Читаем без скачивания Иван Кондарев - Эмилиян Станев

Как-то в субботу после обеда Мирян зашел в лавку к Джупунам и, купив медного купороса, заказал стопку анисовой. Это был высокий, представительный мужчина в добротной соломенной шляпе, с толстой тростью. Городской костюм не мешал ему опоясываться синим деревенским поясом. В молодости он занимался огородничеством в Румынии и вернулся оттуда, щеголяя золотой цепочкой и каракулевой шапкой. Хотя односельчане и подтрунивали над его кичливостью и хвастовством. Мирян знал себе цену и держался неприступно. Земли у него было мало, накопленное за прошлые годы уплывало из рук, но благодаря мельнице он слыл человеком зажиточным.

Манол сам поднес ему анисовку и, подсев к нему на скамейку, сказал деловым тоном:

— Бай Тодор, у тебя два постава, и у меня два. Как думаешь, если нам сложиться и вместе заняться делом?

Мирян пробормотал что-то невнятное, ожидая подробностей, но Манол встал и, положив руку ему на плечо, сказал:

— Тут не место для таких разговоров. Завтра воскресенье. Если есть охота поговорить о наших мельничных делах, заходи ко мне часам к одиннадцати.

На этом и закончился разговор. Мирян не осмелился расспрашивать, чтобы не уронить себя в глазах Манол а. Взяв мешочек с купоросом, он отправился восвояси, крайне польщенный приглашением, и всю дорогу глуповатая улыбка не сходила у него с лица. Манол Джупунов хочет войти с ним в компанию! Но как он думает собрать воедино жернова, если мельницы стоят так далеко друг от друга?!

В воскресенье утром, прежде чем отправиться в город, он пошел в церковь, где исполнял обязанности п саломтика. Ему нравилось торчать на клиросе, где все молящиеся видят, как он распевает с хором псалмы.

Он купил свечку и поставил ее перед потемневшим ликом богородицы; шевеля губами, почти беззвучно прошептал: «Богородице дево, радуйся!» Просветлев от умиления, вернулся на клирос и стал подпевать молодому псаломщику. Молодой пел высоким, почти женским голосом, похожим на козлиное блеяние. Мирян, перебирая четки, подтягивал, мыча глухим баритоном.

— Подставь-ка ухо, — сказал он, воспользовавшись паузой. — Я тут пробуду до девяти часов. Дальше справляйся сам. У меня важное дело в городе…

Вытянувший в его сторону шею молодой псаломщик одобрительно кивнул. Мирян растолковал ему, куда и зачем идет, и, еле дождавшись половины девятого, собрался в путь. К десяти он был уже в городе, обошел базарную площадь, повертелся в зеленном ряду, постоял у воза с рыбой из Джулюницы. Полакомившись пышками, из чистого любопытства сунул нос в аптеку, где долговязый аптекарь в белом халате приготовлял для крестьян снадобья, потом свернул к конторе Рачика и заглянул в открытую дверь. Рачик сидел за обшарпанным, залитым чернилами столом и что-то втолковывал троим горцам. На стене за его спиной висел большой портрет Александра Мали нова.

Мирян не решился войти. Поглазев на корчму Кабафонского, куда заходили крестьяне с оранжевыми ленточками, и расслышав сквозь базарный галдеж церковный перезвон, он направился к Джупунам.

Он отворил калитку, откашлялся и застучал подкованными башмаками по каменным плитам.

Возле чешмы возился с игрушкой сынишка Манола. Все окна в доме были распахнуты настежь; возле кухни в трепещущем от жары воздухе щелкал клювом аист. На лестнице показалась старая Джупунка. Она только что вернулась из церкви, и от ее черного с кружевным воротником платья пахло ладаном.

— Манол в лавке. Ты не заходил к нему? — запросто, словно с детства знала Миряна, спросила она и пригласила его подняться в залу. — Посиди на миндере. Сейчас пошлю за ним. Я слышала про тебя и знаю, как тебя звать. Ты помнишь моего Димитра?

— Как не помнить, царство ему небесное. Мне пятьдесят восьмой пошел, но, слава богу, памяти не потерял, — сказал Мирян, растроганный приемом, но и слегка озадаченный бесцеременностыо Джупунки.

— Муж мой рано ушел на тот свет, пятидесяти трех лет. — Она вздохнула и пошла за пепельницей, увидев, что гость собрался закурить.

Мирян краешком глаза наблюдал за нею. Разглядев под длинным черным платьем ее худые икры и шевровые туфли с пуговицами по бокам, он подкрутил ус и, вынув четки, стал быстро перебирать их.

— Подожди маленько, я сейчас пошлю за ним работника. И кофейком напою, — сказала она, выходя из комнаты.

Судя по приему, дело наклевывалось серьезное. Мирян возгордился и приосанился. Улыбающимися глазами он критически оглядел убранство залы; четки еще быстрее замелькали в его руках, в голове зароились заманчивые мысли и надежды. Когда Джупунка вернулась, он спросил ее:

— Манол позвал меня вчера. Говорил про мельницу. Что он задумал?

Джупунка удивленно подняла брови.

— Я знала, что ты придешь, но зачем он звал тебя — не знаю. Я в дела не вмешиваюсь.

— Давай, говорит, бай Тодор, соберем вместе жернова. Да как их соберешь? — говорил, улыбаясь, Мирян, пытаясь хоть что-нибудь выведать у Джупунки. — Ох уж эти мне мельницы! — Он покачал головой. — Как говорится, один день густо, другой — пусто; так и в нашем деле… Сегодня жернов подводит, завтра — вода. Запруда хороша — воды мало. Но все ж кое-что перепадает. А у вас как?

Джупунка молчала, не зная, стоит ли приврать или нет. Потом решила прикинуться несведущей.

— Откуда мне знать, есть ли толк от мельницы? У меня пропасть своих, домашних забот. А у сыновей свои дела: и виноградник, и пашни, и лавки.

Сноха принесла кофе и блюдечко с вишневым вареньем. Мирян попробовал варенья, пожевал и провел языком по занывшим от сладкого испорченным зубам. Поняв, что от старухи ничего не добьешься, он стал шумно прихлебывать кофе.

Заскрипела лестница, и вошел Манол в черном праздничном костюме, манишке с крахмальным воротничком и синем галстуке. Даже не улыбнувшись гостю, он протянул ему руку и строго поглядел на мать. Джупунка, сославшись на дела, заторопилась уходить.

— Ты почему сел там? Садись за стол, — сказал Манол. — Матушка, вели принести нам немного ракии и огурчиков.

Манол уселся напротив гостя, вынул коробку сигарет и бросил перед ним на стол.

— Если хочешь анисовки, скажу, чтоб принесли. Я — за ракию, не люблю приправленные напитки.

Мирян тряхнул головой и причмокнул языком.

— Что ракия, что анисовка — все равно, — сказал он, смущенный суровым и надменным взглядом Манола, который, порасспросив его о том о сем, рассеянно выслушал ответы и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.

— Бай Тодор, — заговорил тот строго и внушительно, как обычно говорят торговцы, задавшиеся целью смутить покупателя и подавить его волю, — у нас с тобой знакомство шапочное. Знаю, ты человек почтенный, но что у тебя на уме — не видно.

Мирян, сложив руки на набалдашнике трости и выкатив синие глаза, приготовился внимательно слушать.

— Не люблю людей, которые идут наперекор своим интересам. Каждый должен знать, что ему по силам, а что нет. Коли не дюж, не берись за гуж. Если дело мне по карману, я не отступлюсь. Ты знаешь нашу мельницу в ущелье. Я решил ее продать, лишь бы нашелся покупатель. Отдам дешево, почти даром, потому что от таких мельничушек, как моя да твоя, проку нет. Хотел было отремонтировать ее и поставить машины, но участок не позволяет, да и постройка хлипкая. Если уж займусь мукомольным делом, то построю паровую мельницу, чтобы не возиться с отводами, запрудами и водой. Вчера, когда увидел тебя в лавке, мне пришло в голову спросить, не продашь ли ты свою мельницу.

Мирян разинул рот, лицо его вытянулось от разочарования.

— Как так — продать мельницу?.. Ведь я эдак вот… совсем о другом думал…

Манол даже не взглянул на него.

— Мельница у тебя на хорошем месте, и покупаю я ее только из-за участка. Дам тебе хорошие деньги. Меня не интересует ни постройка, ни жернова. Покупаю за место.

Мирян приуныл. Каким же дураком считает его Манол, если надеется купить его единственное сокровище!

— Об этом и речи быть не может: мельницу я не продам, — заявил он, видя, что надежды его рушатся.

Старая служанка принесла ракию в высокой бутылке с узким горлышком, тарелку со свежими огурчиками и молча вышла, оставив после себя запах жареного лука.

Манол делал вид, что не догадывается о переживаниях гостя. Мирян не притронулся к ракии. Манол чокнулся с ним и одним духом опорожнил свою стопку.

— Закуси огурчиками. Я люблю их без уксуса.

Мирян ковырнул вилкой кружочек, пожевал и сокрушенно поглядел на свои запыленные башмаки.

— Ты меня не понимаешь, бай Тодор, — неторопливо сказал Манол. — Ты, наверно, подумал, что мне нужна твоя мельница для дохода. Тебе она выгодна, а мне нет. Дело совсем в другом. Когда-нибудь ты будешь рад отдать ее за полцены, лишь бы отделаться от нее. Запомни мои слова! Я, бай Тодор, так или иначе, за три года остановлю все ваши мельницы. Вот отгрохаю современную мельницу на четыре-пять поставов, да еще с маслобойней, — от ваших трещоток и помину не останется. Коли не продашь, я найду другое место, можно и на краю города, потому что для паровой мельницы река не обязательна. Моторы поставлю, электричество проведу. Таких мельниц здесь нет. Нет и маслобойни, а за нее вся околия готова землю грызть, потому что за литром постного масла приходится ходить аж в Джулюницу. И жмых идет нарасхват на корм скоту…