Читаем без скачивания Искусство видеть. Как понимать современное искусство - Лэнс Эсплунд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 9
Воспламенение
Джеймс Таррелл: Яснее ясного
В 1980 году посетительница выставки художника Джеймса Таррелла в нью-йоркском Музее американского искусства Уитни приняла одну из световых скульптур за стену галереи. Сделав шаг назад, чтобы прислониться к «стене» и не встретив на пути никаких препятствий, кроме цветной плоскости проецируемого света, женщина упала и вывихнула запястье. В итоге она подала в суд на Уитни. На той же выставке еще одна женщина заявила, что почувствовала себя настолько «дезориентированной и сбитой с толку» иллюзиями Таррелла, которые волшебным образом трансформировали свет и воздух в твердые на вид формы, что ее буквально «сбило с ног». Она тоже подала иск.
Иллюзия в искусстве – не новость. Плиний Старший в своей «Естественной истории» (77–79 годы нашей эры) пишет, что во время состязания между двумя живописцами, Зевксисом и Паррасием, Зевксис настолько реалистично написал натюрморт с кистью винограда, что птицы слетелись поклевать ягоды. А когда Паррасий, натюрморт которого был скрыт покрывалом, попросил Зевксиса отдернуть его, оказалось, что само покрывало – живописная иллюзия. «Я обманул глаз птиц, – сказал Зевксис, – но Паррасий обманул глаз живописца».
Таррелл своими произведениями не пытается кого-то обмануть или сбить с толку, и уж тем более сбить с ног, хотя многие из его световых инсталляций находятся в темных комнатах и состоят из прорезанных прямо в стенах отверстий, из которых льется слабый непрямой искусственный свет. Световые скульптуры Таррелла создают множество иллюзий, включая и те, что преобразуют пустоту в объем. И настройка глаз на скульптурный свет Таррелла – медленный, хотя и благодарный процесс. Зрителям объясняют, что до того, как их зрачки расширятся достаточно, чтобы воспринимать все нюансы работы Таррелла, может пройти до пятнадцати минут. Но и при обостренном зрительном восприятии его произведения озадачивают не меньше.
Таррелл родился в Лос-Анджелесе в 1943 году в семье квакеров, в 1965 году получил степень бакалавра психологии восприятия, а в 1973 году – степень магистра искусств. Кроме того, он выучился на пилота и живет по принципам пацифизма. Таррелл объединил весь этот спектр интересов – психологию, полет и мир – в своем искусстве. Он наиболее известен как член существовавшего в 1960–1970-х калифорнийского минималистского движения «Light and Space» («Свет и пространство»), объединившего группу таких художников, как Ларри Белл, Роберт Ирвин, Крейг Кауфман, Джон Маккрэкен, Брюс Науман и Даг Уилер, которые создавали атмосферные инсталляции за счет взаимодействия архитектурных форм, зрителей, а также естественного и искусственного освещения.
Пока глаза привыкают к инсталляциям Таррелла с их яркими полями света, цветное воздушное пространство перед вами будто дышит, раскрывается вовнутрь и приближается к вам; оно словно твердеет, сжижается и растворяется, привнося хаос в наши ощущения: мы уже не понимаем, что является формой, а что ею не является, что есть чистое освещенное пространство, а что – отраженный свет, упавший на стену, что мы видим, а что – нет. Имея дело с этими дезориентирующими произведениями искусства, я часто робко выдвигал руку вперед, в их бархатистый свет, словно помещая ее в другое измерение, не зная, зависнет ли моя рука в пустом пространстве или упрется в нечто твердое. Как однажды сказал Таррелл: «Обычно мы смотрим на свет иначе, потому что видим, как он что-то освещает. Но мне интересна вещественность, телесность самого света».
Таррелл подразумевает опыт взаимодействия с его иммерсивной световой инсталляцией «Яснее ясного» (1991), которая экспонировалась на ретроспективе «К свету» в Массачусетском музее современного искусства. Внутри этой инсталляции-инвайронмента вам может показаться, что вы находитесь в свободном падении или плывете по морю цветного света, а может быть – что вы на дискотеке и на вас со всех сторон направлены огни спецэффектов. Инсталляция, состоящая из множества плавных и медленных переходов цвета, в нескольких местах разделенных пятнадцатисекундными стробоскопическими эффектами, проводится в белой комнате размером примерно с квартиру-студию и длится девять минут. Перед тем как подняться по обитым ковровой дорожкой и напоминающим зиккурат ступеням и войти в главный зал инсталляции, зрители должны снять обувь и надеть синие бахилы. Они помогают сохранить пространство чистым, как операционная. Фоточувствительным зрителям инсталляцию посещать не рекомендуется.
На самом деле «Яснее ясного» проходит в двух пространствах: большом белом зале ожидания, где вы надеваете бахилы, и главном зале, где на высоте девяти ступеней происходит само действо. Чтобы попасть в главный зал на вершине лестницы, нужно пройти в широкий, похожий на пещеру тоннель, который кажется одновременно и древним и футуристичным. Проход ярко светится, бросая карнавальные отсветы в зал ожидания, так что там то царят сумерки, то возникает атмосфера ночного клуба или парка аттракционов.
В зале ожидания участники попадают на предварительный просмотр того, что им предстоит испытать. Сквозь открытый дверной проем видны резко очерченные силуэты тел находящихся в главном зале участников, и кажется, что их обстреливают молнии; пропитанные цветным светом – розовым, медовым, лаймовым, фиолетовым, синим, – они будто излучают сияние. Цвета их одежд кажутся раскаленными, словно их тела наэлектризованы, их контуры иногда вибрируют, словно дематериализуясь и материализуясь. Этот эффект привносит иронию в сцену, которая может навести на мысль о крематории или казни на электрическом стуле.
Когда предыдущая группа закончит просмотр, пригласят зайти вашу группу, в которой может быть до шести участников. Опыт зрителя, находящегося в основном зале, разительно отличается от предыдущего опыта. Сделать шаг в «Яснее ясного» – всё равно что шагнуть в другую вселенную. Не почувствовав перехода, я оставил роль наблюдателя и попал в ситуацию, в которой меня дико мотало между сенсорной депривацией и сенсорной перегрузкой. Одно дело смотреть со стороны, и совсем другое – сесть на кружащуюся, петляющую карусель. Это была молниеносная световая атака, как будто бы всех нас подожгли, внезапно окунули в неистовые, хотя и абсолютно беззвучные потоки желтого: яркие лимонно-желтые стены, пол, потолок и свет, который вливался в кажущееся безграничным пространство, пока цвета не начнут меняться.
У пространства «Яснее ясного» высокий белый потолок и белый пол, вызывающий головокружение легким наклоном внутрь зала, будто бы навстречу пустоте неизвестности. Наклонный пол добавляет шаткости и драматичности, вызывает опасение потерять опору и соскользнуть прямо в глотку произведения искусства. Мне удалось заметить, что в комнате нет прямых углов: что потолок перетекает в стены, а стены – в пол. Я чувствовал, что художник играет с моим восприятием глубины и моей способностью различать верх и низ, переднюю, заднюю и боковые стороны. У дальней стены комнаты наклонный пол обретает четкость, а прямо за ним ярко, как лайтбокс, освещенная стена сияет, словно портал в портале.