Читаем без скачивания Книга и братство - Айрис Мердок

Однако существенной поддержкой для Лили были в этот период ее странные односторонние отношения с Краймондом. Это было единственное, что оставалось высоким и чистым. Для нее Краймонд в то время играл роль Бога. Лишь оно, это отношение, требовало проявления всего в ней лучшего и не могло выродиться во что-то ничтожное. Но оно, конечно, было и источником страха, поскольку власть над ней этого недоступного человека вселяла ужас. Открытки, естественно, оставались без ответа, но случалась еще машинописная работа, и ей несколько раз удалось увидеть Краймонда и недолго поговорить с ним. В один счастливый день он назвал ее «Лили». Она восприняла это как знак, что может больше не бояться получить отпор. Краймонд, которого опасались многие крепкие парни, иногда позволял себе быть добрым к слабым. Постепенно она достаточно овладела собой, чтобы составить здравый план неотложных действий. Она предприняла судорожные попытки «поумнеть», прочла несколько интеллектуальных романов, по телевизору смотрела «лучшие» программы. Даже попробовала ходить (недолго) на вечерние курсы французского. И почувствовала, что действительно немножечко меняется. Прежде ей трудно было представить, что она способна на такую странную, ни к чему не обязывающую дружбу, какая у нее сейчас завязалась с Гулливером Эшем. Между тем сблизиться с «кругом» Джин, на что она очень надеялась, по-прежнему не получалось. Джин буквально забыла о ней, только Роуз Кергленд поддерживала с ней связь и временами звала на вечеринки, от которых, впрочем, не было никакого проку.

Боги, которые от скуки подобным образом забавляются судьбами смертных, устроили так, что едва Лили, после долгих и рискованных попыток, установила хоть какие-то реальные отношения с Краймондом, период ее рабства, одержимости им закончился. Конечно, она все еще любила и ценила его больше всего на свете, но перестала быть беспомощной рабыней его личности. Она даже стала способна видеть его несовершенство, критиковать его перед другими, больше того, смело интересоваться его интимной жизнью, о которой, впрочем, мало что было известно. Из ее жизни ушел страх, и вообще она почувствовала себя лучше. В долгие часы раздумий над всей этой историей ей пришла мысль, что она «что-то значила» для Краймонда благодаря ее кажущейся дружбе с Джин. Она не знала, как отнестись к подобному предположению или даже нравится ли ей это или не нравился. Она благоразумно решила, что по-настоящему ничего не значит для Краймонда, который без всякой задней мысли просто терпел ее, как терпел своих многочисленных надоедливых поклонников. Но тем не менее она подспудно продолжала тешить себя мыслью, что все же нужна Краймонду, не сама по себе, конечно, а как посредница, возможная связующая нить с Джин. Ей нравилось думать о себе как о «спящем агенте», которого держат про запас, чтобы использовать в будущем. Опять же таки парадокс был в том, что, когда для Лили настал момент сыграть решающую роль в жизни Краймонда, она не поняла, что происходит, и чуть было все не провалила. Еще задолго до самого события она узнала от Роуз о бале в Оксфорде и кто собирается туда пойти, даже о Тамар и молодом американце. Так вышло, что непосредственно перед этим у нее произошла одна из коротких нечастых и теперь уже не вызывавших столь ужасного волнения встреч с Краймондом, для которого она распечатала крайне срочный материал — как всегда, торопливо написанные страницы на тему политики, никак не связанные с книгой, о существовании которой она, разумеется, знала, но которую никогда не видела. К этому времени Краймонд жил куда более уединенно в Камберуэлле, никаких секретарей, помощников, обожателей, «красногвардейцев». Лили, приходя, когда он ее вызывал, неизменно находила его одного в доме, и ей позволялось немножко поболтать, так что она всегда старалась заранее придумать, что бы сказать такое интересное. После той первой встречи ни разу не осмелилась упомянуть имя Джин, но иногда говорила, что встретила Роуз или Джерарда. Так она надеялась придать себе весу в глазах Краймонда, хотя понимала, что отношения между ним и «кругом» были исключительно холодные. Краймонд никогда не обращал внимания на эти намеки, но и как будто не раздражался. Вот так, невинно щебеча о Роуз, она выболтала новость о бале, до которого оставалась всего неделя, сказав «они все идут», и назвала в числе других мистера и миссис Кэмбес. Краймонд мгновенно (позже она еще удивлялась этой быстроте) ответил: «Пожалуй, я тоже пойду. Пойдешь со мной?» Лили едва в обморок не упала от удивления и радости.

Радость ее уменьшилась, когда по размышлении она поняла, что цель этого похода была именно той, какую следовало ожидать, и ею наконец воспользовались, чего она давно хотела, только это ее не утешило, потому что она оказалась в роли первого попавшего под руку инструмента. Ей даже подумалось, а не вообразил ли Краймонд, что, сообщая новость, на самом деле она передавала ему послание от Джин. И все-таки как ей было не питать самых безумных надежд на волшебный вечер, в который все могло произойти. До самого означенного события она его не видела; а тогда отправилась в Оксфорд на автобусе, поскольку Краймонд не предложил подвезти ее, а просто сказал, что встретит возле университетской проходной. Они прошли внутрь вместе и направились к ближайшему шатру, где остановились и Краймонд стал оглядываться. В этот момент Гулливер Эш и увидел его. Так случилось, что Краймонда сразу узнали в группе левацки настроенных старшекурсников, один из которых был лично с ним знаком, и они окружили его. Лили какое-то время сидела одна, и тогда ее заметила Тамар. С началом нового танца группа, окружавшая Краймонда, разошлась, исчез и сам Краймонд. Когда она позже снова увидела его, он танцевал с Джин.

Несколько недель после бала Лили оставалась в состоянии шока. Вскоре от Роуз, видеться с которой она положила себе за правило, ей стало известно, что Джин снова бросила мужа и ушла к Краймонду. Непрестанно думая о случившемся, Лили постепенно осознала, что потеряла его. В природе есть существа, которые, защищаясь, совершают такое, что вызывает их смерть. Высшими мгновениями в жизни Лили были те, что связывали ее с Краймондом, когда он был по-настоящему, жизненно необходим ей, но из-за произошедшего она прекратила все их отношения. Для нее было невыносимо, совершенно невыносимо находиться близ него. Никакой машинописной работы, никаких открыток, никаких посещений, никакой непринужденной болтовни — конец всему. Едва она это поняла, прежняя глупая любовь затопила ее, только теперь к ней примешивались все былые напрасные иллюзии и горькие воспоминания о том, как, счастливая и гордая, шагала она по лужайке к танцующим в шатре. Она думала, что умрет от разочарования, стыда и чувства оставленности. Затем, когда Роуз и другие стали говорить, что все это долго не продлится, что Краймонд — невозможный человек и Джин будет вынуждена сбежать от него, Лили принялась утешать себя новыми фантазиями, как в один прекрасный день он позовет ее, старую дорогую подругу, которая, когда все остальные предали его, осталась верна ему. Конечно, она никому не проговорилась, что рассказала Краймонду о бале; и даже чувствовала странный трепет, когда говорила себе, что именно из-за нее все началось. Ей чуть ли не казалось иногда, что она выжидает, выжидает, не выдавая себя, словно обладает таинственной властью над ним.

— Тебе не нужно будет ничего особенного говорить Джин, — объяснил Джерард Тамар. — Просто сходи, повидайся с ней. Ей достаточно будет посмотреть на тебя, чтобы все понять.

Джерард пригласил Тамар и Вайолет на коктейль, рассчитывая, что Вайолет, недовольная, когда ее не зовут особо, не придет, как обычно. Однако они появились вместе. Заглянула Патрисия и, к облегчению Джерарда, увела Вайолет показать, как Гидеон переделал квартиру наверху. Тамар на короткое время осталась в его распоряжении.

Они разговаривали в гостиной дома Джерарда в Ноттинг-Хилле. Комната, как кто-то сказал, была похожа на Джерарда, такая же мрачная и серьезная, но в спокойном и не без изящества стиле, зеленых и коричневых тонов с вкраплениями темно-синего и темно-красного, все в меру. Гостиная была просторной, с дверью в сад. На зеленом диване синие подушки, на синих мягких креслах — зеленые. Поверх темно-коричневого ковра, у широкого камина, в котором горел слабый огонь, — коврик с геометрическим узором, коричневым с красным. На стенах, оклеенных бумажными обоями в светло-коричневую крапинку, — английские акварели. Лампы в абажурах на нескольких столиках, примечательные вещицы на каминной полке. Джерард, не любивший оказываться на виду у личностей, могущих проникнуть в сад, сразу же, как стемнело, задернул темно-коричневые бархатные шторы.

Они стояли у камина. Тамар, которая вертела в пальцах бокал с шерри, была в обычной своей «униформе»: юбке и блузке с жакетом. Цвет подобрала в тон своему природному — коричневой древесной коры, зеленый и зеленовато-серый. Юбка и туфли с пуговками — приглушенно коричневые, чулки серые, жакет — темно-зеленый, но иного оттенка, нежели на Джерарде. Белую блузку украшал светло-зеленый шарфик. Темно-русые волосы тщательно причесаны. Большие зеленые с коричневой крапинкой глаза в доверчивом сомнении смотрят на Джерарда. Он не вполне был ей вместо отца. Святое место неведомого папаши было в душе Тамар пусто. Она часто думала о нем, но никогда о нем не говорила. Странно было представлять себе, что он не знает о ее существовании. Джерарда, который не приходился ей даже дядей, она давно любила и уважала. Из-за материнской антипатии к «ним» (в число которых, конечно, входили Пат и Гидеон) Тамар чуточку сторонилась Джерарда, особенно в последнее время. Она надеялась, что он понимает ее.