Читаем без скачивания Ричард Длинные Руки — граф - Гай Орловский

Она вспыхнула.

— Это я старовата?

— Не вы, — вскричал я испуганно, — облик! Облик староват. Имидж. Чародей помнит, что, когда был маленьким, так одевалась его бабушка. В этом случае он вас воспринимает как… нет, не бабушку, но несколько устаревшую… модель. Как одежды, так и поведения.

Она слушала внимательно, с напряжением в лице и всей фигуре, спросила быстро:

— Как? Какие могут быть изменения?

Я сказал осторожно:

— Ну… это я потому сказал, что сам застал, как одевались бабушки, потом как моя мама одевается… совсем иначе!.. А вот те девушки, что пошли водить первые в жизни майские хороводы, они совсем-совсем по-другому…

Она в волнении заходила взад-вперед по комнате, руки заломила, от всей фигуры вспышками пошли волны то безудержного отчаяния, то такой надежды, что мне становилось неловко.

— Так!.. Сделаем так. Хризия и ее девки сядут срочно шить новые платья. Ведь нужно только новые платья? Или еще что? Какие серьги? Кольца, браслеты? Лента на волосы или золотой обруч? Что с волосами: взбивать или заплетать косы?

Я кашлянул, она остановилась, я сказал все так же осторожно:

— Дело в том, что глаза быстро привыкают. Ко всему. Особенно — мужские. У вас очаровательная грудь, леди Элинор, я никогда такой бесподобной не видел, но когда все женщины на свете одинаково обнажают грудь в одинаковых декольте… в смысле вырезах платья, то и такие замечательные сиськи, как у вас, бесподобная леди… только не бейте, могут пройти незамеченными. Это как если в реку набросать много-много щепок и мелких веток, пусть плывут, а с ними запустить огромное бревно, то проплывет незамеченным! Знаю, мы не раз так воровали у соседей, а они у нас в отместку воровали коз… Потом, правда, друг другу возвращали, это у нас такие шуточки.

На ее чистом лбу попытались собраться морщинки, но эластичная кожа не позволила, однако я видел, с каким усилием волшебница старается понять новую концепцию смены эрогенных зон.

— Необычно, — призналась она, — но, похоже, ты прав. Никогда о таком не думала. Но как же… Все потому и ходят в одинаковых платьях, что иначе… неприлично!

— Эх, леди Элинор, — ответил я со вздохом, — но мода ведь меняется… не сама. Находится смелая женщина, что решается одеться иначе, выходит на улицу или в свет, показывается на королевском приеме… и на другой день уже все наперебой начинают шить такие же наряды! И все, что носили еще вчера, объявляется устаревшим, ужасным, старомодным, дурновкусным… Все начинают щеголять друг перед другом отрицанием старой моды, чтобы не оказаться среди этих устаревших…

Она слушала с напряжением, но внимательно.

— Продолжай.

— Однако, — сказал я с лицемерным вздохом, но она сразу насторожилась, — для внедрения новой моды нужно одно важное условие. Без него, увы, ничего не получится. А получится только полный крах, позор, осмеяние.

Она насторожилась еще больше, приподнялась.

— Что за условие?

Я развел руками.

— Женщина, решившая одеться иначе, должна быть… красивой. И лицом, и фигурой. Или очень знатной. Например, если королева решится выйти в необычном платье, то на другой день все придворные дамы появятся в таких же. А через неделю так же оденутся все знатные женщины в ближайших замках.

Ее лицо просветлело, я сумел польстить очень умело, молодец.

— Что ты советуешь? — спросила она в лоб.

Я понурил голову.

— Ваша милость рассердится…

— Не рассержусь, говори!

— Как я уже говорил, наши мужские глаза ну совсем привыкли к виду этих полушарий, что выпячиваются из-за корсажа. Куда ни взглянешь, везде глаз натыкается на них. Это уже как… ну не знаю шо!

— Что нужно? — оборвала она.

— Сменить открытые зоны, — объяснил я. — Сиськи спрятать, а показать то, что было закрыто. А потом, когда все привыкнут, можно поменять взад. Но это будет нескоро, мы, как улитки, — неспешные.

Она смотрела исподлобья, спросила неприятным голосом:

— Показать… что?

— Ноги, — ответил я робко и втянул голову в плечи. — У нас бабушки показывали сиськи, а вот мамы, чтобы привлечь внимание, показывали ноги. Это еще как сработало!

Леди Элинор смотрела с колебанием. Я видел по глазам, что перспектива приоткрыть хотя бы щиколотку кажется дикой, отвратительной, мерзкой. Это же верх неприличия, это возмутительно, таких женщин просто непонятно куда отнести, если даже блудницы ходят в платьях до полу. А тут, чтобы знатная дама да вдруг обнажила ногу…

— И обнажать надо, — вздохнул я, — обнажать много. Хотя бы до колена.

Она вскочила, взвизгнула, глаза метнули зеленую молнию. На противоположной стене зазвенело, посыпались цветные осколки.

— До колена?

— Увы, — ответил я смиренно. — При этом надо выглядеть очень строгой и деловой. Никакого флирта, вы заняты делом, а костюм этот — самое обычное и нормальное дело, только старые и тупые таращат глаза. Вот так!

Она на глазах начала наливаться гневом.

— Я должна делать вид, будто не замечаю, что на мне безобразно короткое платье? Это что ж, настолько я пьяна?

— Ваша милость! — вскричал я умоляюще. — Я, что ли, предлагаю или даже настаиваю вам такое сделать? Упаси… гм… упаси! Просто рассказываю по вашему требованию… попробуй не ответь!.. к каким хитрым уловкам в нашем, как вы говорите, завернутом прибегают женщины, чтобы обратить на себя внимание мужчин. Только и всего. Это у нас! А вы — как хотите.

От нее пошли волны гнева, что горячими потоками перегретого воздуха прокатываются по моей коже. Я глупо и преданно таращил глаза: хорошо быть дураком, хорошо!

Она снова прошлась по комнате взад-вперед, я поворачивался за нею, как стрелка магнита, она хмурила лоб, затем резко остановилась, вперила в меня властный взгляд.

— Сегодня пойдешь со мной к озеру.

Я поклонился, стараясь, чтобы поклон был простолюдинный, без налета светскости, шарма или куртуазности, словом, будто цирковой медведь перед бросающими на арену конфеты.

— Как скажете, леди Элинор. Люблю поплавать.

Она брезгливо поморщилась.

— Никто тебя, дурака, не зовет плавать. Просто мне нужно в воды озера… для своих целей, тебе непонятных. А ты подождешь на берегу.

— Это хорошо, — ответил я, — не люблю лягушек. Когда идем, сейчас?

Она сказала сухо:

— Не «идем», а «иду». А ты сзади, понял?.. Ты не идешь, а сопровождаешь.

— Ползу, что ли? — пробормотал я озадаченно и наморщил лоб. — Ладно, разберусь. Могу и поскакать на одной ноге, если недалеко.

Ее лицо передернулось, но сдержалась, только сказала еще суше: