Читаем без скачивания Квест - Борис Акунин

Но спорить немец перестал. Должно быть, вспомнил, что из семерых чекистов «чистоплюйка» нейтрализовала пятерых, «слюнтяй» двоих, а он сам ни одного.

— Давайте вооружимся, захватим самое необходимое и будем сматываться. — Гальтон очень к месту ввернул хорошее жаргонное слово, да еще и прибавил уместную поговорку. — Скорому зайцу и волк нипочем.

Каждый выбрал себе оружие по вкусу. Доктор взял «кольт»[56] одного из усыпленных. Зоя — «браунинг»[57] охранницы. Айзенкопф, поколебавшись между «маузером» и «вальтером»,[58] предпочел последний.

— Уходить будем через чердак, по крышам. Во дворе и на улице, возможно, дежурят. Придется оставить мой кофр здесь…

С тяжелым вздохом биохимик стал рыться в своем гигантском чемодане. Вынет что-нибудь, покачает головой, положит обратно. Потом снова.

— Всё, пора! — поторопил его Норд. — Что если у них предусмотрена смена караула? Уходим, уходим!

Жалобно простонав, Айзенкопф оторвался от своей сокровищницы.

— Возьмите вот это, — стал он совать доктору небольшой, но ужасно тяжелый металлический ящик с ручкой.

— Вы с ума сошли! Здесь полсотни фунтов!

— Вы ничего не понимаете! Это же универсальный конструктор! Без него нельзя!

— Вот сами его и тащите.

— Я беру переносную лабораторию. А Зоенька возьмет вот эту сумку, она легкая!

Но ласковое обращение не растрогало жестокосердную барышню.

— Идите к черту, Курт. Мне хватит своего багажа.

— А мне моего саквояжа, — отрезал Гальтон. — Вперед! Уже светает! Из-за ваших железок и склянок мы все пропадем!

Пришлось биохимику ограничиться «универсальным конструктором», да еще парой свертков, которые он запихнул себе за пазуху.

— Пожалеете потом, да поздно будет… Не говорите, что я вас не предупреждал… Боже, сколько драгоценностей я оставляю чекистским шакалам!

Под ворчание и брюзжание Айзенкопфа они поднялись на чердак, оттуда вылезли на крышу. Потом перебрались на соседнюю. Спустились по трубе на двухэтажную пристройку, по пожарной лестнице вскарабкались на высокий кирпичный дом. Здесь пришлось сделать привал, потому что тяжело нагруженный немец выбился из сил.

Группа расположилась между двумя кирпичными трубами, согнав с них стайку облезлых молчаливых кошек.

По железной кромке крыши пролегла розовая полоска.

Над Москвой вставало солнце.

открылось бы взору человека, случайно заглянувшего на крышу шестиэтажного жилого дома по улице Герцена, бывшей Большой Никитской, ранним утром 5 мая 1930 года, в день рождения основоположника пролетарской идеи Карла Маркса.

Двое мужчин и женщина вели оживленный разговор, сидя спиной друг к другу. При этом женщина приводила в порядок лицо и прическу после бессонной и явно бурной ночи; один из мужчин яростно тер себе лоб и щеки (это был африканский массаж для стимуляции мыслительного процесса); у другого мужчины лица вообще не было. Вернее, их было два. Он стянул с себя одно, заросшее сивой бородищей, аккуратно упаковал в мешочек и стал прилаживать другое, желтоватого цвета.

За удивительным спектаклем наблюдали несколько бездомных кошек, время от времени отвратительно поскрипывавших когтями о металлическую поверхность крыши. Тогда женщина морщилась и говорила «Кыш!», но кошки не убегали. Это было их место, они ждали, пока чужаки уйдут.

— …Сначала я хочу услышать ваше мнение. Ситуация стала слишком опасной, — говорил адепт африканского массажа, закончив с лицом и приступая к обработке своего бритого скальпа, отсвечивающего красками восхода. — Теперь на нас будет охотиться вся тайная полиция России. Мы прерываем миссию?

— Нет.

— Ни в коем случае!

Бритый кивнул. Другого ответа он не ждал. Если бы коллеги выразили желание отступиться, он продолжил бы дело в одиночку. Распаленный интерес ученого — сила, не знающая преград и не подвластная инстинкту самосохранения.

— Тогда начну с технического вопроса. Мы не можем все время сидеть на крыше. Нужно найти новую базу… — Гальтон раздраженно дернул головой. — Послушайте, так невозможно разговаривать! Я уже могу обернуться?

— Да ради бога, — пожал плечами Айзенкопф, хотя вместо лица у него пока еще висело нечто морщинистое, невообразимое.

— Нет, — сказала княжна. — Еще рано. Кыш вы, проклятые! …Найти базу нетрудно. Почти в каждом доме есть пустые квартиры с печатью ГПУ на двери.

Немец мстительно заявил:

— Теперь не получится. Бланки и документы остались в кофре. Я взял только удостоверение для своей новой маски. И не говорите, что вас не предупреждали!

— Ну, удостоверение есть и у меня. — Зоя вынула из кармана красную книжечку. — Махоркина Клавдия Фоминишна, агент 3 разряда ОГПУ. Взяла у своей подружки. Как она там, бедная, со сломанной шеей? Фотография мало похожа, но вряд ли управдом станет вглядываться. Ему корочки хватит.

— А я теперь товарищ Сяо Линь, слушатель Университета трудящихся Китая имени Сунь Ятсена,[59] — объявил Айзенкопф, наконец завершив свое превращение.

Морщины на его маске разгладились, пузыри и вмятины выровнялись. Теперь на крыше сидел пожилой китаец с узкими глазами, совершенно бесстрастным лицом, куцей седой бороденкой и жидкими, но длинными усами.

— Ни хао, — поклонился он ошеломленному Норду. — Что означает «здравствуйте»…

Наконец обернулась и Зоя. Скептически поглядела на преобразившегося биохимика.

— Даже не знаю, какая из ваших физиономий противней. Неужели нет ничего посимпатичней?

— Другие остались в чемодане, — печально молвил Айзенкопф. — Теперь я обречен быть китайцем, пока не вернусь к себе в лабораторию.

— Не расстраивайтесь. Шансов вернуться у вас немного. Кыш! Кыш! — Она снова замахнулась на беспокойных кошек. — …Проблема не в квартире. Как выбраться из этого района? Он наверняка уже наводнен агентами. Мы правильно сделали, что не стали шататься по пустым улицам на рассвете. Но не вечно же нам сидеть на крыше. Предлагаю вот что. Мы с Гальтоном спуститься вниз не можем — нас опознают. Но…

— А я говорил: надо всех прикончить, — все тем же сварливым тоном вставил германокитаец.

— …Но герра Сяо опознать невозможно. Недалеко отсюда, на площади Революции, находится «Гранд-отель»,[60] там стоянка такси. Вы отправитесь туда, возьмете машину, въедете во двор. Такси проклаксонит, мы быстро сойдем вниз и сядем. Всё очень просто.

Биохимик подергал мочалкообразную бороденку, покряхтел, но, кажется, не нашел, к чему можно придраться в этом простом и легко осуществимом плане.

— Если только на гостиничной стоянке в этот ранний час найдется такси… Как я заметил, в Москве их и днем-то немного.

— Найдется. В «Гранд-отеле» единственный на весь город ресторан, работающий до утра.

— Отличное решение. Молодец! — похвалил Гальтон. — Ты у нас вообще сегодня героиня. Курт сделает, как ты предлагаешь, но чуть позже, когда на улицах будет побольше народа. А теперь давайте обсудим главное. У нас ведь еще не было возможности рассказать тебе о том, что случилось в музее…

— … «Le clé est le pharmacien du Grand Homme. CherchezOmnia-eksplanare-chez-mari-gri», — медленно повторила княжна. — Да, вторая фраза — то ли шифр, то ли просто абракадабра. Зато первая предельно ясна. Загадочный советчик недвусмысленно рекомендует нам заняться фармацевтом великого человека, то есть личным фармацевтом советского вождя товарищем Громовым. Иными словами: ключ не в Институте пролетарской ингениологии, а в его директоре. Это очень важная подсказка. Но возникает столько вопросов…

Айзенкопф нюхал вынутый из кармана платок.

— Эх, я взял на пробу жидкость из остальных флаконов, но сделать анализ теперь не сумею. Все нужные реактивы остались в чемодане, который вы мне…

— Перестаньте ныть про свой чемодан! — отмахнулась от него Зоя. — Если можете прибавить что-нибудь существенное к рассказу Гальтона, говорите. Не можете — помалкивайте.

— Я могу кое-что прибавить. Насколько это существенно, не знаю. Однако я обратил внимание вот на какую странность: тайник закрывался очень плотно, почти герметично, а на всех поверхностях и на самих флаконах скопился слой пыли. Это значит, что пузырьки были поставлены туда очень давно. Может быть, не один год назад.

— Он прав! — воскликнул Норд. — Из этого закутка на меня дохнуло… как бы это сказать… запахом другого времени.

Доктор смутился и замолчал, понимая, что его слова прозвучали ненаучно, даже глупо.

— Что это значит, Гальтон?

— Сам не знаю. Тут всё непонятно. Одни сплошные вопросы. Кто оставил послание? Почему этот человек владеет технологией изготовления самсонита? Откуда он знал годы назад, что мы или вообще кто-то заглянет в тайник? А главная тайна — подсказка про Громова. Это уж вообще необъяснимо! Мистер Ротвеллер не сообщил мне чего-то очень важного. Это с его стороны нечестно!