоге, и боится нос высунуть, и о своем участке ничего не знает, что у него делается.

Прошел на днях я по Донской улице и в доме № 5 […] сильный запах со двора и из ватеров, которые, по-видимому, никогда не очищаются, и нечистоты проникают в квартиру. […] Занимают места приставы при участках, получают жалованье, а за что, неизвестно. Калужская площадь и Калужская улица — там в чайных лавках, как в праздники, так и в будни, масса пьяных. Но есть обязательное постановление градоначальства — должны пристава принимать меры и штрафовать содержателей чайных лавок за распитие суррогатов водки».

Из письма другого доброжелателя видно, что пристав 2-го Арбатского участка Жичковский и его помощник Шершнев не сидели сиднями, а, напротив, развили бурную деятельность. Вот только их активность была далека от охраны общественного порядка: