Читаем без скачивания Забытое королевство - Петр Гуляр

У хозяина дома, в котором остановился Ньима, была очень красивая дочь. Между привлекательным тибетцем и этой насийской девушкой завязался роман, и в должное время ее «продали» Ньиме за немалую сумму денег — иными словами, они поженились. Прожив пару месяцев в Лицзяне, они уехали в Лхасу. Спустя примерно год они вернулись, и я узнал, в чем заключалось дело, с которым приезжал Ньима.

Как я уже писал, во время войны караванная торговля между Лхасой и Лицзяном достигла небывалого расцвета, изрядно обогатив многих лицзянских торговцев и их лхасских партнеров. Но тут Япония капитулировала, внезапно воцарился мир, снова открылись порты в Шанхае, Гонконге и Кантоне, и в континентальном Китае начисто пропал интерес к перевозке дорогостоящих грузов караванами. Однако в этот момент в Лицзян как раз начали прибывать крупные караваны, вышедшие из Лхасы за месяц или два до прекращения военных действий. Большую часть товаров тибетские торговые дома, желая заработать побольше, выслали наложенным платежом, с тем чтобы получить деньги после продажи товара на месте. Лицзянские купцы, получая товар, послушно пересылали его дальше, в Куньмин, где он продавался с огромным убытком или оседал на складах. Лхасские торговцы в панике слали ежедневные телеграммы, требуя оплаты товара, однако ничего не получали. К этому моменту в товар, уже прибывший в Лицзян, был вложен капитал почти в полмиллиона индийских рупий, так что торговцы и правительство страны оказались в весьма затруднительном положении. Не считая капитала торговых домов, в караванную торговлю было вложено множество денег из государственной сокровищницы, а также личных средств членов правительства, включая и министра Кашопу.

Наверняка в Лхасе кое-кто испытывал недобрые предчувствия по поводу такого невероятного разрастания караванных перевозок в Китай, и наиболее мудрые люди, скорее всего, понимали, что золотой дождь долго не продлится. Именно из этих соображений, как мне кажется, Ньима и был послан в Лицзян и Куньмин, чтобы оценить, насколько велик рынок сбыта в этих городах и насколько можно доверять отдельным насийским и хэцзинским купцам. Похоже, молодой человек отнесся к своему заданию со всем тщанием и послал руководству благоприятный отчет. В ином случае поток караванов остановился бы. Однако бедный Ньима никак не мог предвидеть внезапного краха могущественной Японской империи и мгновенного заключения мира. В конце концов, он был всего-навсего способным секретарем и дельцом, а не Оракулом Нечунга, и, по всей видимости, кризис не ухудшил ни его репутацию, ни его положение.

Тибетцы — люди рассудительные, и в том, что касается разумных рисков, проявляют себя как истинные короли торговли. Масштабы постигшей их торговой катастрофы были (совершенно справедливо) восприняты ими как воля провидения. Кто мог предсказать появление атомной бомбы и внезапное перемирие, если до того война тянулась множество лет и ей не видно было конца? Однако излишним легковерием тибетцы не отличались, так что шедшие из Лицзяна и Хэцзина телеграммы, в которых утверждалось, что за товар не удалось выручить ни копейки, на веру они не принимали. Правительство страны решило провести расследование по факту неоплаты товара, благополучно прибывшего по месту назначения.

Вооружившись необходимыми рекомендациями и доверенностями от Кушо Кашопы и главного министра, Ньима снова полетел в Лицзян, захватив с собой жену. Одновременно с этим сделки насийских и хэцзинских купцов в Лхасе подверглись небольшой проверке, а на дальнейшее отправление ими денег в Индию и Китай был наложен запрет. По правде говоря, их фактически взяли в заложники.

Во второй свой приезд Ньима застал в Лицзяне совсем иную атмосферу. Обычную приветливость и радушие главных насийских и хэцзинских купцов в отношении их тибетских братьев словно ветром сдуло. Эти хитрые лисы быстро разнюхали основную причину приезда Ньимы. Вместо богатых ужинов началась игра в прятки. Визит в одну фирму выявил, что ее хозяин стоит на пороге смерти, так что увидеться с ним нельзя. В другом месте Ньиме заявили, что хозяин несколько дней назад уехал в Куньмин. В третьем ему сообщили, что организовать встречу не выйдет, так как руководство до сих пор не вернулось из Сягуаня. Подобные отговорки встречали его всюду. В истинно восточной манере изысканно-учтивый Ньима не стал ни впадать в ярость, ни угрожать кому-либо преследованием по закону. Вместо этого он спокойно объяснил, что приехал в Лицзян погостить у тестя, заботясь главным образом о здоровье жены, а деловые визиты совершает исключительно по случаю. Он сообщил, что остается в Лицзяне на неопределенный срок и, возможно, будет время от времени наведываться в Хэцзин и Куньмин, чтобы навестить старых друзей-купцов, которые так некстати разъехались из Лицзяна кто куда. Тем временем он обратился в местную администрацию и начал собственное расследование. Наконец «заболевшим» купцам пришлось выздороветь, а уехавшим — вернуться. Начался цирк. Надев самые старые свои халаты, эти миллионеры плакали навзрыд, жалуясь, как разорили их колоссальные убытки, которые им пришлось понести, и как голодают их семьи. Они предъявляли свои конторские книги, чтобы подтвердить масштабы убытков, и проделывали множество трюков, чтобы сорвать миссию, с которой приехал Ньима, и не уплатить ни доллара. Почти еженедельно Ньима телеграфировал в Лхасу длинные отчеты. Он взял с меня клятвенное обещание молчать и попросил помочь ему с переводом сообщений на английский язык — об их содержании не должны были догадаться его противники, которые подкупили служащего на телеграфе, чтобы он снимал для них копии. Ньима определенно не стеснялся в выражениях, описывая этих мошенников.

Несколько платежей удалось с невероятными трудностями выбить, часть непроданного товара нашлась — мошенники хранили его у друзей либо в тайниках. Некоторые владельцы фирм, объявивших себя банкротами, в виде компенсации предложили свои дома. Однако правительство Тибета находилось далеко и было совершенно не заинтересовано в приобретении этого недвижимого имущества, а кроме того, по окончании торгового бума стоимость домов в Лицзяне резко упала. После войны город быстро утратил важное торговое значение и вернулся к своему прежнему положению тихой маленькой столицы забытого племенного королевства, которое мировые события всегда обходили стороной. В конечном итоге в Лицзян пришли красные, и Ньима благоразумно прекратил бесплодный сбор невыплаченных долгов и покинул город вместе с женой — на том же самолете, что и я сам.

Однажды утром, сидя у себя в кабинете, я услыхал звон серебряного колокольчика и бросился к окну, чтобы посмотреть, кто идет. Возможно, это была дурная привычка, но я никогда не мог удержаться — подходил к окну всякий раз, как с улицы доносился звон колокольцев, стук копыт по мощеной дороге или другие необычно громкие или незнакомые звуки. Причиной тому было мое желание видеть все, что стоило увидеть, и не пропускать ничего из происходившего в этом волшебном городе. Я был неизменно благодарен провидению за то, что оно поселило меня в доме, так удобно расположившемся прямо на главной дороге, которая вела к множеству деревень, населенных разными народами, а также в Сягуань и в саму Лхасу. С раннего утра до поздней ночи она была заполнена не— обычными людьми и колоритными, поразительными зрелищами, какие ни за что нельзя было упускать.

Покачиваясь в серебряном седле великолепного черного мула, которого вел под уздцы солдат в черном шерстяном плаще и с винтовкой, по улице ехала красивая молодая дама в синей плиссированной юбке, красной куртке и невероятных размеров тюрбане из алого шелка. За ней бежали две женщины в голубых платьях, босые, но в серебряных украшениях. К моему удивлению, мул остановился у наших ворот, и солдат начал открывать их. Я успел сбежать вниз как раз вовремя, чтобы выйти навстречу даме в момент, когда она ступила на порог. Она улыбнулась мне и представилась.

— Я — королева А У-цзинь из Лодяня, — с элегантной простотой произнесла она. — Мне всегда хотелось увидеть ваш дом, — добавила она очаровательным серебристым голосом.

Она была небольшого роста, необычайно хорошенькая и живая как ртуть. Я поклонился и жестом предложил ей подняться наверх. Она взбежала по лестнице, а за ней последовали две фрейлины и солдат. В кабинете она пошла прямо к моему столу и уселась на стул. Босые дамы в синих тюрбанах сели на пол вместе с солдатом. Я спросил королеву, не желает ли она чаю. Сморщив нос, она ответила «нет». Быть может, кипяченой воды? — снова спросил я. В ответ она рассмеялась.

— Неужели у вас нет ничего получше? — спросила королева, с вызовом глядя на меня.

Намек был понят. Слуги принесли чашки, и я достал кувшин лучшего иньцзю. Она очень быстро опустошила свою чашку, и я налил ей вторую. Она требовала, чтобы я не отставал, и сама протянула чашку солдату, пояснив, что на самом деле он — ее рыцарь. Фрейлины с жадностью выпили налитое им вино. Все развеселились. Вскоре мы уже задавали друг другу вопросы сугубо личного толка. Я рассказал ей о себе, о том, чем я занимаюсь и сколько мне лет. Она сообщила, что ей всего-навсего восемнадцать и она только что развелась с шестым по счету мужем. Она приехала в Лицзян за покупками, а также чтобы навестить родственников, живших неподалеку от деревни Шуво.