Читаем без скачивания Пламя и кровь - Франсуаза Бурден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Топот и радостный визг в дальнем конце галереи заставили ее улыбнуться. Это близнецы возвращались после ужина в детскую и с хохотом гонялись друг за другом, несмотря на протесты Кейт. От их радости Бетти стало грустно. Никогда у нее не будет ребенка, ВИЧ-статус Джона это исключал. К тому же ей уже скоро сорок. А был ли у нее вообще выбор? Заметив Бетти, Люк и Ханна бросились к ней и притаились у нее за спиной.
– Не очень-то хорошо вы спрятались! – весело крикнула Кейт.
Прежде чем обнять малышей, она лукаво подмигнула Бетти.
– Сейчас расскажу им сказку и уложу спать. Я слышала, как приехали Джордж и Сьюзен, но думаю, что внизу нет никого, кроме Мойры на кухне. Не хочешь составить им компанию и предложить аперитив?
Довольная, что она участвует в жизни дома, Бетти поспешно согласилась. Она завидовала непринужденности Кейт, – казалось, та родилась в Джиллеспи, хотя приехала сюда лишь в тринадцать лет и была практически иностранкой. Впрочем, у нее не было французского акцента несмотря на то, что она преподавала в школе французский язык и литературу, и все, похоже, ее обожали. Отказавшись от приглашения Мойры взглянуть на только что приготовленную лососину, Бетти пошла в гостиную.
* * *
Малькольм купил бутылку шампанского, чтобы отпраздновать радостное событие. Он был так горд успехом Филипа, как будто добился персональной выставки или продал свою картину.
– За твой контракт! – сказал он, поднимая бокал.
Из всех художников некий модный сценарист выбрал Филипа и заключил с ним контракт на альбом комиксов.
Впервые в жизни у Филипа появилась возможность заработать благодаря своему таланту, и он был очень взволнован предстоящим проектом. Он уже начал работать над первыми рисунками, засиживаясь с ними до ночи и доводя до совершенства свои наброски.
Глядя друг на друга, они сделали несколько глотков, а потом Малькольм принес блюдо слоеного печенья с сыром.
– Ты его купил или сам испек? – спросил Филип.
– Сам испек. По рецепту Мойры – наполовину с чеддером, наполовину с пармезаном.
Они постоянно соревновались у плиты, стараясь удивить друг друга. Со временем их кухня обогатилась целой коллекцией затейливой кухонной утвари, отчего стала слегка напоминать лабораторию. Отделенная от гостиной высокой кирпичной стойкой, она была для обоих любимым местом в их прекрасной, уютной квартире, отделанной с большим вкусом. Родители предоставили ее Малькольму в первый год обучения, чтобы он жил так, как ему хочется. Вторая спальня оказалась ненужной, зато в ней было хорошее освещение благодаря стеклянной крыше, поэтому Малькольм оборудовал в ней мастерскую. Он проводил там светлую часть дня, пока Филип работал в гостиной за чертежным столом. Вопреки тому, что принято думать о совместном быте молодых начинающих художников, они вели довольно спокойную жизнь и покидали дом главным образом для того, чтобы пройтись по музеям или сходить в кино. В остальное время они любили приглашать друзей и специально составляли для них меню, готовя по очереди.
– Как приятно заработать наконец несколько фунтов! – воскликнул Филип со счастливой улыбкой. Хотя Малькольм никогда не интересовался его финансовой ситуацией, Филип втайне страдал от постоянного безденежья. Малькольм оплачивал все его счета, приглашал в рестораны, делал подарки, на которые тот ничем не мог ответить, и чувствовал себя от этого очень неловко.
– Это должно послужить мне трамплином, позволит добиться известности, – добавил он.
– Когда ты станешь очень востребованным художником-мультипликатором…
– А ты станешь знаменитым живописцем!
– Хм…
Малькольм так энергично замотал головой, что его длинные волосы взметнулись вверх. Он дважды выставлялся в Эдинбургской галерее, но без особого успеха. И все-таки его талант был очевиден, хотя он и не нашел еще свой стиль. Филип говорил ему, что его картины слишком пресны, слишком поверхностны и иногда даже слащавы, он должен дать волю своему воображению.
– Моя единственная проблема в том, что я не голодаю. Я вырос в благополучной семье, и для меня естественно быть воспитанным и учтивым даже в живописи. Если вдруг источником моего вдохновения становится что-то темное или жестокое, я его отвергаю.
– И ты не прав.
– Я знаю.
– Дай себе волю, пиши для себя самого! И не заботься о том, что подумают твои родители.
Они засмеялись, как смеются любящие друг друга, близкие люди. Малькольм по-прежнему был привязан к родителям и не хотел их разочаровывать, но они приходили в восторг от его нежных акварелей и отшатнулись бы от мрачных картин.
– Налей мне еще немного шампанского, – потребовал Филип. – Нам нужно съездить в ближайшие дни на ужин в Джиллеспи. Джон все еще там, и я думаю, что он собирается начать войну.
– Может, это его способ отогнать тревогу?
– Он всегда вел себя враждебно, даже в здоровом состоянии. Особенно по отношению к Скотту. И очень плохо, что он настраивает маму, потому что она в последнее время успокоилась. Помнишь в тот рождественский вечер – до того, как с Ангусом произошло это несчастье, атмосфера была вполне семейная.
– Но вы не можете выставить Джона за дверь! И уж тем более его мать!
– Хочешь сказать, что теперь его трогать нельзя, потому что у него ВИЧ?
– В общем, да. Скотт об этом знает, и ему будет еще труднее бороться с твоим братом. И я ему сочувствую, потому что обожаю Скотта.
– Эй! – возразил Филип – что значит: «обожаю» – ты не преувеличиваешь?
– Это просто фигура речи. Хотя твой шурин очень привлекательный мужчина. Кейт повезло – он без ума от нее, и это видно невооруженным глазом.
– И к тому же страшно ревнив. Кейт призналась мне в этом со смехом, но и с долей раздражения.
– Ревность – отвратительный недостаток, и мы почти все им страдаем. Кейт – цветущая молодая женщина, красивая, безумно обаятельная, и конечно, ее многочисленные коллеги-мужчины не могут быть к ней равнодушны, но такова жизнь – она полна встреч и соблазнов.
– Малькольм! Ты, случайно, не себя имеешь в виду?
– Нет. Я просто констатирую факт. А у Скотта тоже наверняка на прядильной фабрике и на винокурнях есть красивые женщины, и Кейт может это беспокоить.
– А я должен беспокоиться?
– Я только что сказал тебе, что ты – нет.
– Но ты подал заявку
