Читаем без скачивания Ты не виноват - Дженнифер Нивен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Крошка, милая, ты пойми, что у тебя много чего получается, и ты везде преуспеваешь, а не только в одном-единственном деле…
За ужином мы едим молча, после чего мама поднимается ко мне в комнату и изучает обновленную доску.
– А что случилось с сайтом? – интересуется она.
– Он закрыт. Не было никакого смысла вести его.
– Наверное, ты права. – Она говорит довольно тихо, а когда я поднимаю на нее взгляд, то вижу, что глаза у нее покраснели. – Наверное, я к этому никогда не привыкну, – говорит она и вздыхает так тяжело, как никогда раньше. В этом вздохе слышна ее непрекращающаяся боль потери. Она кашляет и указывает мне на новую записку про пока еще безымянный интернет-журнал.
– Тогда расскажи мне о нем.
– Возможно, я создам новый журнал. Или не создам. Мне кажется, что я дошла до этого совершенно естественным путем после того, как закрыла наш сайт.
– Но тебе нравилось с ним работать.
– Это так, но я теперь тружусь над другим сайтом, и он будет отличаться от первого. Там не будет всякой ерунды и ненужных мелочей, там будут серьезные размышления, настоящие статьи про настоящую жизнь.
Она указывает на надписи: «Литература», «Жизнь» и «Любовь».
– Ты имеешь в виду это?
– Не знаю. Вероятно, так будут называться разделы моего журнала.
Она ставит стул поближе к компьютеру и присаживается рядом со мной. А потом начинает задавать вопросы, собираюсь ли я сделать журнал только для девушек моего возраста или он будет интересен и старшему поколению? Собираюсь ли я все делать самостоятельно или буду прибегать к помощи профессиональных писателей и журналистов? И какая основная цель этого журнала? Главное, почему я решила начать другой журнал после того, как успела закрыть аналогичный?
Потому что людям моего возраста надо куда-то обращаться за советом, или за помощью, или ради развлечения, или просто очутиться в такой обстановке, когда никто за тебя не волнуется и не переживает. Именно здесь они бы могли становиться беспредельно свободными и ничего не бояться. Именно тут они очутились бы в полной безопасности. Это все равно как очутиться в своей комнате.
Но все это я еще не обдумала до конца, а потому отвечаю:
– Не знаю. – А вдруг это вообще глупая затея? – Если что-то делать, надо начинать заново, а у меня пока лишь обрывочные мысли. Какие-то разрозненные кусочки. – А машу рукой сначала в сторону компьютера, потом стенки. – Это только зернышко той или иной идеи. Пока ничего целого и конкретного.
– Рост сам по себе содержит зерно счастья. Перл Бак. Может быть, это то, что тебе нужно. Может быть, как раз его и будет достаточно. – Она подпирает подбородок рукой и смотрит на экран компьютера. – Можем начать с малого. Открой новый документ или возьми чистый лист бумаги. Это будет наш холст. Помнишь, еще Микеланджело говорил, что статуя уже находится внутри куска глины. Она и была там с самого начала, а его работа состояла в том, чтобы извлечь ее оттуда. Твои слова тоже уже будут присутствовать здесь.
Следующие два часа мы генерируем все новые идеи, чуть ли не перебивая друг друга, делаем записи, и в конце концов у меня складывается весьма конкретное впечатление, каким именно должен быть новый интернет-журнал с полным списком тематики статей, которые будут выходить в рубриках «Литература», «Любовь» и «Жизнь».
Уже почти десять. Мама уходит, пожелав мне доброй ночи. В дверях она задерживается и спрашивает:
– Ты доверяешь этому парню, Ви?
Я поворачиваюсь на стуле.
– Финчу?
– Да.
– Думаю, что да. На сегодняшний момент он, пожалуй, мой единственный друг, – поясняю я и сама не понимаю, хорошо это или плохо.
Она скрывается за дверью, а я ложусь на кровать, устраивая компьютер на коленях. Нет, самой мне никогда не справиться с журналом целиком. Я записываю пару имен, куда входит Бренда Шенк-Кравиц, Джордан Грипенвальдт и Кейт Финч, возле которой я ставлю маленький вопросительный знак.
«Зерно». Пожалуй, неплохое название. Через пять минут я уже официально регистрирую его в сети. Моя плоть и кровь. Мой кусок глины.
После этого я захожу в «Фейсбук» и отправляю Финчу сообщение: «Надеюсь, с тобой все в порядке. Приходила навестить тебя, но тебя не оказалось дома. Моим родителям стало известно, что я прогуляла уроки, они очень расстроились. Мне кажется, это может стать концом наших путешествий».
Я выключила свет и, только закрыв глаза, понимаю, что впервые за долгое время забыла вычеркнуть очередной день в календаре. Я встаю, ощущая прохладу деревянного пола под босыми ногами, и иду к шкафу. Достаю черный маркер, который у меня всегда под рукой, снимаю колпачок. И тут рука сама собой замирает. Я смотрю на дни, оставшиеся до окончания школы и полной свободы, и дыхание останавливается. Это просто дни, даже меньше, чем год, а потом – неизвестно, куда я отправлюсь и чем займусь.
Я закрываю маркер и сдергиваю календарь с дверцы шкафа, потом складываю его в несколько раз и прячу в ящик стола. Туда же бросаю и маркер. После этого я выскальзываю из комнаты и направляюсь вниз.
Я открываю дверь в комнату Элеоноры и захожу внутрь. Желтые стены пестрят фотографиями сестры и ее друзей из Индианы, сестры и ее друзей из Калифорнии. Над кроватью висит флаг штата Калифорния. В углу ее кисти и краски. Родители производят тут перепланировку, хотя и достаточно медленно, пытаясь сделать так, чтобы получилось очень красиво.
Я кладу ее очки на тумбочку.
– Спасибо, что разрешила поносить, – говорю я. – Но у меня от них голова болит. И они просто омерзительные. – В этот момент мне даже показалось, что я слышу ее искренний смех.
Вайолет
Суббота
На следующее утро я, спустившись к завтраку, вижу Теодора Финча, сидящего за столом вместе с моими родителями. Свою красную шапочку он повесил на спинку стула. Финч спокойно пьет апельсиновый сок, перед ним стоит уже пустая тарелка. Губа у него разбита, под глазом фингал.
– А без очков тебе лучше, – заявляет он.
– Что ты тут делаешь? – интересуюсь я, вопросительно переводя взгляд с него на родителей и обратно.
– Завтракаю. Это самый важный прием пищи из всех. Но самое главное – я должен был объясниться за вчерашнее. Я уже рассказал твоим родителям, что это была моя идея прогулять уроки, и ты совсем не хотела этого делать. Ты уговаривала меня вернуться в школу, чтобы избежать неприятностей. – Финч съедает еще один фрукт и вафлю.
– А еще мы обсудили основные правила, касающиеся вашего совместного проекта, – поясняет папа.
– Значит, мне можно продолжать работать над ним?
– Мы с Теодором поняли друг друга, правда? – Папа кладет на тарелку вафлю и передает ее мне.
– Так точно, сэр, – кивает Финч.
– Это очень серьезно, – напоминает папа, многозначительно поглядывая на Финча.
– Конечно, сэр, – послушно соглашается Финч.
– Мы сказали, что доверяем ему, – вступает в беседу мама. – И ценим то, что он вернул тебя к управлению автомобилем. Мы хотим, чтобы ты могла развлекаться, в меру, разумеется. Просто соблюдай меры безопасности и не пропускай уроки.
– Хорошо. – Я цепенею. – Спасибо.
Папа поворачивается к Финчу:
– Нам еще понадобится номер твоего телефона и родителей, чтобы мы могли связаться с ними в случае необходимости.
– Все, что попросите, сэр.
– Твой отец не тот ли Финч, что занимается складской деятельностью?
– Совершенно верно.
– И бывший хоккеист?
– Именно.
– А мама где работает?
– Занимается недвижимостью и подрабатывает в книжном магазине.
Мама улыбается отцу, и эта улыбка означает, что нам всем следует немного расслабиться. Она обращается к Финчу:
– Какие у тебя планы насчет колледжа?
И мы начинаем непринужденно обсуждать эту тему. Когда мама начинает интересоваться, чем бы Финч хотел заняться помимо учебы, я задумываюсь, потому что у меня ответа на этот вопрос нет.
– Планы меняются каждый день. Вы, конечно же, читали «По ком звонит колокол».
Мама понимающе кивает.
– Ну так вот. Роберт Джордан понимает, что жить ему остается недолго. И говорит, что для него существует только понятие сейчас. Если сейчас – это только два дня, значит, два дня и есть вся твоя жизнь, и все происходит соразмерно этому отрезку времени. Никто из нас не знает, сколько ему осталось. Может, всего месяц, а может, впереди еще лет пятьдесят. Но мне нравится жить так, как будто остается всего два дня.
Финч говорит, а я наблюдаю за родителями. Он говорит тихо, но непринужденно, и я понимаю, что он делает все это из уважения к ушедшим, в частности, Элеоноре, которой досталось не так уж много времени.
Папа пьет кофе, потом откидывается на спинку стула, устраиваясь поудобнее.
– В индуизме считается, что жить надо, так сказать, на полную катушку. Вместо того, чтобы стремиться к бессмертию, они ведут здоровый образ жизни.