Читаем без скачивания Сексуальная жизнь в Древней Греции - Ганс

Менее известна, зато прославлена Пиндаром в золотом блеске поэзии любовь Аполлона к Эвадне, приемной дочери аркадского царя Эпита. Не в силах далее скрывать свою беременность, она рассказывает обо всем отчиму, и тот отправляется в Дельфы спросить совета оракула. Тем временем у его дочери начинаются роды, когда она идет к источнику за водой, как это было принято у древних; она тайно родит в лесу ребенка – мальчика, которого вынуждена там оставить; отчим возвращается из Дельф с ответом, что новорожденный мальчик – сын Аполлона и ему предназначено судьбой стать прародителем бессмертной семьи предсказателей. Теперь его разыскивают повсюду, ибо никто ничего не знает о мальчике; мать приносит его из леса, где он лежал, укрытый фиалками, поэтому она дает ему имя Иам, то есть «сын фиалки».

Еще одна история рассказывает, как Аполлон добивался любви Кирены, дочери фессалийского царя Гипсея. Этот рассказ замечательно обработал Пиндар. Не соответствовало высокому образу солнечного бога, чтобы он добился любви девушки силой, поэтому поэт описывает, как в душе Аполлона страсть борется с благородством, и переводит этот конфликт в диалог между Аполлоном и Хироном, мудрым кентавром и воспитателем героев. Как выразился Хайнеманн, Аполлон и Хирон – это выражение юношеского нетерпения и мудрости – двойственная природа души этого бога. Отсюда юмор Хирона, откровенное добродушное поддразнивание: давая совет, он знает, что Аполлон поступит по-своему (Пиндар. Пифийские песни, 9, 19–56):

Это он вскормил Кирену, чьи локти сильны,И не любила она ни возвратный бег челнока по станку,Ни радость пиров средь верных друзей, —Нет: меч и дротМедный обрушивала она на лесных зверей,Мирный покой добывая для мирных стад,И мало взыскивал с ее век перед зарейСладкий наложник – сон.В безоружном единоборстве с тяжелым львомЗастиг ееДальний стрелец с широким колчаном, Аполлон;И так он выкликнул Хирона из покоев его:«Выйдя из святых пещер, сын Филиры,Подивись на женскую мощь и дух,Как юная бьется, не дрогнув лбом,Сердцем осиливая усталь,В душе не обуреваемая страхом!Кто родил ее? Отсевком какого сенаОна держит убежища тенистых гор?Силу она вкушает безмерную!Праведно ли поднять на нее громкую мою руку,Праведно ли с ее ложа сорвать медовый цветок?»И ярый кентавр,Усмехнувшись из-под добрых бровей,Отозвался таким ему советом:«Умному ЗовуТайные вверены ключиСвятых ласк.И богам и людямСтыдно у всех на видуМять перины сладкого ложа, —Оттого-то тебя, кто не властен лгать,Медвяный пылПонуждает к притворному слову.Откуда ее род,Спрашиваешь ты, владыка?Спрашиваешь ты, кто знает Предел всех путей и цель всех вещей,И сколько вешних листков брызжет на земли,И сколько песчинок клубят моря и реки меж вихрейи воли,И все, чему быть, и откуда быть?Но уже если тягаться мне с мудрым,То слово мое – вот:Ты пришел сюда быть ей мужем,Ты умчишь ее за море в избранный Зевсом сад,Ты поставишь ее владычицею города,Где надравнинный холм принял люд с островов,И державная Ливия, край широких лугов,По-доброму примет в золотом дому твою славнуюнимфу[59].

Еще чаще в греческой мифологии встречаются любовные связи Аполлона с мальчиками. Рудольф Байер в своем эссе о гомосексуальных связях в греческих мифах перечисляет не менее девятнадцати любимцев Аполлона, и в этом списке он еще упустил Илея, однажды упомянутого Гесиодом. О Гиацинте уже шла речь; здесь следует добавить, что вазовая живопись часто использовала сюжеты любви Аполлона и Гиацинта, иногда, но реже – сюжеты о любви Зефира к Гиацинту, несколько таких рисунков дошли до наших дней. Среди поэтов, особенно александрийского периода, любовь Аполлона к Гиацинту также пользовалась особой популярностью.

То, что Аполлону, в качестве любовника зрелых юношей, поклонялись как идеалу и богу-покровителю, легко понять всякому, кто хотя бы в малой степени проникся природой греческой гомосексуальности. Поэтому его изображение всегда помещали в греческом гимнасии наряду с изображениями Гермеса и Геракла.

Пластическое искусство изображало Аполлона в яркой, блестящей форме и повторяло его образ в бесчисленных вариантах, столь многие из этих скульптур дошли до нас, что нет надобности подробно на этом останавливаться. Но мне хотелось бы остановиться на одном изображении, самом очаровательном и, как мне кажется, не нашедшем еще верной интерпретации.

Мы читаем у Плиния (Естественная история, xxxiv, 70) в списке бронзовых скульптур Праксителя: «Он создал и юного Аполлона, подстерегающего вблизи со стрелой подползающую ящерицу, за что его называют Сауроктонос, то есть убивающий ящерицу»[60]. До нас дошло несколько статуй обнаженного, изящного, несколько женственного юноши, левой рукой опирающегося на ствол дерева, по которому бежит ящерица, правую руку он поднял; лучшие копии этой статуи находятся в Ватикане и Лувре. Также известно, что ящерица, животное, любимое солнцем, симпатична Аполлону, известно, кроме того, что особый род предсказаний связан с этим изящным созданием природы. Так отчего же бог солнца хочет ее убить? Непредвзятый подход поможет объяснить этот мотив: Аполлон, бог света и солнца с его теплыми лучами, которые символизирует копье, выманивает ящерицу из укрытия, чтобы порадоваться ее проворным и грациозным движениям.

Однако, на мой взгляд, этот мотив имеет еще и эротическую основу. По-гречески ящерица – мужского рода, и это же слово обозначает мальчика или юношу. В эпиграмме Марциала читаем: «Пощади ящерицу, подбирающуюся к тебе; она жаждет замереть в твоих пальцах». Отсюда недалеко до предположения, что образы убивающего ящериц Аполлона – это символ бога, который, имея отношения с мальчиками, не хочет убивать слабое создание, но скорее выманивает его из укрытия, чтобы поиграть с ним, пока оно не замрет от любви и желания под его уговаривающими пальцами.

Мы уже говорили о том, что культ Артемиды был не лишен эротического элемента. В представлении греков эта богиня-девственница обладала суровой красотой, высокой и статной фигурой. Она была самой красивой и высокой из всех нимф. Она всегда изображалась охотницей или бегуньей, в легкой одежде, подоткнутой за пояс, иногда на олене или в повозке, запряженной оленем. Во многих городах Греции девушки перед свадьбой посвящали ей свой хитон или пояс, отсюда ее название – «отбирающая пояс»; и именно ей после родов замужние женщины приносили свои пояса и одежду. Поскольку Артемида была богиней строгой скромности, все преследуемые мужчины и девушки были ее особыми любимцами, что особенно ярко предстает в рассказе о прекрасном Ипполите, о котором шла речь раньше; мы уже говорили об Артемиде Орфии и о бичевании мальчиков перед ее алтарем.

История о прекрасном охотнике Актеоне, который нечаянно подсмотрел за Артемидой во время ее купания и за это был превращен в оленя, которого разорвали его собственные псы, широко известна. Менее известен факт, что за тот же проступок она превратила Сипрота в женщину.

Культ знаменитой Артемиды Эфесской тесно переплетен с восточными представлениями. Здесь она выступает не девственницей, но кормилицей и матерью, что выражают множество грудей на ее культовом изображении; среди ее многочисленных жрецов были и так называемые гиеродулы (храмовые рабы) и евнухи. В соответствии с азиатской традицией культ Артемиды был основан амазонками, которых греки представляли в образе воинственных женщин-чужестранок, сражавшихся со многими древними героями; так, например, Пентесилея, царица амазонок из Термодонта (северное побережье Малой Азии), пришла на помощь троянцам и после храброй битвы с Ахиллом пала в сражении. Победный марш в Амазонию предпринимал и Геракл.

Гомер также называл амазонок женщинами «под стать мужчинам», но лишь позднее миф сделал из их государства совершенную гюнайкократию (правление и власть женщин). Их превосходство над мужчинами было основано на полном истреблении последних в походах, что вызвано какими-то климатическими либо – в соответствии с другими источниками – астрономическими условиями. Мальчиков после рождения либо лишали зрения, либо калечили и лишь девочек готовили к участию в сражениях и преследованию врагов с помощью гимнастических упражнений. Каллимах описывает военные танцы амазонок. Из самого их названия – «без груди» выводили мнение о том, что у девушек была лишь одна грудь, а другую либо удаляли, либо выжигали в детстве, чтобы она не мешала им правильно держать лук и метко целиться. Эта этимология, конечно, никуда не годится, однако истинное происхождение их названия неизвестно. Одеты они были, как мужчины, в короткие хитоны, оставляя правую грудь открытой. Такими по преимуществу они представлялись в пластических искусствах, с ровной поверхностью на месте отсутствовавшей груди – из эстетических соображений. Они владели тяжелым оружием, которым сражались и герои, однако предпочитали лук и стрелы, а также дротики, заточенные с одного или двух концов; они были великолепными наездницами и иногда вели бой с боевых повозок. Если амазонки представлялись теми, кого римляне определяли как virago (мужеподобные, мужчина-женщина), то ни один античный автор не пытался определить их как женоподобных мужчин. Надо заметить, что их считали не склонными к любовным отношениям, а поздние поэты по преимуществу говорили об их целомудрии. В пластическом искусстве древних амазонки были излюбленным мотивом, однако без полового определения. Наконец, как богине женского плодородия Артемиде поклонялись в Персии и в других частях Азии, где ее называли Анакитидой и где ее культ сопровождался многочисленными примерами храмовой проституции при участии гиеродулов.