Читаем без скачивания 50 знаменитых загадок истории XX века - Владимир Сядро

Другой приверженец этой версии также ссылается на архивные фото, в частности, на то, где «Есенин лежит на диване… волосы взлохмачены, верхняя губа опухшая, правая рука в окоченении повисла в воздухе. На ней следы пореза. И сколько я ни всматривался в фотокарточку, признаков наступления смерти от удушения не видел. Не было высунутого изо рта языка, придающего лицу висельника страшное выражение. Да и удивлял сам факт, что труп положили на диван, ведь у повешенных ослабевают мышцы мочевого пузыря и другие мышцы».

Что же произошло в последний день жизни поэта? По воспоминаниям поэта-имажиниста Вольфа Эрлиха, 27 декабря днем он, Устинова, Ушаков и Измайлов обедали у Есенина. Вечером Эрлих ушел домой, так как утром должен был получить перевод для Есенина.

На фигуре Эрлиха стоит задержаться особо, ибо его роль в произошедшей трагедии весьма неоднозначна. К примеру, в 1927 году художник Сварог писал: «Мне кажется, этот Эрлих что-то ему подсыпал на ночь, ну… может быть, и не яд, но сильное снотворное. Не зря же он „забыл“ свой портфель в номере Есенина. И домой он „спать“ не ходил — с запиской Есенина в кармане. Он крутился не зря все время неподалеку, наверное, вся их компания сидела и выжидала свой час в соседних номерах. Обстановка была нервозная, в Москве шел съезд, в „Англетере“ всю ночь ходили люди в кожанках. Есенина спешили убрать, поэтому все было так неуклюже и осталось много следов. Перепуганный дворник, который нес дрова и не вошел в номер, услышал, что происходит, кинулся звонить коменданту Назарову. А где теперь этот дворник? Сначала была „удавка“ — правой рукой Есенин пытался ослабить ее, так рука и закоченела в судороге. Голова была на подлокотнике дивана, когда Есенина ударили выше переносицы рукояткой нагана. Потом его закатали в ковер и хотели спустить с балкона, за углом ждала машина. Легче было похитить. Но балконная дверь не открывалась достаточно широко, оставили труп у балкона, на холоде. Пили, курили, вся эта грязь осталась… Почему я думаю, что закатали в ковер? Когда рисовал, заметил множество мельчайших соринок на брюках и несколько в волосах… пытались выпрямить руку и полоснули бритвой „Жилетт“ по сухожилию правой руки, эти порезы были видны… Сняли пиджак, помятый и порезанный, сунули ценные вещи в карманы и все потом унесли… Очень спешили… „Вешали“ второпях, уже глубокой ночью, и это было непросто на вертикальном стояке. Когда разбежались, остался Эрлих, чтобы что-то проверить и подготовить для версии о самоубийстве…». Следователи свидетельства Сварога во внимание не приняли, и в нарушение законодательства к делу они приобщены не были.

Если верить Эрлиху, после его ухода в номере остались Есенин и Ушаков. Утром 28 декабря Эрлих вместе с Устиновой постучались к Есенину в номер, но на стук никто не ответил. Они обратились к коменданту Василию Назарову (сотруднику ГПУ), он открыл дверь отмычкой и впустил туда Устинову и Эрлиха, которые и обнаружили труп своего друга. Кстати то, что сам Назаров в номер заходить не стал, а вызвал милицию, наводит на определенные размышления. Можно предположить, что он знал, что произошло. Существуют показания его жены о том, что ее муж, чекист, 27 декабря пришел домой и лег спать, но неожиданно был вызван по телефону на службу. Поздно вечером Назаров вернулся и рассказал ей о смерти Есенина. Но, согласно официальной версии, на тот момент поэт был еще жив!

Несмотря на то что рядом с гостиницей располагались ГПУ и прокуратура, на место трагедии явился лишь участковый надзиратель Николай Горбов, составивший следующий акт: «…мною был обнаружен висевший на трубе центрального отопления мужчина в следующем виде: шея затянута была не мертвой петлей, а только правой стороны шеи, лицо обращено к трубе, и кистью правой руки захватила за трубу, труп висел под самым потолком и ноги были около 1 1/2 метров, около места, где обнаружен повесившийся, лежала опрокинутая тумба, и канделябр, стоявший на ней, лежал на полу. При снятии трупа с веревки и при осмотре его было обнаружено на правой руке повыше локтя с ладонной стороны порез на левой руке, на кисти царапины, под левым глазом синяк, одет в серые брюки, ночную рубашку, черные носки и черные лакированные туфли. По предъявленным документам повесившимся оказался Есенин Сергей Александрович, писатель, приехавший из Москвы 24 декабря 1925 года».

Под актом поставили свою подпись В. Эрлих, В. Рожественский, П. Медведев и М. Фроман (все литераторы). Этот акт просто поражает небрежностью и непрофессионализмом. Участковый не описал следы крови в номере, а они, по свидетельствам очевидцев, были повсюду: на полу, стенах, столе, не исследовал трубу отопления, состояние одежды. В газетах того времени упоминалось, что на столе лежало окровавленное лезвие. Но в акте о нем не упоминается. Не осмотрены и не описаны травмы на теле погибшего. А ведь лицо Есенина было изуродовано, левый глаз вытек, над ним был багровый синяк, под правой бровью глубокая, похожая на проникающую, рана, поперек лба справа налево шла глубокая впадина. На предплечье правой руки большая рваная рана. В подобных случаях при составлении акта обязательно должен присутствовать судмедэксперт, но в документах об этом нет ни слова.

При этом из акта Горбова никак нельзя заключить, что речь идет о самоубийстве. Понятые не видели труп в петле, но свидетельствуют об этом письменно. Позже Рожественский напишет, что видел труп на полу: «Прямо против порога, несколько наискосок, лежало на ковре судорожно вытянутое тело. Правая рука была слегка поднята и окостенела в непривычном изгибе. Распухшее лицо было страшным…»

По официальной версии, впадина на лбу появилась в результате длительного соприкосновения с горячей трубой отопления. Однако накануне вечером, по словам Эрлиха, Есенин был вынужден сидеть в зимнем пальто, так как в те дни не топили и в номере было холодно. Да и никак не сумел бы поэт взобраться на подставку от канделябра и повеситься на высоте около 4 метров, ведь Есенин был невысоким — 168 см, а высота подставки — около 1 метра 20 см. И самостоятельно накинуть петлю на шею он не мог. Даже если бы он делал это обеими руками — левой, с порезанными венами, и правой, с рваной раной — ему бы пришлось, как минимум, подпрыгнуть. Более того, кровь из ран поднятых вверх рук непременно попала бы на плечи и осталась и на стене.

Общеизвестно, что у повесившихся все мышцы расслабляются. Но у Есенина правая рука была согнута и таковой осталась в трупном окоченении, что возможно только в том случае, если он был повешен уже после смерти. Среди оказавшихся на месте происшествия одним из первых был уже упоминавшийся художник Сварог, который сделал зарисовки Есенина, лежащего на полу. На них четко видны следы насилия, травмы, явно насильственного характера, и разорванная одежда погибшего. Однако их проигнорировали. Более того — перед тем, как место трагедии было сфотографировано, номер и одежду привели в порядок.

Официальные объяснения причин травм у Есенина неубедительны и надуманы. На фотографии на шее Есенина четко горизонтальная странгуляционная борозда видна только на части шеи, что бывает при удушении жертвы сзади. При повешении полоса горизонтальной быть не может, и она отчетливее в стороне, противоположной узлу петли. Современные судмедэкспертизы пришли к выводу, что покойный в повешенном состоянии пребывал более 12 часов, что означает, что смерть Есенина наступила не утром 28 декабря, как заявлено официально, а 27-го. Кстати, у Светланы Есениной хранится документ на право наследования, в котором датой смерти поэта названо 27 декабря.

На место трагедии прибыл агент угрозыска Ф. Иванов, однако уголовное дело так и не было заведено. Смерть поэта посчитали самоубийством. И одним из самых весомых аргументов стало знаменитое прощальное стихотворение Есенина:

До свиданья, друг мой, до свиданья.Милый мой, ты у меня в груди.Предназначенное расставаньеОбещает встречу впереди.До свиданья, друг мой, без руки, без слова,Не грусти и не печаль бровей,В этой жизни умирать не ново,Но и жить, конечно, не новей.

Приверженцы версии самоубийства рассматривают его как убедительное свидетельство упаднического настроя поэта и намерения свести счеты с жизнью. Близкий друг Есенина поэт Анатолий Мариенгоф в своих мемуарах делает вывод: «Есенинская трагедия чрезвычайно проста. Врачи это называли „клиникой“. Он и сам в „Черном человеке“ сказал откровенно: Осыпает мозги алкоголь. Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, осыпал жизнь».

Еще в 1922 году Сергей Есенин жалуется в письме своему поэтическому «наставнику» Клюеву: «Очень я устал, а последняя моя запойная болезнь совершенно меня сделала издерганным». В Америке, где он находился вместе с Айседорой Дункан, Есенин допивался до эпилептических припадков. Дункан тогда в газете «Геральд Трибьюн» писала в попытке хоть как-то обелить непутевого мужа и объяснить пьяные дебоши с крушением мебели в отелях: «Приступы душевного расстройства, которыми страдает Есенин, происходят не только от алкоголя… а также отравления крови от употребления „запрещенного“ американского виски, в чем я имею удостоверение одного знаменитого нью-йоркского врача, который лечил Есенина при подобных припадках в Нью-Йорке…»