Читаем без скачивания Роман с пивом - Микко Римминен

Такси, шурша колесами, повернуло направо, унося на крыше желтое расплывчатое пятно, похожее на желе, почему-то казалось, что все это происходило где-то очень далеко или, по крайней мере, за каким-то толстым непробиваемым стеклом. После исчезновения такси бежать стало легче, надо было только сосредоточиться на процессе и тщательно отталкиваться ногами, постепенно движение стало входить в некий естественный ритм, и даже подумалось, что недаром спортсмены так выкладываются на соревнованиях. Незадолго до перекрестка в доме по правой стороне улицы вдруг открылось окно на первом этаже, и на улицу вылетела пустая бутылка, однако подобное волеизъявление показалось неубедительным при такой погоде, а потом был уже перекресток, который следовало перейти быстро и осторожно, и только после этого вдруг пришла мысль о том, что с точки зрения главного дела, коим в настоящий момент являлось преследование Жиры и Хеннинена, было бы совсем неплохо хоть иногда смотреть по сторонам, вместо того чтобы думать только о спасении собственной жизни от всех этих пусть и вполне реальных, но в хронологическом и пространственном отношениях все же довольно гипотетически давящих средств.

А потом произошло так, что где-то в середине следующего квартала вдруг кто-то отчаянно закричал, и, услышав этот крик, пришлось на него отреагировать небольшой, в полсекунды, остановкой, однако за эти неприметные полсекунды ноги успели одеревенеть и застопориться и в дальнейшем наотрез отказались двигаться дальше.

Неподалеку располагалась небольшая горячительно-закусочная, в название которой вкралась некая надменная высокомерность, в дверях маячила женщина с таким видом, словно ее только что выставили вон как изрядно перебравшую, на ней было странное индиано-подобное одеяние, и она что было сил кричала в дождь: «Миета вышла вся», и эта «миета» звучала в ее устах, как нечто из того, что она только что выпила. Однако вдоволь насладится представлением не удалось, ибо случилось следующее — почему-то даже захотелось сказать: ибо в тот день случилось следующее, — со стороны перекрестка вдруг послышался громкий крик, по всем видимости, Жирин, а сразу за ним страшный хруст, сухой и резкий, а чуть позже еще один, словно кто-то спешил добавить после невольно вырвавшихся впечатлений от погоды, короткую фразу «мне кажется». Маршал попытался заставить закоченевшие ноги сдвинуться с места, но процесс был медленным и почти безнадежным, да еще к тому же и очень болезненным, несмотря на онемение; когда же после долгого кряхтения попытка увенчалась успехом и первый вымученный шаг на пути к дрожащему от воды и молний перекрестку был сделан, пришлось признать, что по ощущениям это было сродни тому, как если бы к ноге была привязана целая пристань.

Но постепенно ноги стал и двигаться. Поначалу он сам себе казался неуклюжим пластилиновым великаном, затерявшимся где-то среди небоскребов, весь процесс требовал необыкновенной сосредоточенности, но как только кровь вновь заструилась по жилам, вдруг обнаружилось, что, несмотря на кошмарную медлительность, все же удалось в довольно короткий срок добраться до места.

Они еще не успели даже выйти из машин, эти, как их там, но совсем не те, про которых говорят, что вот опять наобещали того и сего касательно погоды. Однако из всех присутствующих, численная часть которых оставалась неизвестной по причине непрозрачности обеих машин, двое были определенно хорошо узнаваемы.

Жира стоял на пешеходном переходе в какой-то неопределенной позе. Казалось, что его левая половина застыла на месте, следя за чем-то крайне любопытным, тогда как на правой происходило рождение некой новой идентичности. На другой стороне дороги стоял, зажатый между двух остановившихся автомобилей, понурый Хеннинен. Над его головой смело можно было бы разместить пузырь, как в комиксах, со словами «как же так?».

Этот перекресток, надо сказать, вообще появился в довольно-таки неподходящем месте, то есть, конечно, он не сам там появился, скорее все же это цивилизация поставила его в такое затруднительное положение: к улице Ваасанкату, расположенной на вершине хребта, с двух сторон круто поднималась Харьюкату, хребтовая, это само по себе было настолько нелепым, что хотелось тут же кому-нибудь пожаловаться, если бы только во всей этой кутерьме нашлось для этого время, ибо куда как более логичным было бы назвать Хребтовой улицу, идущую по хребту, а мелкие отростки вообще оставить в покое. Но сейчас на самом перекрестке было только две машины, обе они застыли в неестественных позах, и казалось, вот-вот покатятся под гору к расположенному внизу моргу.

Чуть выше стояла «тойота хайс» с изрядно покалеченным бампером, между ее носом и двумя машинами на перекрестке непонятно как сумел втиснуться помятый с обеих сторон серебристый «форд фиеста» восемьдесят четвертого года, откуда взялась эта цифра, было совершенно непонятно, но почему-то казалось, что именно этого года. Вода лилась с горы сплошным гладким потоком и начинала бурлить лишь под колесами, громко фыркая и отплевываясь высоко в воздух.

— Какого хрена? — спросил Маршал, остановившись рядом с Жирой и с недоумением глядя на застывшую композицию, потом на всякий случай еще раз повторил вопрос, на этот раз медленнее, растягивая слоги.

Жира, казалось, всерьез задумался над этим вопросом и взвешивал про себя некий ответ, но в тот момент, когда он открыл рот и, по всей видимости, уже был готов воспроизвести какой-то вариант, в «тойоте» открылась передняя дверь и из нее вылез лысый, бородатый хряк в кожаной жилетке, весом эдак килограммов сто тридцать. Он был похож на морского слона и тоже спросил: «Какого хрена?», вопрос этот прозвучал до ужаса ясно, несмотря на расстояние, непрекращающийся грохот грома и шум льющейся воды в ушах.

Словесное оживление хряка-в-коже привело к тому, что Жира, казалось, стал распадаться на части, похоже, он никак не мог решить, можно ли на эти два одинаковых вопроса ответить одновременно, что, в свою очередь, повлияло на то, что некая уже давно рвущаяся на свободу часть Жиры тихо и почти незаметно покинула бренное тело и стала медленно удаляться, насвистывая себе под нос что-то неразборчивое. Однако сам Жира продолжал стоять рядом и выглядел так, словно и в самом деле лишился чего-то важного, по крайней мере, значительной части крови, ибо лицо его было гораздо бледнее, чем, например, лицо того же Хеннинена, который даже отсюда, издалека, казался неожиданно повзрослевшим и как-то враз постаревшим: он стоял на краю тротуара, красный, как светофор. В то же самое время, несмотря на нарастающую вербальную невысказанность и клокотание грозового неба, события продолжали развиваться, «фиеста» вдруг завелась и газанула метра на два вперед, задевая на ходу бока стоящих на перекрестке машин и покореженный нос несчастного «хайса», при этом над перекрестком повис такой отчаянный и душераздирающий стон, какой можно услышать только из кабинета зубного врача. «Фиеста» остановилась в некотором отдалении, и ее водитель стал пытаться открыть помятую и, вероятно, заевшую дверцу, словно бы в ответ на это движение средняя дверца микроавтобуса вдруг распахнулась и наружу посыпались такие же сложные для понимания создания-в-коже, как и тот первый.

Выход их являл собой, бесспорно, зрелище не для слабонервных. Все они были более чем внушительных размеров, и в каждом движении сквозило сдерживаемое насилие — это при том, что, в сущности, они просто выходили из автобуса.

— Что-то мне это совсем не нравится, — сказал Маршал и посмотрел на Жиру, который, в свою очередь, посмотрел на Хеннинена, Маршалу же даже не пришлось смотреть на Хеннинена, ибо лицо Жиры исказила гримаса, ясно давшая понять, что все они в этот момент пришли к единому мнению и все это им определенно не нравится.

— Хеннинен! — закричал вдруг Жира таким срывающимся голосом, что в голову тут же пришла мысль о том, что крик этот полон неподдельной тревоги и заботы о ближнем, и сразу вслед за этим вспомнилась та обстановка, которой он был вызван, и подумалось, а стоило ли кричать и действительно ли Хеннинену угрожает исключительная по сравнению с остальными смертельная опасность, но тут вдруг произошел какой-то проблеск сознания, и вдруг вспомнилось, что, собственно, Хеннинен-то и заварил всю эту крайне непонятную кашу.

И как только все это продумалось до конца и было предано забвению, пришло время вернуться к действительности и начать действовать. На этот раз переход от мыслительной деятельности к реальным шагам не вызвал особых затруднений и прошел гораздо быстрее, чем в прошлый раз: нога мгновенно устремилась вверх и вперед, а после того, как движение это без труда повторилось с другой стороны, сомнений в стремительном развитии событий не осталось, все признаки указывали на то, что шаг этот в очень скором времени перейдет на бег. И он перешел. Однако тут возникла небольшая проблема, ибо в тот момент, когда Жира и Хеннинен ринулись в едином порыве на восток, к ближайшей станции метро, Маршал почему-то повернул назад, словно бы там, в прошлом, было безопаснее, но, проделав несколько бездумных шагов в ошибочном направлении, вдруг спиной почувствовал некий телепатический магнит дружбы, который заставил забить тревогу, вследствие чего пришлось тут же совершить резкий, как в кино, поворот, и взметнувшаяся для очередного шага нога, сменив неожиданно направление, оставила в воздухе лишь неясный след предполагаемого движения, тогда как сам герой уже был далеко, стремительно догоняя уходящих в сторону будущего Жиру и Хеннинена. И как-то вдруг все оказалось позади — все события, перекресток, и лишь неким затылочным зрением удалось взглянуть еще раз на место происшествия и увидеть краем глаза то, о чем тут же захотелось забыть, ибо открывшаяся в свете вспыхивающих молний картина была ужасно отвратительной: два волосатых бугая силой вытаскивали из маленького помятого «форда» несчастного водителя — очкарика, который, очевидно, лишь совсем недавно получил права.