Читаем без скачивания Сказка со счастливым началом - Галина Маркус
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соня вдруг почувствовала себя неуютно.
– Так, ладно, мне надо одеться. Не могу больше в таком виде.
Она решительно откинула одеяло:
– Ну-ка, выйди.
– Ты что – гулять собралась на ночь глядя?
– Не твоё дело. Пойди, включи у Аньки телевизор. И зажги здесь, пожалуйста, свет.
Они заговорили про ночь, и Соня почувствовала, как в комнате повисло напряжение, как будто «лежать и болеть» отличалось от «лежать и спать». Вообще всё происходящее между ними было и странно, и непонятно. Никаких определяющих слов сказано не было. Дима не предпринимал новых попыток сближения, только вглядывался в неё, опасаясь сделать что-то лишнее и быть изгнанным. Но одновременно ни капли не сомневался, что имеет право здесь находиться.
– Я пока посуду помою, – буркнул он и ушёл на кухню.
Соня стащила с себя старый халат и ночнушку и надела домашнее платье: длиной чуть выше колена, оно застёгивалось спереди на молнию, в нём она ходила по дому в присутствии посторонних. Расчесалась перед зеркалом, с досадой отвернулась – глаза у неё были сейчас совсем больные, под ними – синяки. Потом кинула взгляд на постель, вспомнила вдруг, как они с Женей спали на ней… неужели позавчера? – и сразу же принялась стаскивать бельё, вытряхнула из наволочки подушку, вытащила одеяло.
Она почувствовала на себе взгляд: Дима стоял на пороге и смотрел на её действия с непонятным прищуром. Соня отвернулась и стала складывать пододеяльник, потом собрала снятое и понесла в ванную. Дима неожиданно вырвал бельё из её рук, кинулся с ним на кухню и запихнул в мусорное ведро – точнее, просто бросил сверху, иначе не уместилось бы.
Они снова смотрели друг на друга. Соня не выдержала и первая опустила глаза, словно, и правда, в чём-то перед ним провинилась. Вернулась в комнату, плюхнулась в кресло, взяла в руки Бориса.
Дима нерешительно подошёл и присел рядом на край дивана.
– Почему ты тогда лежала в больнице? – спросил он вдруг.
– Мать на обследование положила. Желудок часто болел.
– А почему сбежала?
Соня никогда никому не рассказывала ту историю. А тут вдруг взяла и рассказала, в подробностях. Казалось почему-то, что Дима обязан всё это знать. Всё, что предшествовало их первой встрече тогда, в детстве. Только смотрела при этом не на него, а на Бориса; и лис всё это время не сводил с неё своих чёрных внимательных глаз.
– А знаешь, какие у него раньше были глаза? – грустно улыбнулась она. – Ярко-зелёные, такие переливчатые. Просто волшебные.
Дима сидел перед ней, сжав кулаки.
– Мрази… – сказал он.
– Ну, что ты… Просто дети. Люди. Ты пойми – я ведь и вправду была для них ненормальной. Ты же сам писал – кто в тринадцать лет с игрушками разговаривает? А я с ним всегда разговариваю. Всю жизнь. Больше не с кем.
– К тебе плохо относились дома?
– Бог с тобой! – рассердилась Соня. – Мама – лучший человек на свете! Вова не считается, он и жил-то с нами всего шесть лет. Анька всегда была доброй и любила меня… вот только сейчас…
– У тебя наверняка нет друзей.
– Я ни в ком не нуждаюсь. У меня есть Борис. Он мне всех заменяет.
– Наверное, он теперь на меня злится.
– С чего ты взял?
– Я собираюсь отнять тебя у него.
– У тебя не получится, – улыбнулась Соня, поймав насмешливый взгляд Бориса.
– Значит, придётся нам подружиться, – на полном серьёзе заявил Дима.
– Ты сейчас со мной, как с больной разговариваешь? А в душе считаешь, что я чокнутая?
– Нет, ты – настоящая. Соня… я тебя… ты не знаешь…
– Не надо сейчас, Мить. Я пока не понимаю ничего… что мы делаем.
– Соня…
– Я не успеваю подумать. И сил нет, и желания тоже.
– Тебе не надо ни о чём думать. Я обо всём подумаю сам. Главное, чтобы ты поскорее поправилась. Возьмём тебе больничный, в понедельник пойдем в загс, напишем заявление.
– Митя, не надо… – покачала головой Соня. – Это всё из области… про Луну.
– Сонь, я не хочу – в любовники. Чтобы ты выскользнула от меня – в любой момент? Нет уж, спасибо!
– А ты так уверен, что тебя возьмут в любовники? Ну ты, мальчик, нахал…
Дима смутился, но ответил – вызывающе и напористо:
– Во-первых, мы договорились, что я – не мальчик. Во-вторых… я тебя не отдам никому. Просто не выпущу отсюда и всё.
– Ах, да, я забыла… Ты же лезешь в постель без спроса! Я засну, а ты…
Он досадливо сморщился.
– Ты мне всю жизнь теперь будешь…
Потом резко вскочил и то ли вздохнул, то ли застонал.
– Думаешь, мне легко сейчас… рядом – вот так, сидеть? Да я с ума всю неделю схожу – так хочу тебя… Но вот сдохну – пальцем тебя не трону! Пока сама не разрешишь, вот! – по-детски заключил он.
– Вот и не трогай, – быстро проговорила Соня.
Несколько секунд, вопреки только что сказанному, оба готовы были кинуться друг другу в объятья. Это был поединок упрямств и гордынь.
Наконец, он скривил губы и сказал зло:
– Только я в этой комнате лягу. На полу. А то вдруг тебе ночью хуже станет.
– Что – прямо на полу?
– Ну… есть же у вас матрас какой-нибудь…
– У Аньки есть спальный мешок, она его на дачу брала.
– Отлично.
Соня встала и полезла в шкаф. Достала свежее бельё и, ничего не говоря, перестелила постель. Дима стоял, колеблясь – то ли помочь, то ли лучше не лезть. Потом она нашла в кладовке Анькин спальник и бросила его на пол. Что делать дальше, Соня не знала.
Оба заняли исходную позицию: она на кресле, он – на краю дивана. Соня первая прервала молчание.
– Расскажи про себя. На кого ты там учишься, где работаешь.
– Мы словно знакомимся с тобой, – усмехнулся Дима.
– А мы и правда знакомимся.
– Я на факультете защиты информации учусь. То есть – почему учусь? Мы уже диплом защитили. У экономистов – госэкзамены были, а у нас ещё и дипломный проект. Мой приняли ко внедрению! – с гордостью заключил он.
– Анька хвалит тебя, говорит, ты там знаменитость.
– Ну… – в его голосе прозвучало маловато скромности.
– Я уже второй год работаю. Фирма занимается разработкой новых противоугонных систем. У меня уже два «ноу-хау». Сертификат даже есть.
– Ничего себе! – искренне удивилась Соня.
– А ты говоришь – папочка! Да отец сам удивляется – он у меня не технарь.
Вспомнив про его отца, Соня помрачнела.
– Уехать бы куда… где никто не знает, кто ты… – пробормотала она.
– Сонечка! Всё будет хорошо. Папа меня всегда понимал.
– Не в этом дело. Давай не будем сейчас…
– Ладно. Мы ведь ещё поговорим с тобой – обо всём, да?
– Не знаю…
– Сонь… Тебе правда – легче? Ты горишь. Щеки красные.
– Не знаю.
Она и сама не могла понять – то ли у неё снова температура, то ли просто взвинчена до предела.
– Тебе… лучше лечь? – неуверенно спросил Дима.
– Нет, не лучше, – отрезала Соня. – Что ты меня всё укладываешь? Позвони-ка домой. Скажи, что скоро придёшь.
Он отрицательно помотал головой.
– Тогда полезай в свой спальник. Я хочу спать.
Она самой себе противоречила, к тому же, было ещё рано, но Дима ничего не заметил. Он послушно расстелил на полу спальный мешок.
– Брюки жалко… – сказал он. – Отвернись, я сниму.
– Я уже видела тебя без штанов, – усмехнулась Соня. – Подожди… я дам тебе что-нибудь. Рубашку тоже жалко. Небось, бешеных денег стоит.
– Триста баксов, – объявил Дима.
Соня на секунду замерла возле шкафа, хотела съязвить, но удержалась.
– Не надо, – он перехватил её руку. – Я ничего надевать не буду… после него.
– Здесь нет его вещей. Это отчима. Мама хранила то, что он не забрал.
– Не надо, – упрямо повторил Дима. – Я закалённый.
Несколькими нервными движениями, не глядя на Соню, он стащил с себя брюки и аккуратно повесил на стул. Потом расстегнул рубашку. Она и хотела бы не смотреть, но не могла. А Дима делал вид, что не обращает на неё никакого внимания. Он нырнул в спальный мешок. Соня погасила свет и, как была, не раздеваясь, легла на диван и прикрылась одеялом. Наступило молчание, впрочем, даже тишина между ними казалась материальной, наполненной до краёв.
– Сонь… – сдавленным голосом произнёс он. – У тебя есть снотворное?
– Кажется, нет. А зачем?
– Тогда пистолет.
– Тогда лучше домой… ещё успеешь на последний автобус. Ты где живёшь? Хотя, что я спрашиваю… конечно же, на Озёрной.
Он ничего не ответил.
– Митя… – позвала она через какое-то время.
Он молчал – неужели, и правда, уснул?
– Митя, – повторила она чуть громче. – Ты меня слышишь?
– Сонечка… повтори ещё раз, – взволнованно произнёс он. – Ты когда называешь меня так… меня с катушек сносит.
Повторять она не стала, чтобы не выдать дрожь в своём голосе. Митя был так близко, что Соня слышала его дыхание. «С катушек сносит…» Её саму сносило куда-то только от одного звука его голоса, она не могла спокойно думать о его прикосновениях, пыталась не вспоминать, как это было тогда, на даче, и мечтала, мечтала о его поцелуях, жаждала снова почувствовать его руки, прижаться к нему – всем телом… Мысли беспомощно метались в голове, не подвластные разуму – все они были направлены лишь на одно: быть с ним, только быть с ним… Какой же выход – есть ли какой-нибудь выход?