Читаем без скачивания Человек находит друга - Конрад Лоренц

По странной прихоти судьбы эта чаша меня пока миновала, так как все мои собаки, за одним только исключением, умирали в старости внезапной и безболезненной смертью без какого-либо моего вмешательства. Но рассчитывать на это, разумеется, нельзя, а потому я не очень осуждаю чувствительных людей, которые боятся приобрести собаку из-за неизбежности расставания с ней. Не очень осуждаю?

Нет, на самом деле я осуждаю их безоговорочно. В человеческой жизни любая радость оплачивается печалью.

И я считаю трусом того, кто отказывается от немногих безобидных и с эстетической точки зрения безупречных удовольствий, доступных человеку, только из страха, что рано или поздно судьба представит ему счёт за них. Тому, кто скупится на монету страданий, лучше всего запереться на каком-нибудь унылом чердаке и сохнуть там без пользы, точно луковица без зародыша, которая не может принести ветка. Да, конечно, собаки обладают индивидуальностью, каждая из них – личность в самом точном смысле слова, я меньше всего склонён это оспаривать, и все-таки они гораздо больше, чем люди, похожи друг на друга. Индивидуальные различия между живыми существами прямо пропорциональны их психическому развитию: две рыбы одного вида практически одинаковы во всех своих действиях и реакциях, но человек, хорошо знакомый с поведением золотистых хомячков или галок, замечает явные различия между отдельными особями. А две серые вороны или два серых гуся – это нередко совсем разные индивиды.

У собак такие различия выражены ещё ярче, поскольку они – домашние животные и их поведение допускает гораздо больше индивидуальных отклонений от стереотипа, чем это возможно для диких видов. Тем не менее сущность своей натуры, теми глубокими инстинктивными чувствами, которые определяют их особые отношения с человеком, все собаки очень схожи между собой, а потому, если потеряв собаку, вы немедленно возьмёте щенка той же породы, то при нормальном ходе событий вскоре убедитесь, что он заполнит пустоту в вашем сердце и жизни, которая возникла там после смерти старого четвероногого друга. Иной раз подобное утешение оказывается настолько действенным, что начинаешь испытывать некоторый стыд, словно ты в чем-то предал свою умершую собаку. И в этом собаки более верные друзья, чем их хозяева, так как в случае смерти хозяина собака вряд ли найдёт ему замену уже через полгода. Эти соображения могут показаться нелепыми тем, кто не признает нравственной ответственности по отношению к животным, но именно они заставили меня принять особые – если не сказать странные – меры.

В тот день, когда я нашёл моего старого Булли умершим от кровоизлияния в мозг на его обычном посту, я сразу же с горечью подумал, что он не оставил себе преемника. Мне тогда было семнадцать лет, и я впервые потерял собаку. Не могу выразить, как я тосковал без него. Много лет он был моим неразлучным спутником, и неровный топоток его лап, когда он бежал позади меня (он прихрамывал, так как передняя лапа у него была сломана и кость плохо срослась), настолько слился со стуком моих собственных шагов, что я перестал замечать и топоток и сопение, заставляет простодушных людей верить, будто их посещают призрак дорогих умерших. Много лет позади меня слышался перестук собачьих лап, и этот звук так прочно запечатлелся в моем мозгу (психологи называют это «эйдетичным феноменом»), что первые недели мне постоянно казалось, будто Булли бежит у меня за спиной.

А на тихих тропах над Дунаем у меня начинались настоящие слуховые галлюцинации. Если я прислушивался сознательно, топоток и сопение сразу прекращались, но стоило мне задуматься, и они снова звучали у меня в ушах. Только когда Тита – в то время ещё большелапый нескладный щенок – начала сопровождать меня на прогулках, призрак Булли был наконец заклят и исчез навсегда.

Тита тоже давно умерла. И как давно! но её призрак все ещё следует за мной, втягивая ноздрями воздух. Я позаботился об этом, свято выполняя не совсем обычный план.

Когда я лишился Титы столь же неожиданно, как и Булли, мне было ясно, что её место займёт другая собака, как она сама заняла место Булли, а потому, стыдясь своего непостоянства, я поклялся её памятью, что с этих пор меня по жизни будут сопровождать только потомки Титы. Человек по очевидным биологическим причинам не может сохранить пожизненную верность одной собаке, но он моет остаться верным её породе.

Когда я лицемерно уверяю оторвавшего меня от работы гостя, что очень рад его видеть, а Сюзи, ничуть не обманутая моими словами, сердито рычит и лает на него (когда она станет старше, то начнёт его легонько покусывать), она не только демонстрирует необыкновенное умение читать мои тайные мысли – наследие Титы, – но она и есть Тита, живое воплощение Титы! Когда на лугу она охотится на мышей и проделывает сложные прыжки мышкующих хищников, демонстрируя ту же страсть к этому занятию, что и Пиги, её бабка чау-чау, она и есть Пиги. Когда, обучаясь команде «Лежать!», она прибегает к тем же прозрачным предлогам, чтобы вскочить, какие одиннадцать лет назад изобретала её прабабка Стаси, и когда, подобно Стаси, она восторженно валяется в каждой луже, а затем, с ног до головы в грязи, спокойненько входит в дом, тогда она и есть Стаси, воскресшая Стаси. А когда она следует за мной по тихим приречным тропам, по пыльным дорогам или городским улицам, напрягая все свои чувства, чтобы не потерять меня, тогда она становится олицетворением всех собак, которые со времён первого приручённого шакала следовали за своими хозяевами, – чудесным итогом любви и верности.